Перекрёстки времени

Он подошёл, как будто ждал подсказки. Что за тени мелькают по ту сторону цветного стекла? Как прошлый раз, как будто кто-то прикладывает ладонь с той стороны окна, за которым нет ничего. Как будто зовёт. И переменчивый свет в этих синих глазах, как будто кто-то заглядывает в эту комнату оттуда. Кто знает, что за последняя тайна ждёт Румистэля.

Поднялся он на широкий подоконник и приблизил глаза к зрачкам Лёна, и увидал, что оттуда кто-то смотрит. Кто знает, может, он там, в другом мире? Может, есть реальность, где он существует? О, как хотелось бы! И Румистэль приник лицом к прохладному стеклу, и не встретил сопротивления - портал пропустил его. Настало время.

Он не вышел в новый мир, а оказался снова в своей же комнате, только на этот раз все четыре окна были пусты, и сквозь стёкло восточного окна проникало солнце, в одно виднелись заросшие зелёными мхами горы, одно окно смотрело на море, и ещё одно показывало вид глубокого ущелья. Комната не был пуста, в ней находились трое. Он сразу узнал их: Гедрикс, Финист и Елисей.

– Ну, наконец!
– воскликнул Гедрикс.
– Заждались мы тебя, Румистэль.

Ошеломлённый, он молча смотрел на всех троих.

– Мы твои воплощения во времени, - сказали они, - Мы - это ты.

Четыре аватара, а не один. И эту тяжесть он должен будет носить с собой до скончания Вечности. Или пока не решит пройти через кристалл - как Нияналь - и перезагрузиться.

Они исчезли, растворились в нём, оставив о себе призрачную, но до мельчайших подробностей детальную память - как мучительный сон, который теперь будет приходить к Румистэлю временами. Дар и наказание Судьбы.

Светлая комната его каюты - так оно было прежде, потому что розовая светлица располагалась в башне, а не пряталась в глубинах дома. Отсюда видит он то место, где навсегда причалил свой корабль, когда примкнул к сообществу Галактики. Оставил прежнюю жизнь, расстался с Нияналью. Здесь всё неизменно.

Вышел он полупрозрачными дверями, похожими на порхающего мотылька, прошёл весь дом и вышел на аметистовую улицу, где всё вечно.

Великий город пришвартован в горах, куда нет ходу смертным - таинственные и грозные стражи оберегают его: грифоны, орлы, драконы. У выхода из дома ждут его трое: Гомонил, Лиланда и Лембистор.

– Ну что решил?
– спрашивает его ангел.

О чем он?

– Я считаю, они достойны!
– решительно говорит Лиланда, и он невольно любуется её лицом - прекрасным, вечным и изумительно юным. Яркие волосы каскадом падают с её плеч, и изумрудная диадема венчает её лоб. И глаза её - два драгоценных смарагда. Это его пылкая любовь взамен утраченной размолвкой с Нияналью.

– О, я бы не торопился!
– возразил черноволосый ангел с порочно-прекрасным лицом, в глазах которого видна и древняя мудрость, и молодое озорство.
– Не возгордились бы такими-то дарами! Я знаю людей - они ненадёжны!

– Не веришь?
– усмехнулся Румистэль и свистнул в небо.

С сияющих высот низверглись четыре летающих зверя: дракон Лахайо, Грифон, белый лунный жеребец Сияр и чёрный горный орёл Вейхорн. И далее четыре всадника взмыли в небо и полетели над древними горами Лигвари, которые поставлены с внешней стороны охранять Наганатчимы. Пересекли всадники широкую полосу непроходимых южных пустынь, отделяющих Лигвари от населённых мест Селембрис. И далее понеслись они над цветущими землями Планеты Эльфов, чтобы посмотреть как живут на ней люди. Они хотели знать, стоит ли дарить им Джавайн. Лембистор был настроен скептически, Лиланда - решительно. Гомонил верил в людей, а Румистэль сомневался.

– Как думаете, удержит это их от войн?
– спрашивал Румистэль.

– Я верю в них, - отвечал Гомонил, который всегда был оптимистом.

– Не знаю, не знаю, - иронически проронил Лембистор.

– Когда-то поверили и нам, - сказала Лиланда, и этот довод решил всё.

***

Волшебный дуб, вершина которого терялась в облаках, стоял посреди вековечного леса. Заговорены тропы в нём, чтобы не ходили те, кому не след. Здесь не рубят деревья и не собирают хворост жители далёких деревень. Здесь не охотятся и не собирают ягод. Это заповедник русалок, дриад, леших и всяких старых добрых чуд лесных, болотных, луговых, чащобных. Это условие, поставленное в незапямятные времена людям-магам, те выполняли свято, за то владели они небесным городом, прозвав его Дивояром.

Нынче дуб пустует - ребятишки отправлены на каникулы по домам. Но свежие угли на холме под кроной великого дуба говорят о том, что кто-то всё же тут живёт. Стоит в сторонке самовар, как будто ждёт гостей. Сухие дрова припасены, и корзина тут же подвешена на ветвях.

Некто возник прямо из воздуха у подножия холма и посмотрел наверх. К нижним ветвям вела лесенка из жердей, прибитая прямо к мощному стволу тысячелетнего дерева. Залезть по этой кривоватой лесенке несложно, но гость поступил по-своему. Он вдруг обратился филином и легко порхнул с земли прямо на третий ярус гигантских ветвей. Опустившись на широкую, как дорога, ветвь, он снова обернулся человеком и пошёл по ней. Дойдя до дверки, едва заметной в толще вертикальной ветви, он потянул за сучок над ней. Дверь со скрипом отворилась и пустила гостя. А далее он узкими коридорчиками, освещёнными гроздями светлячков, добрался до одной из комнатушек, из-за неплотно прикрытой дверцы которой доносились звуки голосов.

Высокий седоватый человек, худой, со смешным вихром над морщинистым лбом, снял с нома очки и протёр стёкла. Потом надел их снова и постучал в дверь.

– Да-да!
– важно раздалось оттуда.

– Заходите!
– отозвался другой голос - мягкий такой, ласковый и вкрадчивый.

Гость пригнулся и неловко пробрался в низенькую дверцу. В тесноватом помещении обнаружились двое. Худой брюнет щеголеватого вида, развалившийся в кресле у окна, сбоку стола. Он сидел, закинув ногу на ногу, и демонстрировал остроносый башмак. В руках он без всякой надобности вертел тросточку с головой чёрного пуделя. Второй - приятный мужчина лет тридцати с небольшим, тоже брюнет, но с более мягкого цвета волосами, аккуратными усиками над верхней губой и неожиданно лукавыми зелёными глазами. Красивые его локоны изящно лежали на широком, белом, кружевном воротнике.

– Привет, ликвидаторы!
– с ехидством заявил первый, критически осматривая гостя.

– Я с пряниками, - признался тот, показывая скромный узелок в горошек.

– К портвейну пряники не катят, - неуступчиво заявил брюнет.

– Кончай, Вещун, свою разлагающую демагогию!
– возмутился второй.
– Мне твоя пьянка знаешь где сидит?!

И добавил уже мягче:

– Ты извини, Филипп Эрастович, он сильно расстроен.

– Мягко сказано, - буркнул Вещун, - Не ожидал я от вас такого!

Пожилой гость печально состроил седые брови шалашиком и пристроился на стульчике с другой стороны стола от сердитого Вещуна. Он скромно держал узелочек с пряниками на коленях.

– Пришёл вот попрощаться, - деликатно известил он хозяев квартирки.

– Сваливаем, значит?
– ехидно осведомился Вещун.
– Наблюдатели, называется!

– Какие уж мы наблюдатели, - словно извиняясь развел руками Гомоня, - мы просто оперативная группа быстрого реагирования. Наблюдатели у нас вы.

– Ага, сваливай всё на нас, - вредничал желчный Вещун.

– Так вышло, парни, - сказал Гомониил, - Мы всяко думали - при любом раскладе вышло бы то же самое.

Все трое немного помолчали, затем Вавила, а зеленоглазый человек с усиками был именно он, достал из-под стола кружку и сказал:

– Давайте помянем его, что ли.

Стакан, кружка с портретом Гарри Поттера и чайная чашечка с цветочком дружно чокнулись над столом, и трое приятелей выпили, закусили пряниками. После этого Вавила прокашлялся и сообщил Гомоне: