Перекрестки судеб. Стася и Тим

— Я не виноват, — шепчет с таким яростным отчаянием, что меня отшатывает от силы, что сейчас исходит от него. — Не виноват, — повторяет, распахнув глаза, и как выброшенный на произвол судьбы щенок прижимается к моей руке.

Сглатываю, боясь этой невинной ласки. Потому что я целую жизнь не видела своего брата таким…беззащитным.

— В чем не виноват? — как канатоходец, балансирующий над пропастью.

— Не виноват, Аська, — повторяет он снова и снова.

А после выдыхает рвано и резко поднимается на ноги. Тянет меня на себя, заставляя встать. Но ноги будто отнялись, и мне приходится постоять, держась за его плечи, чтобы ощутить почву под подошвами кроссовок.

— Пойдем, мелкая, я выведу тебя отсюда, — и за руку берет, переплетая наши пальцы. А в другой снова держит пистолет.

Я же вспоминаю, как вот так же он выводил меня из старых катакомб, где я хотела спрятаться от мачехи и где в итоге заблудилась. Уже потом я узнала, что просидела в катакомбах без нормальной еды почти двое суток – Вадька рассказал. Мне тогда десять было, и я не хотела возвращаться к той мерзкой тетке, которая ненавидела меня, и к отцу, которому было на это плевать. Но брат твердо сказал, что меня больше никто не обидит, и я ему поверила.

А спустя несколько недель подслушала разговор мачехи с отцом, где она убеждала Гурина сдать меня в интернат, потому что я плохо влияю на ее любимого сыночка. Шутка ли, когда она утром проснулась, а над ней Вадька с ножом у самого горла. Это случилось на следующее утро после моего возвращения из катакомб. Так он вытребовал для меня любви мачехи.

— Ты мне так и не ответил, — нарушаю тишину, когда мы продвигаемся по темному коридору. Заодно вытягиваю себя из прошлого.

— Знаешь, там в клинике мне сказали, что у меня нет химической зависимости и что я могу легко отказаться от наркотиков сам, — хмыкает, а я замираю, как вкопанная. То есть как нет зависимости? Смотрю на него во все глаза, когда он с удивлением оборачивается, сбитый с толку моей остановкой. — И у меня получилось, Аська. Я с ней встретился, поговорил и…получилось. Жить захотелось и доказать, что я не виноват.

А я не слышу его, не понимаю. У него получилось победить зависимость, просто с кем-то поговорив? А все те месяцы моего персонального ада – это ничерта не значит? Это…зачем было? И, наверное, Вадька что-то понимает, потому что становится совсем близко, носом утыкается в мою макушку.

— Прости меня, мелкая, — выдыхает с надрывом. — За все прости. Но ты спасла мне жизнь, Аська. Если бы не ты, я бы давно скормил себя своим демонам. И я…я не знаю, чем мне отплатить тебе за все.

Отплатить? Усмехаюсь, старательно удерживая себя в руках, потому что вмазать ему хочется до одури. И сейчас он даже сдачи не даст, ведь знает, что виноват по всем фронтам.

— Просто скажи мне, в чем ты не виноват? — сжимаю руки в кулаки, а после сцепляю в замок на животе.

— Я не…не насиловал Славку и не убивал ту докторшу.

Вздрагиваю как от удара.

— К-какую докторшу? — и боль лезвиями скользит под кожей, ослепительной догадкой пульсирует в висках.

— Ингу Крушинину, — и что-то взрывается в голове, ослепляет на короткий миг. — Она выступала судмедэкспертом в Славкином деле, — говорит Вадька, крепко удерживая меня одной рукой. — И я…я шел поговорить с ней, потому что она одна могла доказать, что я не виноват. Только она, понимаешь? Но когда я пришел, она была уже мертва. А теперь меня ищет ее муж.

— Почему?

— Потому что видел меня там.

Холод ползет по ногам, льдом крошится где-то в солнечном сплетении.

— Как…как ты сбежал из клиники? — спрашиваю совсем не то, что нужно. И Валька явно озадачен этим вопросом. Но если…если на короткий миг представить, что он говорит правду, то его подставили. Тот, кто знал, что он придет к Инге в тот самый день. Что столкнется с Игнатом. Тот, кто знал, что Вадька сбежал из клиники. Все-таки мозг – убойная штука. Даже сейчас, когда мне страшно до одури, работает, как часы, ища объяснения каждому слову брата. Просто потому, что мне очень хочется верить ему.

— Мне помогли, — хмурится он.

Где-то слышится тихий шорох, словно крадется кто-то. Вадька оборачивается в сторону, где должен быть выход, и весь напрягается. Поднимает пистолет и не выпускает меня.

— Кто? — мой шепот кажется оглушительным.

Но ответить Вадька не успевает. Из темноты возникает мощная фигура того, о ком я думала все это время.

— Отойди от нее! — властный голос Тимура эхом отлетает от стен.

Но Вадька не делает никаких попыток подчиниться, лишь шепчет мне в ухо: «прости».

— Нет, Крутов, — говорит он, прижимая меня к себе. В бок упирается пистолет. — Я же отпущу ее, а твой дружок пристрелит, потому что вынес мне приговор.

И я вижу за спиной Тимура еще одну фигуру: Игнат.

— А так ты дашь мне уйти, а когда я буду в безопасности, то отпущу Аську.

И я почему-то верю ему, но Тимур другого мнения.

— По-твоему, я похож на идиота?

Но Вадька не отвечает, осторожно пятится назад. Но там же нет выхода. Или есть?

Я не знаю, в какой момент все меняется. Только на очередном выдохе я вдруг понимаю, что Тимур не отпустит брата. И ему плевать, что я на линии огня. Плевать, потому что он давно все просчитал.

— Тим…— шепчу. — Тим…я…Тим…

Я не знаю, что сказать. Но знаю, что Вадька тоже улавливает настроение противника и вскидывает руку, одновременно пытаясь спрятать меня за спину. Но я выворачиваюсь и бросаюсь на черный ствол, что вот-вот взорвется выстрелом. И он взрывается с такой силой, что меня отбрасывает назад. Я падаю на пол, зажимая ладонью живот.

Кто-то успевает поймать меня, а я…я смотрю, как мой муж расстреливает моего брата. Как Вадька валится на стылый пол, а Тимур медленно поворачивается ко мне. И в его глазах – черные дыры.

— Он…не…виноват…

И холодная пустота заключает меня в свои объятья.

Глава 17 Игнат.

Десять лет спустя.

…Ася пропала ночью.

Игнат не знал, почему проснулся. Словно кто-то пнул в бок. Он распахнул глаза и первое, что обнаружил – пустоту рядом. Ася ушла. Опять бессонница? Она часто не спала ночами, уходила на кухню, забиралась на подоконник и пила кофе. Игнат поначалу опасался, что она сиганет вниз. Уже снимал ее с подоконника темной ночью и находил в парке недалеко от дома. Даже таблетки, прописанные психиатром, не помогали. Поэтому он обезопасился сам. Окна в квартире открывались лишь, чтобы можно было проветривать. А дверь он запирал каждый вечер и ключи прятал. Сегодня забыл. И Ася ушла. Босая. В пижаме и тоненькой куртке. А на улице – зима и дождь уже вторые сутки.

Игнат умел собираться очень быстро. Туфли, джинсы, пальто, ключи от машины. И плевать, что под пальто – ничего, а туфли обуты на босу ногу. Плевать, что квартира осталась не заперта, а мобильник – брошен на кухне в бессмысленных попытках дозвониться. И дороги не видно за пеленой дождя. Важно одно – найти Асю живой.

И на ум приходило только одно место. Старый пешеходный мост почти не освещался и всегда манил Асю. Желтоглазые фонари мигали, норовя вот-вот погаснуть. Над темными водами реки стелился туман. Некогда белые арки моста размывал дождь. А свет фар выхватил маленькую фигурку на самом краю.