Перекати-поле

Подошел Сильва и сел рядом с ним; пес сочувствующе смотрел на своего хозяина, как будто спрашивал, что случилось.

— Ничего, приятель, — ответил Уилл, наклоняясь, чтобы почесать ему за ухом, — но может случиться.

Он свалял дурака, оставив свои отпечатки на браслете часов и следы слез на рубашке. Он должен был уничтожить и одно, и другое. У него нет алиби на момент убийства. Когда он рассказывал шерифу Уоллесу, где был вчера, тот понял, что ему врут. В его глазах безошибочно читалась жалость к давнему приятелю своего сына.

«Что ж, лучше уж я, чем мама», — подумал Уилл и, похлопав по бедру, велел Сильве следовать за ним. Он пошел в заднюю часть дома, чтобы позвонить отцу.

Они встретились в кабинете Джона в церкви Святого Матфея.

— Что случилось, сынок? — спросил Джон, молясь в душе. То же самое он делал всю ночь, моля Бога, чтобы его догадки не подтвердились.

Следов протекторов джипа и всем известной неприязни Уилла к Трею было достаточно, чтобы привлечь к нему внимание как к подозреваемому. Джон провел всю ночь в холодном поту, перебирая имена всех, у кого были стальные нервы и мотив убить Трея через столько лет. Кому, кроме Кэти, Уилла и Деке, было известно, где остановится Трей? Выходит, Трей знал этого человека, раз вышел из машины? Уилла бы он не узнал, если бы тот сам не подал ему знак.

— Думаю, что меня могут обвинить в убийстве Трея Дона Холла, — сказал Уилл.

Джон приготовился налить им кофе, но при этих словах поставил кофейник обратно рядом с пустыми чашками. В голове всплыли картины тюрьмы Пеликан-Бэй.

— Исповедь, данная священнику, даже если он отец подозреваемого, который при этом не является католиком, не может рассматриваться в суде в качестве доказательства вины, верно, папа? — спросил Уилл.

«Господи милосердный, — подумал Джон, сквозь участившееся сердцебиение уловив, насколько естественно Уилл произнес слово «папа». — Неужели мой сын собирается сознаться мне в убийстве Трея Дона Холла?»

— Все правильно, сынок, — сказал он.

— Тогда давай пройдем в исповедальню.

Сидя в тесной кабинке за темно-красной бархатной занавеской, Уилл сквозь решетку окошка выпалил:

— Я не убивал его, папа. Ты должен мне поверить.

— Конечно, сын мой. Я верю, — сказал Джон, у которого от облегчения вдруг закружилась голова, — но почему ты считаешь, что должен говорить мне о своей невиновности в кабинке для исповедей?

— Потому что, мне кажется, я знаю, кто его убил.

— Правда? И кто же это?

— Мама.

— Что? Ради Бога, с чего ты это взял?

Лицо Уилла помрачнело.

— Я не хочу думать так. Мне невыносимо так думать, тем более говорить об этом вслух.

— Хорошо, Уилл, сделай глубокий вдох, успокойся и расскажи мне, почему ты подозреваешь в этом свою мать.

Уилл описал, как он нашел тело, что подтвердило беспокойство Джона относительно следов джипа — детали, еще не известной прессе. Он мог представить себе шок и отчаяние мальчика, его боль, когда тот склонился над неподвижной фигурой человека, которого считал своим отцом. В такие моменты Уилл просто не мог думать об отпечатках пальцев, о следах своей машины или ДНК.

— Но почему ты сразу не позвонил в 911? — спросил он.

Уилл отвел глаза в сторону.

— Потому что… в общем, из-за мамы.

— Из-за того, что она оказалась на той дороге, где был убит Трей?

— Из-за того, что я думал, что она может быть в это замешана.

Джон усилием воли старался побороть охватившую его панику.

— А что тебя заставило так думать?

— Я… видел ее вчера вечером примерно в шесть пятнадцать на выезде с дороги, ведущей к Дому Харбисонов, — произнес он убитым голосом. — Она ехала как раз оттуда и остановилась на светофоре. Я в это время заправлял машину на другой стороне улицы. Она меня не заметила.

— Но она ведь признала, что ездила повидать Трея, а потом передумала.

— Да, верно, но, если бы все было именно так, она бы не нервничала. И… мама выглядела ужасно… как будто только что видела… убийство. Я подумал, что, возможно, она хотела возобновить отношения с Треем. Она сняла свой рабочий комбинезон, принарядилась, но, глядя на выражение ее лица, я решил, что он опять оттолкнул ее… И вот тогда я поехал, чтобы разобраться с ним, но… увидел тело. Судя по ране, это, скорее всего, была выпущенная из ружья пуля — как раз из такого старого охотничьего ружья, какое было у моей прабабушки.

В исповедальне вдруг стало неимоверно тесно и душно.

— Почему ты не думаешь, что она могла развернуться, не доехав до тела?

— Потому что я знаю свою мать. Ее дикция сейчас натренирована. И чтобы она нарушилась, нужно потрясение. Она точно плакала и была очень бледной.

Джон вспомнил тот вечер. Кэти и Уилл были не похожи на самих себя. Тогда он списал их возбуждение на эмоциональный подъем всего прошедшего дня, но, оказывается, им пришлось пройти через более серьезные испытания, чем ему.

— Ты после вчерашнего вечера говорил с матерью?

— Нет. Я позвонил ей сразу после выпуска экстренных новостей, но трубку она не сняла, и сотовый у нее был отключен. Я вынужден был оставить ей сообщение. С того момента я и переживаю по этому поводу. Может быть, она просто не хотела тогда со мной говорить? Понятия не имею, зачем ей было оставлять дом, если только… не для того, чтобы избавиться от ружья ее бабушки.

Уилл имел все основания для тревоги. После того как Рэнди уехал, Джон тоже звонил Кэти, но попал на автоответчик. Теряя голову от беспокойства, он ринулся на приходском грузовичке обратно к ней домой, но окна были темными. На звонок в дверь никто не ответил, и не было возможности проверить, стоит ли ее «лексус» в гараже. Он уехал, надеясь, что Кэти просто захотела побыть в одиночестве и еще раз осмыслить смерть Трея. Она бы не стала вот так закрываться от него, особенно сейчас, но ему оставалось только надеяться, что все это звенья одной цепи.

— А ты не пробовал звонить ей сегодня утром? — спросил Джон.

— Нет, потому что… это еще не все. — Уилл рассказал ему об утреннем эпизоде с участием шерифа. — Когда Рэнди сравнит мои отпечатки на стаканчике и отпечатки, которые я оставил на теле, у него на руках будут все улики, чтобы арестовать меня. Я не убивал Трея Холла. Я говорю это тебе, учитывая тайну исповеди, но, если мне предъявят обвинение, на суде я собираюсь сказать, что это сделал я.

— Уилл, послушай меня! — Джон отодвинул решетку на окошке. — Ты не сделал ничего плохого, и твоя мать тоже. Как ты можешь хоть на секунду представить себе, что Кэти способна на убийство…

— Я не могу, но полиция может.

— Им нужно будет это доказать, а ее с местом преступления ничего не связывает. Она, вероятно, наткнулась на тело точно так же, как ты, поэтому и выглядела такой расстроенной. И нет никакой необходимости сознаваться в том, чего ты не совершал. Если за тобой приедет Рэнди, не говори ничего — ни единого слова, — пока я не пришлю тебе адвоката. Все твои действия были исключительно разумны, а то, что ты не позвонил в полицию, вполне объяснимо. Ты поступил так, как сделал бы любой сын, который нашел своего отца лежащим на обочине и который боится, что в этом преступлении могут обвинить мать. У твоей матери не было причин убивать Трея. Не забывай, она знала, что он умирает.