Перекати-Поля
Шрифт:
Когда настал черёд десерта, она опять завела давний разговор про дачу. Оля сто лет назад решила, что им нужен форпост, место, где можно выжить, если в городе вдруг случится беда – беспорядки там, волнения… Апокалипсис…
– Апокалипсис? – переспросил папа и прыснул. – Ольча, сколько раз тебе говорить: не забивай ты этой ерундой свою прекрасную голову! Укрытия эти, убежища, выживальщики-параноики всякие… Всё будет нормально!
– Да откуда ты знаешь, пап? – возмутилась Оля. – Вдруг будет? А выживают подготовленные!
– Если и правда будет, – беззаботно добавил папа,
Папа предпринял попытку потрепать Олины волосы через стол. Но Оля от расстройства уклонилась, попыталась подойти к делу с другой стороны:
– Ну а если просто купить, для хозяйства? Будешь там всякие фрукты-овощи выращивать, а? Как Джейми Оливер! И готовить! А я видео твои снимать, выкладывать и…
Папа вздохнул.
– На дачу время надо. А его у меня нет. Сама знаешь.
– Но ты же мечтал открыть ресторан! Ты мог бы…
– Не могу, – возразил папа, сразу становясь мрачным. Даже тарелку с недоеденным от себя отодвинул. – Ресторанный бизнес – дело рисковое. А нам с тобой нельзя рисковать.
– Но…
– А в банке риска меньше. Должность у меня хорошая, зарплата ничего так… Да и Фантеев меня не отпустит.
Олю аж передёрнуло от упоминания отца Инфанты.
– Двадцать первый век на дворе. Крепостное право давно отменили! – вскинулась она. – Забыл?
– Не забыл, моя умничка, – печально сказал папа и вздохнул. – Ну всё, хватит разговоров на эту тему. Доедай, а то время…
Перед сном Оля проверила срок годности у банок тушёнки – стратегического запаса продовольствия, что собирала и складировала подальше от отцовских глаз, под кроватью. А забравшись в постель, снова вспомнила разговор про дачу-форпост, Фантеева и Инфанту, свою маму… и школу, до которой оставались считанные дни.
И почувствовала – каким-то нутряным чутьём – что скоро, очень скоро что-то произойдёт.
Только ещё непонятно, плохое или хорошее.
Глава 2. Чемодан Пандоры
Палец ещё не успел коснуться кнопочки звонка, когда дверь начала открываться – медленно, со скрипом… как в дешёвых ужастиках.
Из квартиры дохнуло холодом с примесью перечной мяты. Полынью и чем-то приторно-сладким, будто кленовый сироп. Оля безотчётно попятилась. На бумажном кулёчке, что она держала в руке, расползлось мокрое пятно от её вспотевшей ладони.
– Дор… – успела пискнуть Оля – и словно поперхнулась.
Потому что дверь распахнулась во всю ширь.
На пороге, скрючившись вопросительным знаком, ухмылялась отвратная ведьма. С рубища её свисали обрывки паутины, волосы напоминали воронье гнездо. Нос, загнутый ятаганом, служил подставкой для россыпи бородавок, одна другой безобразней.
Но хуже всего были зубы. Точнее, два острых, как у мастифа, клыка, что не помещались во рту и свисали аж до подбородка.
– Ждраштвуй, шладость моя… – зловеще прошамкала-просюсюкала ведьма. – Жаходи в мой Прянишный до-о-о-омик…
Заорать бы, метнуться к лестнице. Да хотя бы свистнуть, чтобы подмога какая
прибежала! Нет – Оля стояла, точно истукан. Невнятно булькала что-то. И чувствовала, что всё сильнее хочет в туалет.Но тут ведьма распрямилась, приобретя осанку балерины. Очень знакомо хмыкнула и кивком головы указала на Олин кулёк.
– Что, макаруны от папки принесла? Даже отсюда запах чую.
Оля чуть не расплакалась от облегчения.
– Дора Теодоровна!..
– А кто же ещё? – вынимая вставные зубы, усмехнулась довольная Дора. – Ладно, спектакль закончен. Проходи!
Оля трусцой забежала в квартиру. Позади неё несносная Дора Теодоровна меняла обличье: отломила накладной нос, положила парик на тумбочку… Пара минут – и она, обретя нормальный человеческий вид, подошла к Оле, чтобы обнять её крепко-крепко.
– Что, Олька, напугала тебя?
– До чёртиков, теть Дор!
– Ну извини, извини… Ты ж меня знаешь…
Оля кивнула и, наконец, улыбнулась. Конечно же, она её знала. Пандора Теодоровна не могла прожить и дня без переодеваний. Актриса – что с неё взять…
Когда-то она блистала в местном театре, но однажды, получив нелестный отзыв одного критика, оскорбилась до глубины души и ушла. Кто только не приходил, кто только не уговаривал её вернуться на подмостки! Даже областной министр культуры!.. Но Дора Теодоровна сказала «ша». Однако скучала по работе безумно – и каждый день, выступая сама себе гримёром и костюмером, вживалась в новый образ, который, порой, был очень достоверным. Как сегодня, например.
Уйдя из театра, Дора Теодоровна подружилась с Олиной бабушкой по отцу. А когда её не стало – продолжила общаться с Олей и её папой. Кроме театра, Дора Теодоровна очень любила сладости, поэтому каждый раз, когда Оля собиралась её навестить, она обязательно брала что-нибудь из папиных десертов. Угостить соседку, ставшую второй бабушкой…
– Это новые, с лавандовым кремом, – сказала Оля, протягивая подарочный кулёк.
Дора Теодоровна ахнула:
– Восторг! Да ещё моего любимого цвета!
Откусив кусочек макаруна, Дора в блаженстве закатила глаза.
– Твой папа – волшебник. Передай ему мои поцелуи!
– Передам, – улыбнулась Оля.
Вскоре они уже сидели за кухонным столом и чаёвничали. Говорила, в основном, Дора. Оля же – молчала, ела да слушала. Квартира Доры Теодоровны была одним из немногих мест, где она чувствовала себя в безопасности. Всякий раз Дора припоминала новые байки из своей театральной биографии, но иногда безостановочно говорила о котах и кошках – ещё одной своей страсти.
Дора страдала сильнейшей аллергией на шерсть. Поэтому любила кошачьих на расстоянии: была завсегдатаем групп, где выкладывали картинки и анимации с ними, перечисляла деньги в приюты для животных – и, смаргивая слёзы, проходила мимо тайм-кафе с котятами.
Оля её любви не разделяла – всегда относилась к животным с опаской. Будь то мелкая собачонка, что, безусловно, может откусить палец, птица, которая переносит клопов и других паразитов, или кошка – милая, но с нехилыми когтями и зубами. Поэтому у Оли дома не было ни одного питомца. Даже распоследнего фикуса.