Перекресток

Он еще что-то говорил о важности поставленных перед его управлением задач, о том, как хорошо работается сотрудникам под его руководством, а «зет-восемьсот одиннадцать» поймала на себе едва ли не плачущий взгляд Герда и неожиданно вспомнила, как тот ежегодно, в какой-то, наверное, важный для него день приносил ей к обеду ярко-оранжевый, вкусный апельсин, казавшийся изысканнейшим лакомством в сравнении с питательной, но безвкусной едой, наполненной калориями. А еще в редкие минуты, когда они оставались наедине в помещениях лаборатории, он называл её не «зет-восемьсот одиннадцать», а Зиной, смеялся и шутил, что вырастил себе дочь, иметь которую ему не положено было по генетическим противопоказаниям.

Генерал в сопровождении Вадима уже отошел к столу, за которым насторожились представители параллельного института, а Герд все еще стоял рядом и продолжал смотреть в глаза женщины, а потом совершенно внезапно шепнул: «Я тебя не отдам на утилизацию… ни за что…»

Она хорошо представляла себе, о чем идет речь. Яркая вспышка света, безболезненный и логический конец ее недолгого существования в этом мире. Так было предрешено задолго до ее появления на свет, и противиться предначертанному было не просто глупо, а бесполезно так же, как пытаться прекратить дождь. Впрочем, о дожде «зет-восемьсот одиннадцать» знала лишь от гипнопедии, но на маленьком своем жизненном опыте убедилась, что людей частенько отличают именно глупые, бессмысленные и бесполезные поступки.

Она и представить себе не могла, что будет просто укол снотворного, а потом из её еще живого, спящего тела откачают кровь всегда нужной второй группы, извлекут и положат на глубокое хранение в специальные контейнеры сердце, почки, легкие, печень, другие важные и часто требующиеся для пересадки органы, а оставшийся биоматериал сдадут на архивное хранение, чтобы спустя положенные десять лет сжечь в газовой печи, подключенной к генератору, вырабатывающему электроэнергию для нужд исследовательского центра. Ничто не должно пропадать втуне — это отлично знал и Герд, но он не хотел допустить подобной судьбы для своего детища.

28

Дождь, начавшийся сразу же, как только автомобиль — солидный, черный, комфортабельный, очень представительный внешне и изумительно удобный изнутри — покинул Столицу, немного утихомирился, выродившись в мелкую серую водяную завесу, раздражающую даже больше, чем холодные, косые струи, льющиеся непрерывным потоком с неба. Чертыхаясь в душе на торопыжку Нику, сорвавшуюся из города, на ночь глядя, упрямо пытаясь что-то разглядеть через покрытое мокрой сеткой лобовое стекло и то и дело включающий дворники, Антон, придерживая руль одной рукой, второй извлек из-за пазухи плоскую, но очень объемную металлическую фляжку, кое-как скрутил и уронил на свои колени винтовую пробку, наполнив салон сильным, вкусным запахом настоящего джина…

— Вот как мы сейчас размажемся о столб по такой дороге… — мстительно сказал блондинка, принюхиваясь и размышляя — сразу отобрать спиртное у Карева или дать все-таки тому сделать глоток-другой.

— Да мы если и захотим — не размажемся, — угрюмо и недовольно отозвался романист. — По такой погоде и по такой дороге ехать больше десяти верст в час — самоубийство, так что, дорогая, до цели мы будем с тобой тащиться сутки…

— Не скрипи, как старый дед, — все-таки отбирая у Антона флагу и прикладываясь к ней сама, заявила бодренько Ника. — Понимаю, что ты бы хотел как следует отоспаться, похмелиться и опять отоспаться, чтобы выехать завтра, с утра… вот только завтра с утра ты опять хотел бы похмелиться и отоспаться…

— Ты из меня прямо алкогольного монстра какого-то сотворила, — проворчал Карев, но сдержался, чтобы не продолжить: «На себя лучше посмотри…», перекладывать вину с больной головы на здоровую, тем более — такую милую и обаятельную, он не любил.

— Я бы и сама завтра поднялась не раньше, чем сегодня, — примирительно сказала блондинка. — Поэтому и решила ехать, как только добыла машину и договорилась насчет выступлений… а тебе и договариваться не с кем, ты — птица вольная, бесконтрактная…

— Единственное, пожалуй, преимущество по сравнению со всей нашей поющей и танцующей братией, — волей-неволей пришлось согласиться Антону. — Встал и поехал, когда захотел, ни перед кем не отчитываюсь… но тебя выступления тоже не тяготят, там Мишель уже так все документики облизал, что все равно ты всегда права будешь, даже если совсем не права.

— Не ревнуй, — весело засмеялась Ника. — Сам его услугами пользуешься, если надо, так что…

— Какая ревность, — нарочито удивился романист. — Тебя ревновать — никаких нервов не хватит, Отелло в первый же день знакомства с тобой удавился бы… вечно в окружении мужчин, всегда — в центре их внимания…

— Забыл уточнить, что еще голышом по сцене скачу и на неприличные фотки позирую, — поддержала друга и любовника блондинка. — А вот если я…

— Стоп! — резко перебил её Карев, сбрасывая и без того небольшую скорость и прижимаясь к обочине. — Быстренько распахни окно, проветрить салон надо…

Только тут Ника заметила, что за серой пеленой дождя притаилась у края дороги темно-синяя полицейская машина и оттуда к ним двигается некто громоздкий, похожий на чудовищного инопланетного пришельца из дешевого фильма, в бесформенной плащ-палатке с огромным капюшоном.

Подошедший полицейский откинул капюшон и оказался средних лет мужчиной с живыми, хитрыми глазками и вполне симпатичной, хоть и несколько утомленной дождем и безлюдьем трассы, дружелюбной физиономией. Он низко склонился к предусмотрительно открытому окну автомобиля, намереваясь, видимо, потребовать документы, но, еще не сказав ни слова, натурально расцвел в широкой, радостной улыбке:

— Ох, бесконечное небо! Какие люди! На нашей трассе!!! Госпожа Ника! господин Карев! Вот чего только на дороге не увидишь, хорошая всё ж таки у меня служба, как бы её не ругали…

Не разгибаясь, старательно удерживая в поле зрения прежде всего блондинку, он взял под козырек, но тут же вернулся к исполнению своих обязанностей, уточнив:

— А что ж это вас в такую погоду сюда занесло?.. вот не сидится дома людям… да еще на генеральской машине…

— Какой генеральской? — удивился Антон, подозрительно взглянув на спутницу. — Ты говорила — у соседа-пенсионера попросила…

— А то я у всех своих соседей первым делом их чины выспрашиваю, — ехидно ответила Ника.

— Ладно-ладно, не переживайте, — по-своему понял их размолвку полицейский. — Никандр Савелич просто так, кому попало, свою бы машину не отдал… Вы дальше поаккуратнее, наш пост, считай, последний на трассе, потом верст на сто никого не будет, пустыня в средней полосе, хоть и под дождем…

Он засмеялся своему удачному сравнению и снова взял под козырек:

— Приятно было вас увидеть! Счастливого пути!

— На странной генеральской машине, которую в «лицо» знают постовые дорожные полицейские, два известных, моментально узнаваемых персонажа — лучшей рекламы нашей поездке и не надо, — проворчал Карев, выруливая вновь на покрытую водяной пленкой трассу.