ПереКРЕСТок одиночества – 2

Час назад я узнал, что медведям надо стрелять промеж глаз. Там у них тонкая костяная перемычка, пуля легко пробьет ее и войдет в мозг. В защищенное толстенной шкурой жирное тело палить без толку – пуля завязнет в жиру, и мелкая рана только взбесит зверя.

А через полчаса жилистый безногий старик, завсегдатай Холла, долго смеялся, услышав, что медведям надо стрелять в голову. Отсмеявшись, старик покашлял, держась за грудь, выпросил у меня леденец, после чего сообщил, что стрелять в медведя глупо. Разве что из мощного оружия – тогда толк будет. А так ничего не найти лучше старой доброй рогатины и тяжелого топора. Останавливаешь зверя рогатиной, и пока кто-то держит – подбегаешь сбоку и наносишь пару сильных ударов топором по хребту. После чего можно спокойно добивать обездвиженного зверя, а следом уже начинать спешно свежевать и грузить на нарты. Если же промедлить – сползутся снежные черви, и пиши пропало. Вмиг отгонят от распространяющей запах крови туши и все сожрут. Не уйдешь – и тебя сожрут. Воевать же против червей глупо. Проще уступить. А вообще – надо впрягаться и тащить тушу целиком. И свежевать ее уже под защитой стен Бункера. Но тут от размеров зверя уже все зависит.

Поразмыслив, я решил, что второй старик дело говорит. Я видел черепа здешних медведей… там кость в пять сантиметров толщиной. Без шуток. А сверху еще мясо, кожа, толстая меховая шуба… Клыков не имелось. Вместо них расположенные в несколько рядов тонкие, острые костяные пластины. Как раз чтобы кромсать жесткое мясо снежных червей – основной источник пищи медведей. Да и не медведи это вовсе. Скорее киты, отрастившие пару лап и таскающие себя по льдам в поисках пропитания или пары. Бывают весом в тонну и больше. Нижняя челюсть плоская, скользит при движении по льду – ей эти звери и зачерпывают червей, с хрустом их перемалывая и отправляя в пятикамерный желудок. Да уж… по медведям мне рассказали немало. Как-никак главная угроза в окрестностях. И главный источник пропитания для всех освободившихся сидельцев. Вот только охотятся как-то неумело…

Выйдя из барака, спустился по лестнице, миновал четверых зевающих охранников и оказался в холле Свободы. Красиво назвали. И даже статуя имелась – грубо вырубленная из камня фигура получившего свободу узника, держащего в высоко поднятых руках два обрывка разорванной цепи. Статуя стояла посреди двух каменных лестниц ведущих к, собственно, самому холлу, представляющему собой большой зал с низким потолком. В противоположной от меня стороне располагались сейчас запертые большие ворота.

Миновав статую, уселся на одну из ступенек, не забыв подложить под себя кусок ватника. Камень холодный, болеть же не хочется. С высоты лестницы задумчиво осмотрелся, выбирая из многочисленных целей наиболее многообещающего собеседника.

Мысли невольно вернулись в недавнее прошлое. К моменту, когда мы прибыли сюда два дня назад.

Побег удался. Мы – я, Шериф и Красный Арни – обрели долгожданную свободу, успешно покинув воздушную тюрьму. Во всяком случае, так мы думали тогда. Но чуть позже столкнулись с проблемой. Крест посадить не удалось. У самой земли он вдруг заартачился. И отказался приближаться к земле ближе, чем на сто метров. Борясь с управлением, я понимал – вот-вот к нам нагрянет еще несколько тюремщиков, жаждущих выяснить, что произошло с их товарищем. И в этот раз они прибудут большим числом и с куда лучшим вооружением. Решение требовалось принять немедленно. И предупредив Шерифа с Арни, я направил дергающийся крест на вершину высокого холма.

Решение оказалось не самым лучшим. А касание вышло далеко не мягким. Мы на полном ходу снесли вершину холма, вспоров себе брюхо, разбив кокпит, что-то оборвав в начинке креста. Летающая машина тяжело рухнула на склон и понеслась вниз. К счастью, это длилось недолго – через метров пятьдесят крест нагреб столько снега тупорылой мордой, что снежная куча сработала как тормоз и заодно послужила подушкой безопасности. Чуть придя в себя, начали подсчет ущерба.

Я вывихнул мизинец на левой руке, разбил лицо в кровь, синяков не сосчитать, жутко болела поясница.

Шериф и Арни отделались легче – на двоих не больше десятка ушибов и ни одного перелома. Но им неплохо досталось при побеге, так что везунчиками их назвать никак нельзя. Нагрузившись пожитками, уложив Арни и Шерифа на импровизированную волокушу из одеял, я потащился вперед, ориентируясь по указаниям Красного Арни. Тогда-то и познакомился со снежными червями и медведями… чуть там и не остались. По самому краю прошли. Но добрались до гостеприимно распахнувшихся врат…

Да-а-а…

Прервав воспоминания, я встал и зашагал по лестнице, двигаясь на звуки становящегося все ожесточеннее спора.

– Твоя очередь! Твоя тебе говорю! – хрипло орал трясущийся от холода старик.

Глянув на потолок, я увидел, что работает лишь одна линия ламп. Одна из трех. Стало быть, и система обогрева работает лишь одна из трех. О причине спора можно и не задумываться – опять из-за ненавистной очередности дерганья за рычаги лаются. Не хотят жизнью делиться.

– Не моя! Я семь дней назад дергал! Сегодня очередь Сипатого!

– Умер Сипатый! Вчерась похоронили! Совсем память отшибло?

– И что? Я семь дней назад дергал! Как не крути – не моя очередь! – не сдавался старик, пряча руки за спиной.

– Я сегодня дежурный! И я тебе говорю – твоя очередь!

– Ну нет!

– Добрый день, – улыбнулся я и, протянув руку, опустил торчащий из стены рычаг. Дойдя до противоположной стены зала, опустил еще один рычаг. Стало куда светлее, с урчанием ожили системы подачи горячего воздуха. С облегчением и радостью загомонили здешние обитатели, сидящие и лежащие на пятиэтажных нарах, превращенных в личные неприкосновенные убежища. И этот закон соблюдался строго. Заберешься на чужие нары без ведома хозяина – огромных проблем не оберешься.

Холл Свободы…

Именно сюда мы попали, впервые войдя в распахнувшиеся врата. Такова была традиция – когда к воротам впервые прибывает новый освобожденный, ворота для него распахиваются настежь. И плевать, что быстро улетучивается накопленное тепло. Плевать! Это ритуал. Устоявшаяся традиция. Стоит новенькому перешагнуть порог – и все, кто может встать, поднимаются и во все горло орут «Свободен!».

Я был оглушен диким ревом.

– Свободен!

И меня пробрало до печенок. Я замер, глядя на орущих людей, стоящих и лежащих на нарах, стоящих у столов и все как один кричащих:

– Свободен!

Только тогда я осознал – я больше не узник. Я свободен.

Когда ворота закрылись за нашими спинами, к нам никого не подпустили суровые и еще крепкие, но уже седые охранники. Позже я узнал – холл Свободы тот еще крысятник. Обнимая и поздравляя, им ничего не стоит украсть что-то из кармана. Не все, конечно, здесь такие. Но многие. И холл Свободы не зря за глаза называют Поселением. Тут живут нищеброды и те, кто совершил преступления, пребывая в Бункере.

Бункер… так его и называли.

Большое подземное сооружение, некогда бывшее пещерой, преобразованной терпеливыми и никуда не торопящимися руками бывших сидельцев.

Подошедшим старикам Красный Арни сказал пару слов. И те тотчас засуетились, послали вверх по двойной лестнице гонца, двигающегося со старческой неспешностью. Нас повели туда же – все те же крепкие старики, оказавшиеся охранниками, покрикивающие на пытающихся подступиться оборванцев. Еще тогда я понял – это настоящее гетто. Переполненное безнадежностью и подлостью. Да уж…