Переплетение жизненных дорог

– Мне правда домой уже надо, позвони мне послезавтра…

Вовик в полуобморочном состоянии вышел на улицу и, ничего не замечая вокруг, побрёл к остановке. Из подошедшего автобуса вышли улыбающиеся Шершень с Таней, и Селиванов вспомнил о четвёрке, ждущей их у Таниного подъезда. Таня, услышав про Пашку, помрачнела и как-то даже сникла. Вовик сказал:

– Серый, иди, наверное, домой, я Таню сам провожу. Они меня только что видели, и вопросов не возникнет, а ты скажешь, что в кино с подругой ходила.

Таня не успела ничего ответить, как Серёжа, вдруг набычившись, сказал:

– Я сам её провожу. Ты что, думаешь, я испугался кого-то?

Селиванов понимал его положение: никак не мог он выставить себя трусом перед Таней. И тогда он сказал:

– Ну хорошо, я с вами пойду, всё-таки двое лучше, чем один, может, до драки и не дойдёт…

Они свернули на дорожку, ведущую к подъезду, и тут же три фигуры встали на их пути. Тот, которого Лена назвала Пашкой, стал напротив Тани и сказал:

– Пойдём отойдём, мне с тобой поговорить надо.

Таня отошла с ним в сторону, Серый дёрнулся было за ними и уже готов был оттолкнуть парня, который стоял перед ним, но Вовик успел схватить его за руку и остановить. Парень из этой четвёрки, увидев его порыв, крикнул:

– Ну, ты, слышь, а ну не дёргайся! Пусть люди побазарят. Вовик сделал Серому знак, чтобы он пока не заводился, а сам незаметно оглядел противников, прикидывая, кого валить первого, если заваруха всё-таки начнётся. Сам Селиванов выглядел совершенно обычно, не было в его облике злой силы или скрытой агрессии, которая могла бы отпугнуть нападающих возможным возмездием, поэтому часто бывал недооценён в подобных ситуациях. Но, к счастью, они возникали редко, и даже когда это случалось, то он старался не доводить дело до кулаков. Сейчас он уже в уме набросал себе примерную схему перемещений от одного к другому. На Шершня он сильно не надеялся – ну хоть внимание на себя отвлечёт, и за то спасибо…

Тут из темноты вынырнули два пятна автомобильных фар, послышался скрип тормозов, и где-то рядом, за деревьями, затормозила машина. Через полминуты они увидели двух милиционеров, направляющихся к ним.

– Та-а-к, что за сборище? Почему орёте, людям мешаете спать? Кто такие? Кто в этом подъезде живёт? – град вопросов обрушился, как водопад на рассохшуюся землю.

– Я из этого подъезда, – сказала Таня. – А вот эти мальчики со мной, мы в кино ходили…

– Молодцы, что провожаете, – сказал сержант. – Ну всё, проводили – и по домам давайте…

– А вы откуда? – спросил он Пашку и его друзей.

– Да мы здесь, недалеко, просто на скамейке сидели и не шумели…

– Та-ак, вы тоже быстро по домам, кого сегодня ещё увижу – будете в отделении ночевать…

Те не заставили себя долго упрашивать и ретировались в темноту. Вовик шёл домой через микрорайон и, проходя мимо того места, где он недавно бросал камни в грабителей, подумал: «Вот сегодня, считай, два раза чуть драться не пришлось. Если бы тот Женя более наглым оказался и Ленка его так грамотно не отшила, пришлось бы морду бить. И сейчас, если бы не менты, то, скорее всего, дело до драки дойти могло – они своё численное преимущество реализовать попытались бы. Итого за последнее время, если считать началом тот эпизод с камнями, то уже четыре раза получается. Да, ещё недалеко от школы позавчера, хорошо, что Хрона выручать не пришлось. Я его хоть лично и не знаю, но остаться в стороне не смог бы, если бы у него портфель забрать попытались. (В ту минуту Селиванов не знал и даже не мог предположить, что этот эпизод положил начало сложной и опасной цепочке событий, в которых он будет принимать самое активное участие и в которой судьбой ему назначено поставить завершающую точку.) Сам ни к кому не лезу, никого не трогаю, то, что я того парня из 12-й школы положил, – это не в счёт, это просто работа такая была…» Ответа на эти вопросы он найти не мог, сколько ни пытался. Интуитивно он чувствовал, что сегодня это лежит за гранью его понимания, в каких-то глубинах, которые пока недоступны, и жизнь покажет, будут ли доступны когда-либо.

Глава четвёртая

Лёха Хроншин вышел из школы как обычно, с полупустым портфелем в руках, подсчитывая в уме, на сколько и что именно он сегодня продал, сколько надо отдать Косте и сколько останется ему. Получалось совсем неплохо. Как всегда, хорошо шли жвачка и сигареты, девочки с удовольствием брали косметику, колготки и всякие мелочи – заколки, резинки, бижутерию и тому подобные женские прибамбасы. У него было полно заказов на джинсы, которые он уже передал Косте, и оставалось только подождать. После того, как в их городе закрыли толкучку, людям просто негде стало купить хоть что-то приличное, чтобы разнообразить свой гардероб и разбавить то унылое и тусклое барахло, которое выпускала наша лёгкая промышленность. Цены на всё сразу подскочили в разы, спекуляция ушла в подполье – рассосалась по школам, ВУЗам, НИИ, парикмахерским, магазинам и общепиту. Спекуляция в нашей стране была всенародно осуждаема, порицаема и отмечена статьями уголовного кодекса. Сама система нехватки всего и везде, избирательной раздачи, спецталонов, спецзаказов и т. д. и т. п. порождала это явление, называемое во всём мире простым и понятным словом – бизнес. Спекулянтов хоть вслух и осуждали, но знакомством с ними дорожили и втайне гордились. Часто товары просто обменивались на другие товары, услуги и «одолжения». Разве нельзя было назвать спекулянтом театрального администратора, обменивающего билеты на спектакль столичной театральной труппы на пару палок сырокопчёной колбасы или мороженную индюшку у директрисы близлежащего гастронома?

Лёха занимался этим с двенадцати лет. Началось всё совершенно случайно, и он сам не заметил, как постепенно втянулся. Ему нравилось привлекать к себе внимание, нравилось, что его постоянно о чём-то просили, нравилось внимание женского пола к своей персоне. В свои шестнадцать он уже попробовал много такого, о чём и в двадцать не каждый мог мечтать в те годы. Хилый и болезненный мальчик в детстве, он даже остался на второй год в третьем классе, но уже к пятому всё начало нормализоваться, и его потянуло к спорту. Но не тут-то было! Его никуда не брали, а если случайно и удавалось куда-то попасть, то через пару месяцев его отчисляли как бесперспективного, абсолютно бесполезного для тренера, которому нужно было формировать команду. Это сильно травмировало его ещё не окрепшую психику и вызывало чувство отвергнутости и никому не нужности. Поэтому с началом своей «торговой» деятельности он с чувством взятого реванша наслаждался повышенным вниманием к себе. Деньги он тратил, особенно не задумываясь над их ценой, – как говорится, легко пришли и легко ушли. Хотя в душе он не считал, что они приходили так уж и легко. В силу сложившейся семейной ситуации, ему просто не с чем было сравнивать, что есть «легко», а что – «тяжело». Рассуждая по-простому, он считал, что всё зарабатывает честным и не таким уж простым трудом, тем более что всегда слышал слова благодарности от тех, кто у него что-то покупал. «Человек приходит ко мне и просит: «Лёша, достань, пожалуйста, французскую тушь, американские джинсы, немецкий шампунь или хорошие сигареты», – и я иду по своим связям, вызваниваю, у кого что есть, еду, забираю, везу заказчику. Разве это не работа? Разве за то, что я достал человеку то, что ему нужно, я не должен получить свои деньги?» (Тогда он ещё не понимал, что просто лет на тридцать опережает своё время.) Хрона два раза грабили на улице по чьей-то наводке. А один раз, возле парикмахерской, куда он шёл постричься, ну, и заодно отдать заказанную косметику, его зацепили менты и, посадив в машину, предложили на выбор: или оставляешь нам весь товар и деньги, или составляем протокол и, сам понимаешь, что тебя ждёт. Он выбрал первое. Ему ещё Костя говорил, когда учил, как вести себя в разных ситуациях: «С ментами всегда можно договориться, с «конторой» – нельзя, с уличной шпаной – невозможно, но если кого-то из них узнал, то у меня есть ЛЮДИ, которые с ними потом разберутся. Так же и с долгами: если мелочь – наплюй и забудь, если сумма приличная – включим счётчик и, опять же, через ЛЮДЕЙ своё отобьём». Костя получал многое из Прибалтики, наверное, это была контрабанда, Хрон точно не знал. Часть товара шла от иностранных студентов, туристов и из посылок. Костя никогда не связывался и презирал публику, которая, мотаясь по московским магазинам, скупала на перепродажу всё, что можно, в ядранах, белградах и вандах. Его товар был реально привозной, за исключением, наверное, французской косметики, которая, скорее всего, шла непосредственно с баз, попадая в розницу только по накладным и уже в виде денег в кассу. В последнее время у Лёхи появились довольно обширные связи с фарцовщиками, и он мог достать практически всё, чем интересовалась часть населения, не пропивающая и не проедающая всё зарабатываемое. Несколько месяцев назад, учтя опыт годичной давности, когда его обшмонала уличная шпана, он решил так просто не сдаваться. Когда трое подошли к нему вечером, он, не дожидаясь начала разговора, со всей силы саданул первого каблуком по коленной чашечке. За короткую паузу, сотканную из недоумения людей, привыкших нападать и не ждущих такой резкости и прыти от потенциальной жертвы, Лёха попытался уйти в отрыв, но, почувствовав, что его догоняют, бросил под ноги преследователей портфель. Это спасло его и деньги. Как-то, увидев у Кости среди разных красивых импортных штуковин опасную бритву-выкидуху, сделанную в виде расчёски, он, не задумываясь, купил её для себя…

– Эй, ты, с портфелем, а ну стой! – услышал он за спиной окрик, не предвещающий ничего хорошего. Левая рука тут же юркнула в карман, вытаскивая давно ждущую своего часа заграничную штучку, правая – крепко сжала ручку портфеля, а ноги сами убыстрили ход. В портфель Лёха заранее положил доску, подогнанную к задней стенке, тем самым превратив его в непробиваемый щит и мощное средство ответного удара. Он даже немножко потренировался дома, как закрыться и как потом ответить (и посмеялся над собой – я придумал новый вид боя «Защита и нападение с портфелем»). Шаги за спиной тоже ускорились, и он почувствовал, как чья-то рука ухватила его за плечо. Нажатие кнопки – и бритвенное лезвие хищно блеснуло своей отполированной до зеркального блеска поверхностью, обещая кровь и боль тому, в кого оно сейчас вопьётся почти невидимой режущей кромкой, разваливая пополам кожу и мясо, перерезая сосуды, жилы и вены. Лёха, почти не глядя, со всей силы полоснул по руке невидимого противника и тут же, схватив портфель двумя руками – за ручку и за дно, – с разворота ударил по голове сносящим боковым ударом кого-то сзади. Второй остановился как вкопанный, а потом бросился к своему упавшему, кричащему и прижимающему к себе окровавленную руку товарищу. Хрону стало чуточку жутко от увиденной картины, и сразу мелькнула мысль: «Получается, что я его просто так порезал, ни за что, они ко мне даже прицепиться не успели. По всем раскладам выходит, что я первый начал. Он скажет, что просто хотел спросить, как пройти в библиотеку, а я его сразу бритвой… Надо когти рвать, а то если менты – так точно посадят…» И он что есть силы рванул к проходу между домами, благо что район был родной и он хорошо знал, куда бежать и где затаиться.

Вся эта динамичная картина развернулась на глазах у Селиванова, который стоял в это время в телефонной будке и звонил Мишане. Он проводил взглядом быстро идущего Лёху и увидел набегающих на него сзади двух приблатнённых на вид типов. Вовик уже было открыл рот, чтобы сказать Мишане, что перезвонит, потому что надумал вмешаться, если Хрона начнут бить, и тут вдруг такое вот кино…

«Ну Лёха, ну молодец, как чётко всё исполнил! Можно подумать, что их на курсах фарцов и спекулей приёмам самообороны учат… И кого же это он так грамотно порезал? Дай-ка выйду посмотрю…» Парни были незнакомые, но Селиванов внимательно к ним присмотрелся, пытаясь запомнить лица. «Вдруг будут потом Хрона искать, а я ему тут и подскажу, кого надо бояться».

Добравшись домой, Лёха забился в свою комнату, сорвал с себя одежду и вытряхнул всё из портфеля. Рубашку, брюки и портфель спрятал в шкаф. «Если будут меня искать, то в первую очередь по приметным шмоткам и портфелю. Пока всё сменю, потом продам. Надо всё другое на себя надеть и новую сумку через плечо взять, – он посмотрел на себя в зеркало. – Та-ак, срочно постричься. Лохмы уберу, одежда новая – уже совсем другой человек получается. Может, пронесёт…»

Глава пятая

(днём раньше)

Мишаня Волошин сидел в тихом и уютном небольшом ресторане с хорошей кухней, за столом с одним очень серьёзным человеком. Для него было большим сюрпризом и приятной неожиданностью, что Георгий Разданович хочет встретиться с ним и о чём-то побеседовать. Георгий был одним из больших деловых людей, ворочавших такими делами, о которых Мишане трудно было даже представить.

– Мне, Михаил, о тебе хорошо отзывались, и я решил поговорить с тобой по важному делу. Это почти по твоему профилю, но человек – не чета тем, которых ты щипаешь, и деньги, соответственно, совсем другие.