Перепелка — птица полевая

— Нет, нет, туда нам незачем, — попятилась Роза.

— Что, под вязом будем стоять, у людей на виду? — Нарваткин не стал тянуть время, взял женщину на руки. Та молча обвила его шею, будто боялась упасть.

В сарае нечем было дышать. Сверкнула молния. Дождь, кажется, был еще вдалеке.

Обнаженные груди Розы страстно манили к себе. Тело то и дело извивалось испуганной ящерицей. Льняные волосы женщины разметались по всему плащу, который Миколь успел постелить на сено. Роза сладко и нервно стонала. Миколь не мог найти нежных слов, восторгался ее красотой по-своему:

— Эка, какая ты сладкая… Чудо моё! Нилезь нилевлитинь!20

С дырявой крыши на горящие, как огонь, лица нервно стремились сладкие капли дождя. Казалось, что они остановили время, превращая его в только им, двоим, подаренную вечность. Кроме себя они ничего не чувствовали.

Вскоре дождь перестал, с ближнего луга подуло прохладой.

— Совсем я пропала и тебя, Трофим, боюсь, опозорю, — начала каяться Роза. А сама нежно уткнулась в его грудь.

— Как сильно твое сердце бьется! В селе даже услышат!

— Мне хоть вся Москва знает! Люблю я тебя! Люблю!

— Ой, мать-кормилица, пусть уж только для меня сердце бьется. Дойдет до Трофима — убьет…

— Не бойся. Сейчас мы с тобой вдвоем, — зубы Миколя желтели в темноте золотом. Голос шершавил, будто камнем протерт.

Лежа на плаще, он смотрел на высокий потолок, через большую щель которого виднелась луна, похожая на сломанный пополам пирог.

— Скажи, за что меня любишь?

— Не знаю, Роза, не знаю, моя перепелочка. Такое чувство у меня впервые.

— А если что-нибудь случится, тогда что?

— И тогда буду с тобой…

«А я, дуреха, еще на судьбу жалуюсь. Ох, какая я счастливая!» — радовалась женщина.

Схватила снятую кофту, протерла потное лицо…

Миколь поднял кудрявую голову и неожиданно спросил:

— Это мы ради утехи встретились или на полном серьезе?

— Как скажешь, так и будет… — Роза вновь прижалась к Рузавину.

Небо уже совсем прояснилось, в сосняке плакала кукушка. Кто ей сделал больно, по ком страдает?

* * *

Ловить рыбу Трофим любил больше себя. А вот кого любит Роза, об этом он не знал. И знать не надо. Сам виноват: на рыбалку жену променял.

Даже не видит, что кроме Миколя, на Розу и другие заглядывались. Вон Бодонь Илько каждый день ездит в поле на машине, чтобы с ней переглянуться. Однажды с ним приезжал и Рузавин. Все шутил, на Розу и не смотрел даже. Женские глаза хочет обмануть. А зря! У них взгляд порой как у колдуньи. Вчера Казань Зина недаром бросила Розе:

— Ты, подружка, счастье других не топчи. У меня зубы острые, могут в горло вцепиться!

Хоть Роза не из пугливых, но проглотила это. Потом уж, возвращаясь домой, когда с Зиной остались вдвоем, сказала ей:

— Мои зубы тоже не тупые, знай об этом. — И отошла.

Сейчас вот, в позднюю ночь, Роза думала об этом и вязала чулки. На коленях зайчонком крутился клубок. Перебирая спицами, Роза вспоминала о делах, о женской болтовне в поле. И о чем бы не думала, встреча с Миколем стояла перед глазами. Всем сердцем чувствовала, что с ним они связаны тайными узами.

С улицы послышались тяжелые удары. «Вай, никак ветром распахнуты ворота», — недовольно подумала женщина. Вышла на крыльцо, — те в самом деле натруженно скрипели. Пока закрывала, от дождя вся промокла.

«Будто в реке купалась, — подумала она, и, дрожа, юркнула в дом. — Не дождь, а настоящий ливень. — Вновь вспомнила Миколя. — Почему о нем страдаю? Обиделся, к нам не приходит? — Сняла мокрое платье, встала перед широким зеркалом. Оттуда глядела на нее женщина с острыми, высокими грудями. Тело будто из бронзы. Большие, глубоко посаженные глаза отдавали синевой, звали к себе, обволакивая. — Красотой Инешке не обидел, да счастья у меня с голубиный клюв».

С Миколем вот из-за чего поссорились. Сидели они, обнявшись, на берегу Суры, парень рассказывал о своей жизни в детском доме, Роза — как познакомились с мужем. Слова их, будто маленькие ручейки, спешили в одну сторону, и понятно какую, — любви… Ночь была светлой. Пели соловьи. В такое время не только рождается любовь — небо готово спуститься, чтобы целовать землю. И у них шло к этому, но Роза вдруг спросила Миколя о том, много ли он имел женщин.

Нарваткин заулыбался, заметив, как пристально смотрела ему в глаза Роза, и шутливо бросил:

— Сто и еще половина!

— Где оставил их? — Роза вырвалась из рук, ждала ответа.

Здесь и Миколь обиделся.

— Двоих и в Вармазейке найду!

Понятно, говорил про Казань Зину и о ней, Розе. И Зина, видимо, вернулась из города в родное село только из-за него. Думала, что женится. У женщины с двумя детьми судьба известна: будешь рот разевать — безногий мужчина убежит.

От слов Миколя Роза даже оторопела. Ушла от него, а сама потом глаз не сомкнула: все ждала его, даже дверь не заперла. Но Миколь не пришел. В то утро вместе с Бодонь Илько в поле приезжал. Тогда Зина перед ним несушкой кудахтала. Тот только ухмылялся. Роза вновь не удержалась и бросила при всех:

— Смотри-ка, какие женихи приходят прямо в поле…

— Какие? — улыбнулся Илько.

— Те, которым на шею все бабы бросаются.

— Если они такие, почему не бросаться? — горделиво отозвался Нарваткин.

После этого Миколь с Розой не встречались. Расставание, конечно, дело обычное, да только чем душевную боль потушить?

Миколя трудно осуждать. Характер у него такой — вырос без отца и матери. Слова доброго почти не слышал. Будто перекати — поле бродил по земле, не зная, где остановиться, к какому пристать берегу. Ветер и тот более счастливый — жернова крутит, муку мелет. У него, Нарваткина, ни семьи, ни родных, ни кола, ни двора… Трава полевая.

Сердце Розы вновь защемило. Сквозь окно виднелось темное, будто подпол, небо и серая, лентой вытянутая Сура. «А, возможно, останется у нас в селе, никуда не уедет? — размышляла женщина. — Прилипнет к земле — и от меня тоже не оторвется. Земля и человек неразделимы…»

Розе казалось, что они с Миколем, как спицы с клубком, в одно целое переплетутся, в одну жизнь. В своих мыслях она нашла твердую опору и душевное спокойствие. С ними же и заснула. Заснула так, что утром опоздала на работу, за что Казань Зина прилюдно пристыдила.