Перекрестье. Исконный Шамбалы
Шрифт:
— Прывэт, буратыно! Выжу, ты прыехал. А гдэ жэ твоя крыша? — спросил бригадир.
— Да сейчас они подъедут! Ещё же десяти нет, — оправдывался Андрей, усердно отыскивая взглядом Сэнсэя.
Тут стоящий рядом «звеньевой» резко вскинул руку в сторону Андрея, обманчиво имитируя удар, и демонстративно посмотрел на часы. Андрей инстинктивно пригнулся, вызвав тем самым хохот толпы.
— Да, буратыно, у тэбя есть ещё цэлых тры мынуты…
В это время Сэнсэй вместе с внушительного вида Женькой и Стасом появились из толпы. Сэнсэй нёс в руках открытую банку с краской. Он поставил её перед Андреем так, словно это была самая последняя капля в его терпении.
— Вот, ты посмотри, ты посмотри, что ты мне вчера продал! — стал гневно отчитывать Андрея Сэнсэй, разыгрывая недовольного покупателя. — Это что, краска?
Налётчики засмеялись. А бригадир произнёс:
— Так ты, буратыно, ещё и халтурщик! Да?! За это двойная мзда!
Сэнсэй, игнорируя эти высказывания, продолжал:
— Верни мне мои деньги, иначе я тебе весь прилавок разнесу!..
Вокруг стала собираться толпа зевак.
— Ты мне что говорил?! Гарантии давал! Да такой краской даже «Запорожец» не покрасишь. Она годится разве только для твоей жмотской рожи!..
— Да это хорошая краска, — лепетал, оправдываясь, Андрей. — Это, наверное, вам банка некачественная попалась… Так я вам поменяю…
— Поменяешь?! Отдавай деньги назад! — Сэнсэй встряхнул его за грудки. — А то я тебе так «поменяю», что ты этот рынок в самом кошмарном сне будешь вспоминать!..
Сэнсэй так натурально играл, что Андрей и сам засомневался насчёт качества краски. Он даже помешал, скорее для собственного убеждения, чем ради дела, чистой палочкой краску.
— Вот видите, она чистая…
— Чистая?! — Сэнсэй схватил палку и копнул поглубже.
На поверхности действительно стал появляться песок. Глаза Андрея округлились от охватившего его ужаса. Он почему-то подумал, что вся недавно закупленная партия может оказаться такой же бракованной.
Налётчики тоже с интересом заглянули в банку.
— Можэт, правда, бракованная банка, — вслух подумал «звеньевой», по-видимому неплохо разбиравшийся в автомобильной краске. — Фырма на этэкеткэ солидная и маркэровка заводская…
— Ты что, морда, хочешь сказать, что я сам туда песка насыпал?!
— Это кто морда?! Я морда? А ну, провалэвай отсюда, пока я тэбэ всэ кости нэ пэрэломал!
— Ты смотри, падла, крышеватель нашёлся! Так это я из-за твоих паршивых овец себе автомобиль испортил! Да я тебе сейчас этой краской всю физиономию распишу!..
Сэнсэй тряс перед «звеньевым» этой краской. А потом, недолго думая, легко перекинул банку в правую руку, отвлекая противника, а левой тут же нанёс удар в живот. После этого злосчастная банка с краской резко опустилась на голову «звеньевого». Пока Сэнсэй изображал «торжественную вендетту», Женька со Стасом красиво отключили «бригадира» и остальных трёх их сопровождающих. И… понеслась неразбериха.
Толпа кавказцев ринулась защищать своих, но тут, откуда не возьмись, точно из-под земли, выросли амбалы крепкого спортивного телосложения. Окружив группировку кавказцев плотным кольцом, они стали избивать их, как говорится, «по полной программе». Обычной дракой это можно было назвать лишь отчасти, так как среди всего этого мордобоя проскальзывали вполне конкретные профессиональные удары.
Никто в этой суматохе и не заметил, как с поля боя был похищен бригадир группы и его двое помощников. Их тела, находившиеся без сознания, погрузили в приготовленные машины и увезли в неизвестном направлении.
Достаточно проучив толпу налётчиков, неизвестные парни так же незаметно растворились в толпе. Сами же «крышеватели» быстро разбежались по закоулкам рынка, «зализывая» попутно раны. Место побоища вмиг опустело и затянулось непрерывно движущимся людским потоком. Всё кончилось донельзя банально.
¶¶¶
Бригадир очнулся, всё ещё не понимая, где находится. Под ногами было небо и сияло солнце. Вокруг все стояли на головах. А тело его изгибалось только вперёд-назад. В пелене затуманенного сознания, которое почему-то именно в этот момент выдало ему информацию о реинкарнации, почерпнутую когда-то из фильма ужасов, он подумал на своём родном языке: «А я, часом, не червяком стал?! Тело странно изгибается. Земля — вот она, перед носом. И все люди вокруг большие-большие и вверх тормашками стоят. Надо же такой беде случиться… ЧЕРВЯКОМ?! Фу! Кем угодно, но только не этой мелкой, склизкой тварью. За что мне такое наказание? ЗА ЧТО-О-О?!!!»
В это время из динамика
открытой машины зазвучала песня Высоцкого:Досадно попугаем жить.
Гадюкой с длинным ве-е-ком.
Не лучше ли при жизни быть
Приличным челове-е-ком…
Бригадир тряхнул головой, поморгал глазами и наконец окончательно прозрел, полностью возвратившись в сознание. Его тело было связано толстой верёвкой и подвешено ногами к огромной ветке дерева в какой-то посадке. Поняв это, он даже облегчённо вздохнул. Это, по его мнению, оказалось всё-таки лучше, чем реально почувствовать себя мерзкой, склизкой тварью. Но чувство облегчения у него длилось недолго. Он вдруг понял, что его теперешнее положение в качестве связанного homo sapiens’а было ещё хуже, чем у свободно передвигающегося червяка. Помощники висели также невдалеке с застывшими гримасами ужаса. В стороне стояли несколько крепких парней в спортивной одежде, не обещая своим видом ничего хорошего. Они тихо разговаривали друг с другом и с тем мужиком, который кинулся с краской на братву. Видя, что его никто не бьёт, не калечит и вообще не обращает никакого внимания, словно он навозная куча, бригадир решил порисоваться перед своими «корешами», так сказать блеснуть собственным «героизмом»:
— Эй, вы… Что боитэсь? Связали, да? Как трус?…
Его дальнейшему непристойному мату не суждено было прозвучать в полном своём объёме. Едва бригадир зароптал, как тут же получил от ближайшего амбала такой точный и мощный удар, что у него не только перекрыло дыхание, но даже «звёздочки» посыпались из глаз. До него дошло, почему его помощники с перепуганными лицами так усердно молчат. С этого момента у бригадира всё больше и больше крепло плохое предчувствие. Полная неизвестность была хуже всего. В голову стали лезть самые мрачные мысли, которые могли зародиться в сознании человека, долгое время живущего в бандитской стае «волков»: «Кто они такие, твою мать? Беспредельщики? Законники? Рэкет? Из новых русских? Или просто банда отморозков, не признающих никаких авторитетов и «мочащих» всех подряд? За что они собрались меня убивать? За банку автомобильной краски, к которой я даже не притрагивался?»
В это время из-за поворота не спеша выехал красивый «мерс» и остановился возле машин. Один из парней услужливо подбежал и открыл заднюю дверцу. Из «мерса» степенно вылез пожилой человек, на лице которого отпечатался весь суровый опыт зоновского «университета». Грубые, жёсткие черты лица. Устрашающий взор. Он был невысокого роста, несколько худощав. Глядя на его одежду, побрякивающую золотую цепь и дорогой перстень, бригадир понял, что крепко влип. До его уха долетел робкий шёпот расступившейся толпы: «Кочегар… Кочегар… Сам Кочегар». Даже тот мужик с базара почтительно склонил голову, отступая назад, явно подчёркивая своё уважение к этому человеку. Из машины вылезли и два огромных, солидно одетых охранника. Самые плохие прогнозы бригадира стали стремительно сбываться. А когда он увидел руки этого Кочегара, то вообще обомлел. Они сплошь были в зоновских наколках, с разными датами отсидки. Подойдя близко к бригадиру, Кочегар причмокнул и на чисто зоновской фене стал разъяснять о «паскудном» месте в жизни такого висячего ничтожества. Того даже озноб пробил. Не было никаких сомнений — перед ним настоящий коронованный зоной вор в законе. С каждым словом «пахана» страхи несчастного подвешенного многократно усиливались собственными мыслями. В конце концов, он услышал ту реальную угрозу, которой больше всего боялся в этой жизни: «Да я тебя на куски порежу! Опущу, сука, как последнего, на глазах у твоих корешей…» — и нервы у бригадира не выдержали:
— Пахан, просты! Бля, буду, я не вэноват… Да я этому мужэку свою тачку подару замэсто этой краски… Это ж не наша «точка»…
— Конечно, не твоя, сука. Она моя!
У бригадира расширились глаза и даже волосы от страха зашевелились на голове, когда до него дошла эта новость. Поняв весь ужас сложившейся ситуации, он запричитал с новой силой, чуть ли не плача.
— Пахан, пахан, просты! Пахан, я не выноват! Мэня заставылы. Я не по своэй волэ. Я ж нэ знал… я ж нэ знал, что это твоё! Пахан, я на тэбя вэк работать буду! Просты!