Перекресток
Шрифт:
Миччи молча кивнул.
– Да и что нам, собственно, даст человек? Он роет и режет там, где бы мы просочились. Его окружают мертвые камни, металл, стекло. Даже дерево он сначала убивает, чтобы сжечь или в лучшем случае построить дом. Мне, старику, смешно искать с таким существом контакта.
При этих словах Зииц съежился, соскользнул с дерева, махнул рукой. Какой смысл тратить время, если все давно решено? Пока они тут спорят, серебряные паучки на Поляне довязывают нити антенн. Старые уже подвели к поверхности толстые рудные жилы и теперь стягивают в узел пойманное солнце. Через несколько минут тонкое излучение, никого больше в мире не замечая, ударит по
– Я побегу, - сказал Зииц.
– Мне поручено муравейник из-под экрана переселить. И вы не очень задерживайтесь...
Он скакнул на тропинку, догнал стайку шумливых детишек с пожилой невозмутимой тавьей-наставницей впереди, быстро перестроил их тройками, взял самого маленького на руки и бодренько со всеми вместе исчез. Дилль посмотрел им вслед, натужно сполз на землю, охнул, наступив на брошенную бутылку заскорузлой от старости подслеповатой ступней и оттого еще больше распалился:
– Когда-то на Земле царили рептилии. Среди многих суетились маленькие юркие ящерицы - наши предки. Внезапное космическое излучение убило гигантов, а мы скрылись в леса, отгородились деревьями от дневного света. Старые считают, следовало вытерпеть, приспособиться, и сейчас в мире было бы две братские цивилизации. Вопрос только: допустили бы мы развитие соперников из каких-то млекопитающих?
– Дилль неодобрительно фыркнул.
Грагги на Поляне ударили первый раз.
Миччи приподнялся на локте и, склонив голову, рассматривал одним глазом принесенный ветром клочок бумаги. Тьоу придвинулась, свесившись с валуна почти параллельно земле, и с болью притронулась к этой раздробленной, вываренной и засохшей жизни. Ей стало жаль незнакомое загубленное дерево, ведь в лесу хватает всякой бросовой хвои и листьев. Она подкинула клочок на ладони, дунула, бумага взлетела, едва не зацепив Дилля. Старик с отвращением изогнулся, пропуская ее мимо, я следил за ней до тех пор, пока ее снова не принял и не умчал ветер. Потом тяжело вздохнул:
– Сорят люди. Однажды выпустят по недомыслию злую силу - и тю-тю наша планета! Вместе с нами. Мне-то в мои годы не страшно. За вас обижаюсь. Я тут на досуге задумался. Вот человек подминает природу, а сам изменяться не хочет. Тави, наоборот, так гнулись и сливались с ней, что почти потеряли себя. И теперь потихоньку угасают. А ведь мы живем на одной Земле. И путь у нас с человеком в общем один. Неужели же мы не можем помочь друг другу? Чувствую сердцем, права молодежь, вместе держаться следует, вместе веселей. А разумом не могу принять человека с его солнцем и его скоростями. Нет, жили мы без него пять миллионов лет - и еще проживем!
– Оно конечно, в родных лесах тави еще ого-го!
– сказал, появившись невесть откуда, Зииц.
– А вот в космос голышом не выбежишь! Так что устарели твои теории, дядюшка. Кончай брюзжать!
И, не слушая тяжелого стариковского вздоха, накинулся на бедного Миччи - задевать Тьоу ему не хотелось.
– А ты когда-нибудь сдвинешься с места? На Поляне все готово, ждут вот таких осторожненьких...
– Ох и суетливое поколение!
– Дилль сердито засопел.
– Где гарантия, что Излучение не убьет наш изнеженный Разум?
– Человек наша гарантия, вечник! Человек Думающий!
– Да-да-да. То самое теплокровное существо, которому в жару жарко, а в холод не согреться, которому ничего не стоит смахнуть с планеты целые семейства растений и животных... Для него остальной мир просто не имеет значения...
Дилль задумался, стоя на одной ноге и потирая
ушибленную ступню, Тьоу укоризненно посмотрела на Зиица, взяла старика под руку:– Тебе по-прежнему не хочется на Поляну, дядюшка?
– Чего я там не видел, девочка? Высаженный вашими руками экран? Нам повезло: излучение не успел открыть человек. Оцепленные свинцом и бетоном, здесь пролегли бы километры радиоактивной аппаратуры. Такова цена однобокой машинной логики.
– Но ведь мы старше людей на пять миллионов лет!
– И вдруг возмечтали о молодости? Оставь, милая. Сказки хороши, пока они не превращаются в быль. Чего нам сейчас не хватает?
– Общения, добрый ты наш злюка!
– Тьоу обняла Дилля за плечи, но он вырвался и отступил:
– Без этого мы, старики, в общем, можем уже обойтись. А вы... Ладно, ребятки, шагайте. Вот и матери с веснятами потянулись. Скоро начнется. А мои дурные мысли пусть останутся здесь, со мной...
"Эх, оптимисты! Любопытство в вас всегда впереди опасения!" - Дилль безнадежно махнул рукой и попятился в свою покосившуюся, скрипучую, засыхающую сосну. Прежде чем скрыться окончательно, он сказал:
– Мы веселый, жизнерадостный народ. Для нас естественны мечты о дружбе. Но человек никого не хочет, кроме себя. Он неконтактен. И едва мы откроем свое существование, объявит нам войну. Ради собственного счастья, в угоду беспечному эгоизму, из зависти - какая разница? Главное - он не успокоится, пока не изведет и не сможет после этого навсегда забыть последнего из нас. За перекрестком улицы снова расходятся - имейте это в виду...
Деревья вокруг пушились легким белым маревом отдаваемого тепла. Дорога, которую им предстояло пересечь, успела остыть и лежала впереди темной полосой с тлеющими кое-где на ней черточками корней. Под яблочным дичком хозяйственно фыркал еж.
– Жалко старика, - задумчиво проговорила Тьоу после некоторого молчания.
– Один остается...
– Привыкнет, - неуверенно предположил Зииц.
– Скорее всего завянет...
– Миччи сильно растягивал слова, сдерживая зевоту: грусть снова навеяла на него сон.
– Идем, идем, лежебока!
– Зииц ухватил его под мышку.
– А то задремлешь!
– Я не сплю. Я думаю.
– Истинный тави, ленивый и созерцательный!
– Тьоу взяла Миччи с другой стороны и вдвоем с Зиицем поставила его на ноги.
– Для тебя лишнее беспокойство даже просыпаться и двигаться, не то что с человеком дружить! Ну, работай, работай ножками, миленький...
– Уж если искать лентяев, то не среди нас, - возразил Миччи, уныло покоряясь друзьям.
– Мы против людей метеоры! Вон там, послушай, петляют по лесу твоя девчонка с приятелем. Еле-еле до дороги добрели - полчаса километр. По мне, лучше до смерти на солнце вялиться, чем так ползать. Стремительные и беззвучные дельфины во время плавания не расталкивают и не рвут воду - они скользят в ней, слегка колебля. Вот так же мы ходим по лесу. А у человека волны, брызги и шум...
– Но ведь он сухопутный, Ми!
– Хорошо. А в лесу?
Тьоу прислушалась. Далеко на Поляне Грагги ударили дважды. Зииц ахнул и, будто подстегнутый, кинулся на звук.
– А в лесу?
– переспросила тавинка и снова замерла, наполовину высунувшись из кустов. Стало слышно, как нежится листва под лунными лучами, как за ближними деревьями выбираются на дорогу Лорка и Толик, Посыпалась земля, крякнул берег канавы от грузного прыжка, зашуршали камешки. Скрипели и терлись одна о другую недогруженные корзинки.
– Дядя Толя, а почему вы бороду носите?