Перемирия не будет

Резко, буквально за шиворот меня рванули из общего хаоса, сжимая в объятиях, скрывая кровавое месиво. Тонкий, пронзительный писк, надоедливо-комариный, на границе слышимости мешал сосредоточиться и лишь уткнувшись в бренчащую орденами грудь — поняла, что именно я издаю этот отвратительный звук. Прекратив верещать, я часто-часто задышала ртом, пытаясь пересилить накатившее желание продемонстрировать содержимое желудка.

О, никогда не была нежным цветочком, и, пожалуй, вид массового магического убийства мог бы вызвать в моем сердце отклик, не знай я, что каждый из этих уже остывающих вельмож успел заляпаться в аранеа. Чёрный никогда не отпустит забредшего в свой чертог, пусть и по ошибке, гостя, а уж тех, кто по собственной воле преступил порог его вотчины, тем более.

Вот и я, стенала, переходя на ультразвук, не из-за шока, как вероятнее всего подумал Рейдж, а от невыносимой, невероятной, невообразимой сжигающей дотла боли, что пронзала мою руку от кончиков пальцев до лопатки. Кричать в полный голос не получалось, а ощущение что на моем запястье повис стиснувший ядовитые челюсти, разозленный драконоборцами, василиск лишь росло.

Я боялась посмотреть на онемевшую руку и увидеть оторванную (откусанную) культю. Зажмурившись, я вознесла халлу Небу и скосила взгляд: кисть в ажурной перчатке была на месте. Крепкие руки, сжали меня до хруста, я едва касалась носками туфель пола, перебирая ногами в воздухе. Меня обдало тёплым дыханием, Алекс забормотал что-то успокаивающее в седой парик, но бессвязные, едва различимые слова поддержки, потонули в какофонии ужасных звуков.

— Индира, — рявкнул кому-то герцог, — проводи.

Я было хотела возмутиться…но во-время сообразила, что вряд ли тетка Рейджа сопротивлялась бы в подобной ситуации, так что я мелко-мелко засеменила за брюнеткой, судя по уверенному поведению которой, была одной из его агентов.

Словно раскаленный нож масло Индира разрезала беспорядочно беснующуюся толпу. Четко, без лишних телодвижений, прикрывая меня и в то же время неумолимо продвигаясь к выходу, брюнетка тянула меня к дверям. Я старалась не смотреть на то и дело попадающихся мертвецов, меня в общем-то мало волновала их судьба, но разливающиеся ядовитой рекой горе и боль стенающих у тел любимых буквально сбивали меня с ног.

Пока мы продирались к выходу, я насчитала четверых. Но судя по все разрастающейся панике и отчаянным крикам их было куда больше. Паутина, что раскинул жадный паук, пугала своим размахом. Небо, как же он силен.

А теперь он стал еще сильнее.

Я буквально чувствовала, как высвободившаяся после смерти несчастных магов энергия, поднималась к расписанному фресками потолку, концентрируясь в одной точке, словно муравьиная армия, спешащая на зов королевы-матки. В последний раз, прежде чем, покинуть парадную залу розового дворца я оглянулась назад, желая убедиться всё ли в порядке с Рейджем, но бегло брошенный взгляд дал понять, что это бесполезная трата времени — напирающая толпа, затягивающая, будто удавкой на шее, паникой, мельтешащие службисты, обряженные в одинаковые мундиры…

— Небо, будь к нему милосердно, — взмолилась я и шагнула наружу.

Ледяной, пропитанный свободой воздух ворвался в легкие, прогоняя мерзкое послевкусие отнятой жизни…меня бесцеремонно дернули за руку подгоняя к черному без опознавательных знаков экипажу.

— Быстрее, несса, здесь небезопасно, — тянула меня Индира. Хлещущие по спине темные косы подгоняли девицу будто плети рабовладельца. Я едва поспевала, проклиная узкую юбку, быстро шагая по отполированной сотнями ног гранитной брусчатке. — Ну же.

Едва мы откинулись на прохладный шелк подушек, она вытянула ноги в бальных туфельках и не мигая уставилась на меня, комкая в пальцах жесткую ткань обивки. А я, закусив до крови щеку, едва сдерживала слезы.

Боль.

Раздирающая на части, лишающая воли, рождающая лишь самые темные желания боль ушла, словно и не было еще мгновение назад этой агонии. Я неверяще закатала рукав…растекшееся под кожей чернильное пятно исчезло, оставив после себя едва заметный бледно-розовый шрам.

— А что ты надеялась там увидеть? — осклабившись спросила меня Индира. Неуловимо, но в ней что-то поменялось, и в ожидании ответа она даже слегка подалась вперед. Хищные черты лица переплавились в порочные, белки глаз заволокла тьма, из-под пухлых, окрашенных в алое губ показались острые кончики белоснежных клыков. — Рэйден ведь так и не сумел закончить ритуал.

Я дернулась словно от пощечины.

Облегчение, затопившее было меня с головой, осыпалось на пол кареты пожухлой листвой разочарования. Пришпиленная силой словно обреченная бабочка я не могла пошевелиться. Тело не слушалось меня, и замерев в нелепой позе, я застыла безвольной фарфоровой статуэткой не в силах даже скрутить из трёх пальцев знак «отвращения».

— Твои потуги смешны, Амадина, — хрипло рассмеялась Индира, ну или как там её на самом деле. Бледно-серая, выцветшая радужка на фоне чёрных, как безлунная ночь белков смотрелась дико. Косы, будто ядовитые змеи извивались на её груди, сплетаясь в сложные узлы. — Вил, милашка, не зря решился на помолвку именно сегодня…Посмотри, какое небо.

После этих слов она откинула шторку, закрывающую небольшое окно и схватив меня за грудки подвинула так, чтобы мне было лучше видно. Её руки были обжигающе холодны, а касания пробирали до снующих вдоль позвоночника мурашек, я заметила это даже сквозь несколько слоев одежды, и, хотя, скосив взгляд всё же смогла рассмотреть безлунное небо, чем примечательна именно эта ночь так и не поняла.

— Какая забывчивая, — мерзко захихикала Индира. Из её пальцев к моему подбородку протянулись гибкие щупальца тёмной силы. — Я думала ты запомнишь день своей смерти. — Повернув из стороны в сторону лицо, она возмущенно поцокала своим мыслям, а затем дунула на меня, обдавая тяжелым запахом свежей крови. Я тяжело задышала. Кожу пощипывало, и в то же время перестало стягивать от грима.

— Вот еще, — просипела я, с трудом разлепив потрескавшиеся губы, — помнить такую мелочь… — Горло, сжатое в спазме, будто сейчас, в этот самый момент, меня душат, с трудом пропускало воздух. Она засмеялась пыльным, каркающим смехом, как будто подавилась, и резко оборвав его, клацнула у моего рта зубами.

Снисходительно потрепав меня по щечке, черные щупальца втянулись назад, а Тварь вернулась на своё место. Вальяжно раскинувшись на подушках, она щелкнула пальцами и чрез мгновение, заржав, лошади понесли быстрее, а экипаж еще сильнее стал подпрыгивать на брусчатке. Улицы в открытом окне мелькали с такой скоростью, что казалось мы берем разбег перед тем, как взмыть в высь.

Она деловито помассировала виски и начала свою исповедь. И пока мы добирались к месту проведения ритуала Индира не затыкалась, мешая сосредоточиться, и вызывая ненависть самолюбованием и сквозящим меж строк пафосом. Уж лучше бы она убила меня «до» этого бесконечного монолога, щедро сдобренного манией величия и уверенности в собственной правоте.

Вот ведь странно, почему ни один из злодеев, не может завершить начатое молча. От чего необходимо поделиться своим гениальным замыслом, силясь вызвать восхищение у потенциальной жертвы, поглумиться над глупостью и доверчивостью, рассказать о своих планах, и обязательно покаяться, силясь вызвать в том, кого, не ровен час, ты прикончишь самым жестоким способом хоть капельку жалости…

Когда-то давно, несколько веков назад она прожила ничем не примечательную жизнь, там же где родилась и я, в содружестве Круга, самой восточной его части — Аскалоне. Ей не повезло родиться с даром некромага и всю жизнь (как и многие в Империи) она скрывала свою силу, прячась от инквизиции, пытаясь не сойти с ума от бесконечных видений и свидетельств смерти.

А когда жизненный путь её был окончен — переродилась, как и прочие некросы, став одним из Жнецов. В посмертии она получила шанс вершить судьбы, решать кому жить, а кому умереть, забирать жизни и даровать снисхождение.