Перекрестки судеб. Леся и Рус

— Всего две недели, — говорил муж, укачивая Славку, пока я собирала вещи дочери. — Ей нужно сменить обстановку, Саш. Про Стаса я тебе рассказывал.

— Да, я помню. Парень, которого ты чуть не убил однажды.

Руслан усмехается.

—Ну тут спорный вопрос, кто кого. И потом, он отличный мужик, правильный, меня спас тогда. Спасателем в горах работает, у него жена красавица и шестеро детей.

Я помню: Рус о нем рассказывал, но познакомиться лично пока так и не удалось. Не до гостей как-то было. Но теперь можно все. Жить можно, дыша полной грудью.

— Сколько? — не верю собственным ушам.

— Шестеро, — смеётся Рус, прижимая меня к своему боку, — трое девочек и трое мальчиков. А ещё шесть щенков. Ей там понравится, Саш. Вот увидишь.

— Мне страшно, — страшно ее отпускать, но Рус целует в висок, не прекращая укачивать нашего сына на согнутой в локте руке.

— Все будет хорошо, Земляничка. Кот не даст нашу девочку в обиду. И тут всего пять часов на машине. Я смогу забрать ее в любой момент. Веришь мне?

— Верю…

И вот они приехали. Богдана спит в своей комнате в обнимку с Кляксой, кошкой, которую забрали с собой из дома Руслана, а я приготовила сюрприз, вот только…

— Ничего себе планы. А обязательно в таком порядке или…

— Можно начать со второго пункта, — улыбаюсь, перехватывая Руслана за руку и утягивая за собой в ванную.

Рус замирает на пороге, присвистывает тихо, оценивая масштабы моей подготовки: шампанское, фрукты, парочка пледов на полу и много подушек.

— Вот…— становлюсь в центре самодельного лежбища, — решила сделать тебе сюрприз.

Расстегиваю пуговицы на платье, то соскальзывает вниз, обнажая. Да, сейчас я выгляжу совсем не так, как ещё год назад: появился небольшой животик и грудь сейчас не такая упругая, и белье красивое не успела надеть, и…

— Черт, — закусываю губу, чтобы не разреветься, когда на бюстгальтере расползаются мокрые пятна. — Забыла молоко сцедить, — при всех проблемах молока у меня было много и оно все пребывало, точно хватило бы и на шестерых, да и Славка ел много сейчас, словно нагонял за все месяцы. — Я сейчас…я… — хватаю платье, но сильные руки останавливают, когда я пытаюсь застегнуть пуговицы.

— Сашка…

— Я хотела…хотела сюрприз…чтобы все идеально…а тут…молоко это чертово. Я…прости…я все испортила.

— Глупая, — его ладони скользят по плечам, избавляя меня от платья, высвобождая налившуюся молоком грудь. Обнимают тяжёлые полушария, оглаживают. — Все идеально, — улыбается, глядя мне в глаза. — Ты идеальная. Совершенство.

Наклоняет голову, губами касается набухшего соска с выступившей каплей молока, втягивает. Волна дрожи прокатывается по телу, бьёт точным ударом между ног, воспламеняет. Ноги подкашиваются от удовольствия. Рус подхватывает на руки и аккуратно укладывает на теплый плед. Присасывается к второй груди и пьет…жадно, словно живую воду, пьет мое молоко. А я теряюсь в нем, в собственном желании и диком, неконтролируемом удовольствии, что накрывает теплой волной.

Я выплываю медленно, цепляясь за чернильные глаза, как за два маяка, ярких, жизненно необходимых. Как одинокий корабль, заплутавший в штормовом море.

— Ты вкусная, — облизывается. — Теперь я понимаю нашего сына. От такой вкусноты невозможно оторваться.

Он улыбается, а я краснею. И смущенная, пытаюсь спрятаться от его пристального взгляда, но он не даёт и шанса на побег.

— Я люблю тебя, моя глупая Земляничка. Тебя одну, сейчас и навсегда. Слышишь меня?

Киваю, и слезы всё-таки скатываются по вискам.

— Мы победили, Руслан, — шепчу я в ответ, зарывая пальцы в его черные с проседью волосы. — Врач сказал: Славка здоров. Наш сын здоров, слышишь?

Я смеюсь сквозь слезы, когда вижу счастье в черных омутах.

— Ну раз так, — выдыхает он, потершись носом о мою скулу, — тогда с тебя десерт, — заглядывает в мое удивлённое лицо, — каждую ночь.

Хочу возмутиться, но его губы накрывают мои. Целуют нежно, не торопясь, рассказывая, как он соскучился, как ему было непросто без меня и как сильно, до одури меня любит. И я отвечаю ему своим признанием и простым тихим: «Спасибо». За меня, за дочь и за сына. Без него никогда бы не было меня. Ничего бы не было.

— Уверен, — выдыхает Рус, оторвавшись от моих губ, — наш сын не будет жадничать.

И с тихим рыком накрывает ртом мою грудь. И я выгибаюсь ему навстречу, полностью растворяясь в нашем тихом, отвоеванном у всего мира счастье.