Переплавка

— Интересное увлечение для вашего возраста… Я не футбол имею ввиду.

— Я понял… А оно правда интересное. Последнюю сотню лет наука в этой области практически топчется на месте, значит, вот-вот должны последовать громкие открытия. хочется принять в этом участие.

— Уже последовало, — мрачно произнес Паоло. — И участие мы приняли.

— Ну и не смешно, — обиделся Никита.

— А я и не смеюсь…

— Парни, вы чего вообще? — удивился Валерка. — Нашли время… Виктор Андреевич, в общем, теперь вы знаете всё.

— Всё кроме главного: что теперь делать? Вы ведь рассчитываете, что я помогу вам вернуться домой, верно?

— Ну да, — подтвердил Никита. — Помогите нам встретиться с вашими специалистами по квантовой физики и убедить их в том, что мы говорим правду. Пусть они ещё не открыли технологию перехода с помощью возбуждения струн, но наш рассказ может им помочь её разработать. Ведь они будут точно знать, что это возможно, раз мы здесь.

— С этим будут проблемы, большие проблемы, — вздохнул врач. — Во-первых, здесь, на Сипе науки практически нет. Провинция. Захолустье, если вам знакомо такое слово.

— Приходилось слышать, — кивнул Валерка.

Захолустьем в древние, царские времена назывались отдаленные уголки России, фактически отрезанные от современной жизни из-за плохих дорог и отсутствия средств связи. Там люди жили словно в прошлом, порой как бы за полвека до своего времени. И уж точно никакой науки не было.

— Вам нужно отправиться на Землю, обратиться в РИАН. Но тут вторая проблема — война. То, что происходит здесь, на Сипе — только небольшой эпизод, фрагмент противостояния, которое поставило под вопрос саму судьбу Империи.

— Мы всё равно победим! — вырвалось у Серёжки.

Было видно, что сказано это не на показ, а от души, необдуманно, а на гребне волны нахлынувших чувств.

Стригалёв нахмурился.

— Я русский человек, поэтому не могу желать России поражения в войне и, конечно, его не желаю. Да, я, по выражению нашей власти, оппозиционер, но те, кто говорят, что все оппозиционеры — агенты ултов, либо не знают о чем говорят, либо намеренно лгут.

— А никто и не говорит, что вы за ултов, — поправился пионер. — Нормальный человек не может быть против своих.

— Я просто не знаю, насколько дорогие гости знакомы с политической ситуацией в нашей стране, — в голосе врача проскользнула ирония.

— Почти незнакомы, — сознался Валерка. — Знаем про Империю, про войну — вот и всё, пожалуй. А рассказы про оппозиционеров… Слышали, только пока не оценили что там правда, а что нет. Трудно разобраться. Хотя, встретили вы нас жестко.

— Вымотался после операции, — немного виновато признался Стригалёв. — Сложный случай был, пять часов от стола не отходил. Нервы…

— Вот и верь после того в сказки о добром докторе Айболите, — нарочито театрально вздохнул Никита. Мальчишки улыбнулись.

— С пациентом врач должен быть именно таким — добрым и внимательным, — ответил врач. — Но за это приходится платить в остальной жизни. Точнее — расплачиваться. Нервное напряжение даром не проходит. Вы, если уж честно говорить, легко отделались. Знаете, как могу отлаять операционную медсестру, если что-то идет не так? А бывает, у меня и корнцанги по операционной летают.

— Медсестру жалко, — серьезно сказал Никита.

— Жалко, — согласился Стригалёв. — Но мы с Татьяной Алексеевной работаем вместе уже больше двадцати лет, и она понимает, что это тоже часть работы. Ритуал. Молодую девчонку, которая только-только училище закончила, я ругать, конечно, не стану. Сдержусь. Хотя, конечно, иногда есть за что. А иногда даже и рукоприкладство необходимо.

— Так-таки и необходимо? — недоверчиво переспросил Валерка.

— Именно так. Люди иногда от вида крови впадают в ступор. Книги, виртуальные операции, присутствие наблюдателем — это все очень нужно, но гарантий, к сожалению, не дает. Бывает так, что новичок в операционной впадает в ступор. Кровь, вид операционной раны, запах, несмотря на вытяжку, нервное напряжение… В общем, бывает, что человека клинит. Редко, но такое случается. А времени ждать, пока он в себя придет, нет: это же экскурсант, у него свои обязанности есть. Причем от того, как они выполнены, иногда зависит жизнь человека. У нас ведь очень часто счет идет буквально на секунды. И вот тут ничего так не помогает, как старый дедовский метод: пару раз по щекам — и человек приходит в себя.

— Ну это не битье, это не считается, — заявил Никита.

— А ты что думал, мы на операционном столе провинившихся рогами порем? — усмехнулся Стригалёв. — Нет, так у нас не принято, конечно… Ну, ладно, пошутили немного, теперь вернемся к делу. Значит, вторая проблема — это война. Может, приходилось слышать: "Всё для фронта, всё для победы!"?

— Конечно, приходилось, — ответил Валерка. — Это был лозунг во время Великой Отечественной войны. И потом ещё во время Четвертой Мировой.

— Ну а у нас это лозунг сегодняшнего дня. Так что вся наука сегодня в первую очередь работает на оборону страны.

— Мы понимаем. Мы ведь и не предлагаем, чтобы всё бросили и занимались нашими проблемами.

— Тогда остается только третья проблема.

Валерка ожидал, что врач приступит к рассказу о новой проблеме, но тот почему-то замолчал. Подросток хотел спросить, но не успел: постучали в дверь кабинета.

— Есть здесь кто-нибудь? — поинтересовался мужской голос.

— Минутку, ребята, — произнес хирург, вставая с дивана. — Подождите здесь.

Он вышел из комнаты в кабинет, притворив за собой дверь.

— Доктор Стригалёв — это вы?

Через неплотно прикрытую дверь было отлично слышно, о чем говорят в кабинете. Незнакомца ребята не видели, но по голосу у Валерки в голове вырисовывался образ волевого, уверенного в себе человека.

— Доктор Стригалёв — это я. С кем имею честь?

— Лейтенант Черешнев. Пришел поблагодарить вас за ребят.

— Ну, благодарить нужно прежде всего сержанта Верещагина. За то, что головы не потерял, первую помощь оказал как нужно. За то, что тащил Вихрева на себе, пока помощь не подоспела.

— У нас правило: спецназ своих не бросает.

— Вас вот благодарить надо, за то, что этому научили. Ну и мы, конечно, постарались, чтобы все не зря. У Верещагина рана не опасная, через недельку выпишем. Вихрова, конечно, придется лечить дольше, но худшее позади. Печень и кишечник зашили обошлись без массивных резекций… в смысле — сохранили всё, что можно было сохранить. С перитонитом, будьте уверены, справимся. Так что, если всё пойдет как должно, что не просто жить будет, а в стой вернется. Конечно, от осложнений зарекаться нельзя, но организм молодой, крепкий, должен справиться. Знаю я вас, краповых. С полсотни через мои руки прошло, не меньше. Скажешь такому — должен выздороветь, выздоравливает в срок.