Перекрестки судеб. Стася и Тим

Эльф вернулся запыхавшийся и злой до невозможности. В руке – нож. Поймав взгляд Тимура, тут же принялся объяснять, на ходу закатывая рукав рубашки Русалки. И взгляд его потяжелел, когда он увидел то же, что и Тимур: шрамы. Они повсюду. Тонкой паутинкой перечеркивали тоненькую ручку, окольцовывали запястье. Испещрили весь бок девчонки.

— Твою мать, — выдохнул Эльф, нащупывая пульс. А Тимур следил за его пальцами на ее прозрачной коже, под которой видны все венки, и злился. А еще точно знал: убьет. Как только узнает, кто с ней это сделал – убьет, не задумываясь. И черная муть всколыхнулась внутри, разламывая грудную клетку. Он явственно слышал, как ломаются его ребра от того, что росло внутри него, сметая к чертям все светлое и доброе, что он выколупывал из темных закоулков сознания каждое утро.

— Не смей! — рявкнул он так, что Эльф выронил нож, которым едва коснулся исполосованной кожи.

— Тимур, — заговорил Эльф, выискивая глаза друга, но Тимур не сводил их с ножа. — Тимур, послушай меня. Она может умереть, слышишь? Лекарств нет, значит нужна вена. Любая крупная. Шею трогать нельзя. Самая доступная – рука. Тимур! — толкнул его в плечо, обращая на себя внимание. Тимур оскалился и верхняя губа его подрагивала то ли от злости, то ли от нервного перенапряжения.

— Ты ее не тронешь, — прохрипел, удерживая бьющуюся в конвульсиях Русалку.

— Час от часу не легче, — пробормотал Эльф. — Ладно, — выдохнул. — Давай сам. Сам, слышишь?

Тимур покачнулся, как будто его толкнули в грудь со всего маху. Кивнул и взял нож. Эльф перехватил руку девчонки, пригвоздил к полу.

— Нужно сделать разрез вдоль вены. Сантиметров десять, — Эльф говорил сухо и профессионально. И этот его тон работал лучше всего. Тимур собрался, перехватил удобнее нож. — Ей нужно уменьшить давление. Судороги, скорее всего, не прекратятся. Но мозг и сердце пострадают меньше. Тимур, это единственный способ спасти ее. Иначе до приезда скорой она не доживет. Слышишь? Она и полчаса не протянет, даже если мы сами рванем в больницу.

Тимур слышал, но уже словно издалека. Страх пульсировал в висках. На войне было легче. Там Русалка не умирала.

Вдохнул-выдохнул. Унял дрожь в руках. Сжал нож и одним движением вспорол кожу, разрезал тонкую вену.

По руке Русалки потекла темная кровь.

— Отлично. Ты молодец, Тимур, — говорил Эльф спустя пару минут, перетягивая шнуром ее руку выше локтя. Русалка не шевелилась, только дышала рвана и по щекам ее текли кровавые слезы.

— Вот это жесть, — выдохнул за их спинами Марат, оседая на пол и не сводя изумленных глаз с их троицы.

Тимур выдохнул. Скорую ждать не стали – рванули в больницу сами. А перед самой реанимацией у Русалки остановилось сердце…

Тимур не смотрит на друга, быстро поднимается по ступеням на второй этаж. Гулкие шаги разлетаются по больничному коридору. Но у самой палаты его настигает телефонный звонок. Он сбрасывает трижды, прежде чем коснуться ручки двери, за которой слышатся громкие голоса.

В одном он узнает Гурина. Стиснув зубы, ощущая, как темная ярость пульсирует в висках, толкает дверь. Слишком сильно. Та с грохотом ударяется о стену. Голоса стихают. Тимур выхватывает взглядом Гурина, замершего у окна с видом победителя, мужика в белом халате с какими-то бумажками и застывает на бледной и удивленной Русалке.

— Ты?! — первым реагирует Гурин, делает шаг в сторону Тимура. — Какого…

Но Тимур не слушает. Смотрит в рыжие глаза с зелеными разводами. И точно знает – не было, этой зелени в глазах не было в их первую встречу.

— Простите, — врезается в сознание мягкий голос. Поворачивает голову. Доктор. Его Тимур помнит. Он не давал Эльфу спасать Русалку, когда у нее остановилось сердце.

— Я забираю свою жену, — отчеканивает, четко ловя на себе не просто удивление, а дичайшее изумление Русалки. — Прямо сейчас.

— Вы не можете ее забрать.

— Могу, — и пересекает расстояние до ее кровати. Удерживая взгляд Русалки, отдирает от нее все датчики, подхватывает на руки. Она тут же вцепляется своими тоненькими пальчиками в его рубашку. И молчит. Ничего не спрашивает. Только смотрит и держится так, будто он ее спасательный круг, без которого она точно утонет. Улыбается ей мягко, давя в себе желание зарыться в ее волосы. Разворачивается на носках и натыкается на Гурина, за спиной которого каменным изваянием застыл доктор.

— Гурин, я все равно ее заберу, — ухмыляется Тимур, прикидывая, куда и как ударить, чтобы не отпускать Русалку. Она такая мягкая, теплая и родная как будто. У него внутри стало светлее, когда он только коснулся ее. А когда прижалась, носом уткнувшись в его шею – слетели все тормоза.

— По закону…

— По закону, — перебивает Тимур доктора, — ты, сука, сядешь первый за неоказание медицинской помощи. Поверь, у меня найдется с десяток свидетелей, которые подтвердят, что именно ты мешал доктору Туманову спасать мою жену.

И с неприкрытым удовольствием отмечает, как с холеного лица доктора стекают все краски.

— А ты… — уже Гурину, но тот поднимает руки ладонями вверх, признавая поражение, и отступает.

Уже в машине Эльфа, ключи от которой он отдал Тимуру без слов, Русалка заговаривает тихо.

— Зачем ты соврал? — в ее голосе столько неприкрытой боли, что впору удавиться. — Он ведь проверит и тогда…

— А кто тебе сказал, что я соврал? — усмехается он.

— Но ты не мой муж.

— Пока нет, — теперь улыбается широко, а когда в зеркале заднего вида видит ее большущие глаза, светящиеся солнцем, смеется, наслаждаясь целой палитрой эмоций на ее хорошеньком и даже порозовевшем личике. — Но это пока. Минут через двадцать мы это исправим, Русалка.

Глава 4 Стася.

Я смеюсь. Бэтмен смотрит на меня с ухмылкой. Похоже, такую реакцию он вполне предвидел. И очень хочется сбить с него эту самоуверенность, аж до чесотки в пальцах. Странное желание, но…он ничерта не знает обо мне. А я…

— И с чего ты решил, что я пойду за тебя замуж, Тимур Крутов?

Надеялась удивить? Зря. Он даже бровью не ведет, а ведь своего имени он мне точно не называл. И никто не мог, кроме отца. Значит, мои подозрения, закравшиеся еще в палате, верны – и эти двое знакомы. Причем настолько близко, что успели возненавидеть друг друга. Любопытно, хоть и давно известно, что оное никогда не заканчивалось добром. Но я добровольно сую голову в петлю. Зачем - не знаю.

— А я разве спрашивал твое мнение, Анастасия Гурина? — возвращает мне мой бросок, вот только его удар гораздо сильнее моего, потому что страх обнимает липкими пальцами. А он морщится, как будто дерьма зачерпнул горстью. Ему противно одно мое имя. Тогда зачем ему весь этот фарс? Мстит отцу? Смешной. Отцу нет никакого дела до меня, и никогда не было.

— Если ты хочешь насолить Гурину, то зря стараешься, — пусть знает правду. Она вполне способна разрушить все его головокружительные планы, а мне дать шанс получить хотя бы крупицы ответов. — Я ему неинтересна.