Перемена мест

— Не отступим! — свирепо сказал я, выпятив подбородок по примеру нашего Генерального прокурора.

— Тогда ни пуха ни пера, — важно произнесла птичка, как будто это было какое-то сверхдейственное заклинание.

— Идите к черту, Жанна Сергеевна, — проникновенно ответил я. — А еще лучше — собирайте побыстрее вещички и двигайтесь туда. Надеюсь, этого адреса «Меркурий» не знает.

Напоследок я оглядел себя в зеркало, своим видом остался доволен, помахал ручкой и вышел.

Через час я уже был на месте. Осенняя ночка — не самое удачное время для прогулок и поэтому замечательное время для преступлений. Хороший хозяин свою собаку в такую ночь из дома не выведет, пожалеет. Стало быть, и свидетелей не будет. Вот и славненько.

Во всем особнячке на Щусева одиноко горело только окошко на первом этаже, и именно рядом с неприметной дверью, откуда сегодня меня, монтера Мосэнергонадзора, подло выкинули. Нормальные герои всегда идут в обход. Дважды. Поэтому в эту дверь мы больше не пойдем. Не на ней, в конце-то концов, сошелся клином белый свет. Как говорится, гони природу в дверь, она влетит в окно. В роли непослушной природы сегодня взялся выступить сам Яков Семенович Штерн собственной персоной. Окно для этих целей любезно предоставила компания «ИВА», я лишь аккуратно подготовил данное окно в свой предыдущий визит. Для страховки я бдительно осмотрелся, не увидел ничего, кроме темени, и осторожно пальчиком в перчатке подцепил раму. Окно бесшумно открылось. При этом сигнализация не завопила, сторожевые собаки не забегали, автоматчики из дежурки не открыли оглушительную стрельбу. Все тихо. Сработала моя маленькая картонная прокладка. Кстати, насчет сторожевых собак я сказал ради красного словца. Будь здесь эти симпатичные и умные четвероногие, в мой план пришлось бы вносить серьезные коррективы. Но молодцы из дежурки не любили домашних животных, в том числе и друзей человека. Я сильно подозревал, что Колян с напарником не любят даже просто человека. Что уж толковать о его друзьях!…

Брести по темным коридорам второго этажа ночью оказалось куда менее приятно, чем днем. Мой маленький фонарик я зажигал только в крайнем случае — если мне казалось, что коридор загибает куда-то не туда. Хотя комната с сейфом обнаружилась там же, где я ее и оставил сегодня днем. Только дверь в комнату была крепко заперта. К суровому замку на двери нельзя было подобрать ключа, фирма гарантировала. Фирма, правда, не гарантировала, что ее изделие спасет ваше имущество ВО ВСЕХ случаях жизни. Например, тогда, когда болты к замку — наши и притом вкручены в обычную деревоплиту. Утрем нос фирме с помощью обычного перочинного ножика с двумя лезвиями. Я осторожно надавил, стараясь производить как можно меньше шума. Еще одно последнее движенье… Нет, это было предпоследнее. Вот оно, последнее!

Замок поддался. Точнее, скажем так: поддалась дверь. Замок остался защищать пустое место. В это место я и вошел.

В комнате царила замечательная темнота. Еще днем я заметил на окнах достаточно плотные шторы. Правильно, с ними красивее. А заодно и огонек моего фонарика из окна совсем не виден. Я включил свой фонарик и осмотрел сейфовый замок. Уроки вскрытия сейфов зарубежного производства давал мне сам пан Вольдемар Осецкий, профессионал международного класса, медвежатник божьей милостью. Он-то первый и объяснил мне, что бояться следует здоровенных наших ящиков, которые можно преодолеть только грубой силой. И, напротив, в европейских сейфах так много разных секретов, что они начинают, в конце концов, соперничать друг с другом и, при условии патриархального российского обращения с этими нежными тонкими созданиями, рано или поздно один фокус наедет на другой. Во время моего первого визита я обратил внимание, что здешнему «Октопусу» уже не меньше двух лет. А это означало… а это означало… Я оторвал две полоски скотча и крест-накрест наклеил их на замок, чтобы липкий слой попал на поверхность цифрового кода. После чего отклеил скотч обратно, одну шпильку засунул в замочную скважину, вторую — протолкнул в щель внизу дверцы и одновременно выставил на указателе произвольный код, сделав эту операцию трижды. Комбинированные замки — ключ плюс специальный код — казались защищенными на сто процентов. В случае, если в замочную скважину попадал не тот ключ, срабатывала система защиты и намертво стопорила замок. То же происходило, если трижды цифровой код устанавливался неправильно. Но вот защита от дурака здесь, похоже, не предполагала наличия наших дураков. Тех, которые будут тыкать в замочную скважину не отмычку, а всего лишь шпильку. И при этом выставлять идиотский код на указателе, который вдобавок стал липкий от скотча, что привело в действие другую хитроумную систему защиты. Нижняя шпилька в щели должна была привести в действие еще один механизм. Теоретически все четыре системы защиты должны были работать автономно, но при наших условиях эксплуатации между всеми этими фокусами — под действием коррозии и прочих забавных вещей — возникали любопытные неформальные отношения. Теперь, если привести в действие сразу все четыре системы, то срабатывал главный фокус. Запомни, — учил меня пан Вольдемар, со скуки превращавший рутинные допросы в увлекательные лекции, — в этом состоянии замок похож на собаку Павлова, которая получила сразу четыре противоречивых команды… — И что же случается с собакой? — любопытствовал я. — Очень просто, — усмехался Осецкий. — Она сходит с ума… Эту лекцию я и держал в уме, когда сделал последний шаг к цели: разбежавшись, ударил каблуком башмака по замку. Подошвы у меня мягкие, и звук вышел негромкий. Ударом был нанесен последний, завершающий штрих. Внутри замка что-то щелкнуло: собачка сошла с ума. Теперь сверхсекретный замок можно было открыть любым из четырех возможных способов. Я выбрал цифровой код и, ради смеха, выставил три шестерки. Потом повернул ручку. Тяжелая дверь со звяком приоткрылась, а потом и открылась совсем. Я немедленно осветил содержимое фонариком.

Жанна Сергеевна не зря заплатила два миллиона своим информаторам. Сведения оказались верными. На самой верхней полке в гордом одиночестве возлежала трехдюймовая дискета. А на средней полке… Я усмехнулся. Странно было бы иметь сейф — и не хранить там деньги. На соседней полке лежало три больших прозрачных полиэтиленовых пакета, набитых пачками купюр. По виду пачки состояли из банкнот по сто тысяч рублей.

Такой вариант я предвидел. Оставлять деньги на месте было глупо: даже и младенец бы догадался, что, если пропала дискета, а деньги нетронуты, то значит — замешана госпожа Володина. Присваивать деньги было, разумеется, не в моих правилах. Да и чисто технически вынести эту груду было бы непросто… Я не стал гадать. Еще днем я для себя решил эту дилемму. Взяв один, самый большой, пакет с деньгами, я аккуратно запихнул его в один из ящиков стола, принадлежащего давешнему молодцу Сергунчику. Пусть мальчик побалуется деньжатами, когда найдет. Но, скорее всего, найдут другие, и как после этого красавчик в итальянских туфлях сумеет все это объяснить, я не знаю и знать не хочу. Подозреваю, что особой радости эта приятная находка Сержику не принесет…

Оставалось еще сделать такой же подарок моим друзьям Коляну и Автоматчику. Заходить сейчас в дежурку было неразумно, но почему бы этим братцам не спрятать бабки, украденные у своей родной конторы, где-нибудь поблизости от дежурки? Допустим, в сортире. Я тихо-тихо спустился на первый этаж, убедился, что сортир пуст, и запихал в каждый из двух сливных бачков по полиэтиленовому пакету с купюрами. Пакеты замечательно поместились, словно бы они и были предназначены для того, чтобы прятать их в этом месте. Так-с, подарок готов. Теперь дискета. Я бережно вытащил дискету из прозрачного футлярчика, опустил ее во внутренний карман пиджака, а ей на смену положил в футлярчик другую, очень похожую, но пустую. Затем я хорошенечко, до хруста согнул ее и швырнул в мусорное ведро. Теперь им потребуется время, чтобы понять: это не их собственная дискета пришла в негодность от варварского обращения, а просто грабитель все подстроил. День, а то и полтора у нас в запасе есть.

Совершив эту последнюю, как мне казалось, манипуляцию, я прямой дорогой направился в тупичок, к своему окну, уже хотел руками открыть его снова… и тут у меня хватило ума присмотреться. Черт побери! Я неплотно закрепил картонку в датчике сигнализации, и теперь она от любого движения могла выпасть. И тогда будет все тридцать три удовольствия: сирена, топот ног и Колян с напарником вместо служебных собак.

Итак, этот вариант отпадает. О том, чтобы пройти через дежурку без боя, нечего было и думать. Оставалось одно — главный вход. Правда, там еще с ночи занимали очередь неугомонные акционеры, и тамошний секьюрити, тоже в камуфляже, круглосуточно следил за порядком. Значит, отпадает: целая толпа свидетелей… Хотя постой-ка, Яков Семенович! Может, это как раз и хорошо?

Стараясь не шуметь, я переместился поближе к главному входу, спрятался за декоративной колонной и стал ждать. Ждать и догонять никто не любит, но терпение, терпение и еще раз терпение — вот три главных орудия частного сыщика.

Через полтора часа толпа льготников, прибывших за заветными акциями, возросла, и те в очереди, кто стоял ближе к двери, стали нетерпеливо ерзать. Время от времени, когда пятнистый секьюрити куда-то отходил, первый десяток счастливцев просачивался в узкий предбанничек. После чего возвращался служитель порядка, выталкивал счастливцев обратно — и все повторялось заново. Если бы я вдруг захотел купить акции «ИВЫ», то мое местоположение было самым выигрышным. Колонна, за которой я прятался, находилась за предбанником, по ту сторону стеклянных дверей и в непосредственной близости от заветного окошка… Оставалось только выбрать удобный момент для своей легализации. В половине восьмого утра, когда толпа старичков уже изнемогла в ожидании, в заветном окошечке произошло шевеление: прибыл на работу кто-то из тех, кто оформлял продажи. Толпа радостно взвыла, и все тот же первый десяток счастливцев сделал очередную попытку прорыва. Стеклянные двери удержали энтузиастов, но не меня, ибо я был по ту сторону. Взмахнув руками, я — на глазах у десятка счастливчиков — выскользнул и стал первым к окошечку. За моей спиной раздался вопль возмущения. Старички из первого десятка заорали пятнистому охраннику, что-де какой-то тип пролез безо всякой очереди. Пятнистый страж, обернувшись, увидел мою фигуру возле окошка и, к великой радости всей толпы, пинком выпер меня из помещения в толпу — где меня тотчас же оттеснили назад. Я изобразил на лице благородное негодование, но спорить не стал: мне нужно было выйти наружу — вот я и вышел. Оставалось только добраться до новой квартиры, отдать дискету, немного там пересидеть (пока люди в веселых фургончиках не снимут осаду). И — возвращаться к своим прочим делам.

Ровно через полтора часа я был на месте. Жанна Сергеевна, открывшая мне дверь, с порога тревожно спросила:

— Ну как?

Я закрыл за собой дверь, снял плащ, разулся и только после этого ответил птичке.

— Все в порядке. Дискета у нас. Получите и распишитесь.

Квартира друзей Жанны Сергеевны, уехавших в Голландию, не очень понравилась мне из-за обилия выступающих то и дело острых поверхностей — косяков, плинтусов, углов шкафов, швов батареи парового отопления. Даже сев на диванчик, я вынужден был немедленно подпрыгнуть: в углу притаилась острая режущая кромка пружины; еще немного — и мои брюки украсила бы здоровенная рваная дыра.

Справедливости ради скажем, что было в квартире птичкиных друзей и кое-что хорошее. Телевизор, например, был куда лучше. Стенной шкаф был поновее. И вдобавок на столе возле окна белел компьютер.

Жанна Сергеевна проследила за направлением моего взгляда и взяла в руки дискету.

— Хочешь поглядеть на роман? — спросила она меня. — Тебе, наверное, интересно посмотреть на то, что ты спас из пиратских лап?

Признаюсь, мне было не очень интересно. Романом больше, романом меньше. Ну, американец. Хемингуэй вот тоже американец.

Тем не менее я послушно сказал птичке:

— Конечно, хочу.

Жанна Сергеевна включила компьютер, сунула добытую с риском дискету в дисковод и, не поднимая глаз на экран, пробежалась по клавиатуре. Я стоял у нее за плечом, наблюдая, как на экране возникают первые строчки.

После чего я вгляделся в эти строчки.

— Этот ваш Макдональд, он что, в модернизм ударился? — удивленно спросил я через несколько секунд. — Ни сюжета, ни действия. Какие-то списки, какие-то схемы, да еще и сокращения. Головоломка какая-то, а не текст!