Перемещенный
Шрифт:
Говорила она спокойно, без эмоций, но каждое слово, словно хлыстом, стегало душу Степана, заставляло его краснеть все больше и больше.
— Катрин, — произнес он, когда девушка закончила тираду и села на свое место. — Скажите, я вообще ни на что не годен?
— Вы служили в дивизионной разведке. Это уже кое-что. Но даже с таким багажом путь в регулярную армию для вас заказан. Поймите, наши дети начинают постигать искусство войны с восьми лет. Есть, правда, партизанские отряды… — она с жалостью посмотрела на Степана и, закусив губу, примолкла.
Зато у него чуток отлегло от сердца. Он еще знал слишком мало,
— Катя, Катюша, Катрин. Я согласен. Давай, пиши меня к партизанам, — произнес Степан и на душе его сразу же стало легко и спокойно. Пожалуй, впервые с того самого времени, как он попал в этот запутанный, странный, невероятный, но вместе с тем такой притягательный своей новизной мир.
Катрин сидела все в том же кресле, подперев скулу маленьким кулачком. В глазах ее читалось уважение и что-то еще. Какая-то тихая грусть.
— Степан, понимаешь… — казалось, она не знала, как правильно сформулировать свою мысль. — Служба в партизанских отрядах опасна. Очень. Процент смертности у них в разы выше, чем в регулярных воинских подразделениях. Ты уверен что этого хочешь?
— Абсолютно, — он заставил себя беспечно улыбнуться. К чертям сомнения, когда решение уже принято.
— Тогда придется немного подождать. Я должна подобрать тебе пустую вакансию и поставить на довольствие. Также, на твой аусвайс будет перечислена некоторая сумма денег — это финансовая помощь, предусмотренная для таких случаев, как твой.
— Много было таких случаев?
— Не очень. Последний сильный наплыв эмигрантов произошел еще во времена Великой Отечественной Войны.
— Хорошо, я подожду. Когда мне можно будет подойти?
— Через полчаса. А пока, если хочешь, можешь погулять по территории, у нас тут очень красиво.
Насчет красоты Степан сильно сомневался. Ну что может быть красивого в казенной однотипности военного городка?
— Спасибо, — он хотел было уже выйти, но задержался у порога. — Катрин, а имеет ли право будущий партизан пригласить понравившуюся ему девушку в ресторан? За это его не расстреляют?
— Нет! — Катрин залилась звонким мелодичным смехом. — Не расстреляют. Вот только у будущего партизана пока нет ни копейки за душой!!!
— Ничего, мы подождем!
Довольный, как слон, Степан выбрался из кабинета и в мгновение ока оказался у выхода комендатуры. Пара часовых бросила на него удивленные взгляды. Видок у него, видать, был совсем обалдевший.
На «красоты» военного городка смотреть совсем не хотелось и Степан сразу направился к ближайшей беседке. Местное светило припекало уже вовсю, рубашка, мокрая от пота, то и дело норовила при каждом шаге прилипнуть к спине. К счастью, в беседке было чуток попрохладней. В ней он и осел, мысленно отсчитывая минуты да глядя в пространство парой воспаленных от недосыпа глаз.
За время отсутствия Степана в кабинете Катрин решительно ничего не изменилось. Девушка все также сидела за громоздким письменным столом и, смешно сморщив носик, придирчиво разглядывала себя в маленькое круглое
зеркальце.— Вот, возьми. Это свод законов. Выучи наизусть и не вздумай нарушить. Незнание закона не освобождает от ответственности.
Степан только сейчас заметил лежащую перед ней листовку.
— И еще… на твой аусвайс зачислена сумма в размере трехсот рублей. Немного, но вполне достаточно на первое время… — затем она встала и уже торжественно произнесла — Степан Махров, вы официально зачислены рядовым в партизанский отряд имени Ковпака!
Степан вытянулся по стойке смирно, неловко козырнул и совсем уже некстати гаркнул:
— Служу Советскому Союзу!!!
— На этом официальную часть попрошу считать законченной, — в глазах девушки заплясали озорные огоньки. — Можете приглашать свою даму куда хотите.
Степан не заставил себя долго ждать:
— В таком случае, сударыня, не соблаговолите ли вы пойти со мной в ресторан? Время и место можете выбирать сами.
— Соблаговолим, — Катрин игриво повела узкими плечиками. — Только у нас принято говорить не сударыня, а фройляйн.
— А почему не фрау?
— Ну хотя бы потому, что я не настолько стара и не замужем. Если бы вы меня назвали фрау, боюсь, пришлось бы применить табельное оружие.
— Прошу прощения. Так когда же мы сможем встретиться?
— Я заканчиваю после шести. А встретимся мы в «Пальмовой ветви». Там подают отличное жаркое.
— И как я смогу ее найти?
— Да просто спроси. Каждый знает, где находится «Пальмовая ветвь». А теперь иди, — Катрин сунула ему в руку листовку и чуть ли не силком вытолкала за дверь.
Степан медленно брел по одной из центральных улиц военгородка и тихо ругал себя за то, что не расспросил как следует девушку о том, как пользоваться аусвайсом. Есть хотелось невыносимо. А еще больше — пить. Нет, до шести он точно не протянет. В конце концов муки голода победили, и он свернул в первую попавшуюся забегаловку с абсолютно нечитабельным названием на немецком языке.
— Мне бы поесть чего, — обратился он к тощей чопорной официантке.
— Я бы посоветовала шверинский сырный суп на первое или гороховый суп с копчеными ребрышками. На второе есть хек, запеченный с картофелем. Могу еще предложить тушеную капусту с сардельками или свиную голяшку по-баварски.
— Давайте сырный суп и хек с картофелем. И воды.
Степану отчаянно хотелось бахнуть холодного пивка, но предстоящее свидание с девушкой напрочь лишало его этой приятной возможности. Не хватало еще дышать на Катрин перегаром!
Шверинский сырный суп на поверку оказался самой настоящей дрянью. Было в нем и молоко, и сыр, и бульон, и чертова прорва лука. В общем не то, нет, не то Степан ожидал от кухни своей новой Родины. То ли дело наваристый украинский борщ или, на худой конец, суп с грибами! А вот хек с картофелем оказался очень даже ничего. Утолив голод порцией супа, второе Степан ел уже не торопясь, смакуя и с любопытством глядя по сторонам. Правда, старания его оказались напрасны — забегаловка была самой что ни на есть заурядной. Стены окрашены в безрадостный серый цвет, монументальная стойка бара из мореного дуба, десяток не менее монументальных прямоугольных симметрично расставленных столов. Была она практически пуста — лишь четверка офицеров занимала самый дальний столик у восточной стены, подальше от окна.