Перекресток Миров
Шрифт:
— Не сомневаюсь в этом.
— Происходящее в Сталорэ вышло за рамки одной страны и даже одного мира и потому, согласно правилам, мы созываем Суд Императоров и… Суд Стихий.
Арий лишь кивнул и сжал челюсти. Советник выглядел чуть смущенным:
— И мы обязаны действовать по процедуре…
— Действуйте, — голос Правящего сделался сух.
— Правящий, вы обвиняетесь в попустительстве смены королевской династии Сортана. Вы и ваши подданные являетесь подозреваемыми в устройстве государственного переворота в сторонней стране, что стал причиной многочисленных жертв. Суд учтет то, что ваша жизнь также была подвергнута опасности. Суд и Совет состоятся
У меня упала челюсть, а на кончиках пальцев заискрило огнем от бешенства. Да как они могут так говорить после всего, что здесь произошло?!
Я думала ничто уже не может меня шокировать больше, но тут блондин повернулся ко мне. Я почувствовала, как объятия Ария становятся просто стальными.
— Анна тер Олард. Вы обвиняетесь в убийстве короля Сортана Гаша Арели. Суд состоится через четыре дня в Токае; и пусть Стихии определят степень вашей виновности.
Глава 35
Конечно, обвинили не только нас.
На суд отправлялись также короли Гртана и Антана, несколько эльфов; многочисленные наездники, которых даже взяли под стражу. Все причастные и потенциально причастные к предыдущим событиям.
Я злилась. С таким подходом, им следовало обвинять и себя — за бездействие. За медлительность.
Совет Императоров был, безусловно, наивысшим органом власти на всех четырех планетах, но старался не вмешиваться во внутренние дела империй и рас — сколько их сменилось вместе с границами за тысячи лет. У Совета были свои правила и законы, регулирующие его деятельность, а также жрецы и советники, которые, ни по праву рождения, ни по положению не были выше королей, но формально следили за тем, чтобы общие законы соблюдались представителями одинаково.
Проблема была в том, что убит был, как раз, член Совета, которым, автоматически, после смерти отца, стал Гаш Арели. И переворот затронул слишком много рас. И если я, от имени императора Таларии, требовала внеочередного созыва для решения ситуации с Ртаном и спасения таларийцев, то сами законы требовали ответить за этот переворот и смерти всех тех, кто остался в живых.
Да, мы защищались и не наша вина, что все произошло так, как произошло. Да, сам Арий был членом Совета, а значит, в какие-то моменты будет как судьей, так и обвиняемым.
Но, все-равно, меня злила та несправедливость, что заставляла меня и моих близких предстать перед судом.
А еще я боялась.
Я никогда не попадала в тюрьму и мне никогда не предъявляли обвинений. Ни на Земле, ни в этих мирах. И то, что это произошло, не укладывалось у меня в голове. Я — убийца? Преступница? Маг, которого надо взять под стражу и казнить?
Спустя сутки я продолжала паниковать и ходила из угла в угол, в своей комнате в сортанском дворце, снова и снова переживая ту сцену на приеме.
Так и застал меня Арий.
— Анна…
— Я боюсь. — я прижалась к мужчине — Что если меня сочтут виновной? Я ведь действительно убила его…. А если тебя или Рона накажут или еще что-то там произойдет?
— Все будет хорошо, не волнуйся. Это всего лишь формальность.
— Формальность?! Я бы не назвала это формальностью… Ведь вы будете не теоретически обсуждать, что делать с Ртаном, а Стихии вовсе не формально будет решать, кто виноват… И если меня признают убийцей, да еще без всяких смягчающих обстоятельств...
—
Это не произойдет.— Почему ты так уверен? Я вот ни в чем не уверена… И какое меня ждет наказание? Что они со мной сделают? — я в волнении закусила губу. Удивительно, что столько пережив за эти недели, я снова не могу наслаждаться покоем.
— Анна. — Арий обхватил мое лицо ладонями и внимательно на меня посмотрел — Я. Не дам. Тебе. Навредить. Понятно? И если для этого Таларии придется перессориться и разорвать отношения со всем Советом — мы это сделаем. И если мне придется отбивать тебя у Стихий — значит, так и будет. Понятно? Ни ты, ни я, ни Рон с Фарном и Ариэлем не пострадают и ни одного дня не проведут в тюрьме.
Я смотрела на Правящего и думала о том, что верю ему. И я поняла, что он так и сделает. И Геллард его поддержит.
— К тому же, у нас в Совете гораздо больше друзей, чем тебе кажется. Так что прекращай нервничать. Тебе нужно отвлечься.
— Отвлечешься тут, — буркнула я — То тебя спасать надо, то замуж выходить, то под суд идти…
Арий хмыкнул и медленно стянул с себя камзол.
— Спорим, я знаю, что тебя отвлечет? — спросил он чуть охрипшим голосом.
Я смотрела на него и чувствовала, как разгорается внутри меня желание, сжигая всю мою неуверенность и страхи. Он подошел ко мне и нарочито медленными движениями начал развязывать шнуровку.
— Мне нравится, что ты снова носишь платья, — прошептал он мне на ухо, опаляя его своим дыханием — Когда я смотрю на тебя, то представляю, как легко задрать эти юбки, раздвинуть твои совершенные ножки и…
Я заставила его замолчать поцелуем.
Сегодня не было место нежности.
Мы срывали друг с друга одежду со звериным голодом, желая почувствовать себя живыми. Вместе. Я застонала, когда, наконец, прикоснулась к нему обнаженной кожей, когда он резко оттянул мою голову за волосы и впился в мою шею, не переставая гладить спину, руки, бедра — всё, до чего он дотягивался. Он уронил меня на кровать и, на мгновение, навалился всем весом сверху, давая почувствовать свою силу и твердость.
Я вцепилась в его волосы, когда жаркие губы переместились с шеи на грудь и резко дернула его голову вверх.
— Не могу больше ждать. — Меня уже колотило от неудовлетворенности.
Арий послушался, с рыком вошел в меня, а я закрыла глаза от невероятных ощущений.
— Смотри на меня, — жарко прошептал мужчина — Я хочу, чтобы ты смотрела на меня… Моя… Жена…
С каждым толчком его глаза темнели все больше, затягивая меня в водоворот. Татуировка жглась, но это жжение было приятным; внутри меня волны магической силы сменялись невероятным наслаждением. Мне хотелось, чтобы он брал меня грубо, заполнил меня всю, до конца, собой и Арий, похоже, понимал это, выбивая из меня стоны страсти и удовольствия. И, когда по глазам полоснул свет, а внутри меня взорвался фейерверк, сопровождаемый криком Правящего, я простонала:
— Мой… Люблю тебя…
Магический потенциал расы был, одновременно, рассчитываемым числом и чем-то неуловимым, меняющимся. Эту удивительную величину знали лишь Стихии; члены Совета, как я поняла, и сами не всегда были готовы к тому, что обнаруживалось в процессе общения или вынесения решений. Все-таки, это был мир Стихий, и они правили балом — они являлись нашими родителями и теми, кто принимал нас за Пределами. Они играли с нами — и позволяли играть с ними. Их существование и право на всех живых — и мертвых — никто не оспаривал; потому неудивительно, что на Совете принимали как данность то, что стояло за всеми решениями.