Переправа

— Какой ужас.

— Да. Только в данном случае я уверен — родители не убийцы. Это славная пара, немолодая, они несколько лет старались произвести на свет ребенка, наконец появилась Люси. Они обожали ее.

— Как ужасно для них, — сокрушается Рут.

— Да, ужасно. — Голос Нельсона звучит тускло. — Однако нас они нисколько не винили. Ни меня, ни группу. До сих пор шлют мне на Рождество поздравительные открытки. Вот почему я… — Он на миг запинается. — Вот почему я хотел найти для них какой-то результат.

Они уже в университете. «Мерседес», взвизгнув шинами, останавливается у корпуса естественных наук. Спешащие на лекции студенты поворачиваются и глазеют на них. Хотя всего лишь половина третьего, уже почти темно.

— Спасибо, что подвезли, — говорит с легкой неловкостью Рут. — Я поручу датировать для вас эти кости.

— Спасибо, — произносит Нельсон и смотрит на Рут словно в первый раз. Она остро осознает, что волосы ее растрепаны, а одежда в грязных пятнах. — Эта находка может быть важной для вас?

— Да, — отвечает Рут. — Может.

— Хорошо, что хоть кто-то доволен.

Как только Рут вылезает из машины, Нельсон отъезжает не простившись. Она думает, что больше никогда его не увидит.

Глава третья

Нельсон гонит машину в Кингс-Линн по двухрядному шоссе. «Мерседес» его неприметен, и он неизменно считает делом чести мчаться так, словно преследует подозреваемого. Ему нравится растерянность ничего не подозревающих полицейских в форме, останавливающих его за превышение скорости, когда он помахивает удостоверением. В любом случае этот маршрут ему настолько знаком, что он мог бы ехать по нему с завязанными глазами: мимо автостоянки и фабрики «Кэмпбелл супс», по Лондонскому шоссе, под аркой в старой городской стене. Доктор Рут Гэллоуэй непременно сообщила бы ему о возрасте этой стены: «С полной точностью сказать не могу, но считаю, она была построена до обеда в пятницу первого февраля тысяча пятьсот пятьдесят шестого года». Однако для Нельсона это последняя пробка на дороге по пути к полицейскому участку.

Норфолк ему не особенно нравится. Он северянин, родился в Блэкпуле, учился в католической школе Святого Иосиф (местные жители называют ее школой Святого Джо) и в шестнадцать лет поступил курсантом в полицию. Служба эта приглянулась ему с самого начала. Он полюбил товарищество, долгие часы совместной работы, физические нагрузки, сознание, что делаешь нечто стоящее. И хотя ни за что бы в этом не признался, даже бумажную канитель. Нельсон методичен, ему нравятся расписания и графики, он превосходно справляется с этой ерундой. Он продвигался по службе, и вскоре жизнь стала приятной: приносящая удовлетворение работа, хорошие друзья, вечерами по пятницам пивная, по субботам — семья, по воскресеньям гольф.

Но потом подвернулось место в Норфолке, и Мишель, его жена, настояла, чтобы он устроился на него. Повышение в звании, увеличение жалованья и «возможность жить в сельской местности». «Кто в здравом уме, — задается вопросом Нельсон, думая о Солончаке, — захочет жить в этой чертовой сельской местности? Здесь только коровы, грязь и местные обитатели, выглядящие так, словно несколько поколений их предков сочетались родственными браками». Но он сдался, и они переехали в Кингс-Линн. Мишель начала работать в роскошном салоне-парикмахерской. Дочерей они отправили в частные школы, и девочки, возвращаясь, смеялись над его акцентом. Он преуспевал, быстро стал детективом-инспектором, люди даже поговаривали о более высокой должности. Пока не исчезла Люси Дауни.

Нельсон, не включая сигнал поворота, сворачивает на автостоянку полицейского участка. Он думает о Люси и останках на болоте. Он всегда был уверен, что Люси похоронена неподалеку от Солончака, и когда обнаружили кости, решил, что конец уже близок. Не счастливый, но все-таки конец. А теперь эта доктор Рут Гэллоуэй говорит, что найдены кости из какого-то каменного века. Черт возьми, как она разглагольствовала о хенджах, захоронениях и возможности дойти пешком до Скандинавии! Сперва он принял это за шутку. Но, приехав на место, увидел, что она профессионал. Он восхищался тем, как медленно и старательно она действовала, записывала, фотографировала, внимательно осматривала находки. Вот так следует выполнять и полицейскую работу. Правда, полицейского из нее бы не вышло. Хотя бы из-за чрезмерной полноты. Что сказала бы Мишель о женщине, запыхавшейся после пятиминутной ходьбы? Просто в ужас пришла бы. Только вряд ли можно представить себе ситуацию, в которой Мишель познакомилась бы с доктором Рут Гэллоуэй. Судя по ее прическе, эта дама вряд не жалует парикмахерские-салоны.

Но она заинтересовала его. Как все сильные люди (Нельсон называет это «сильные», а не «устрашающие»), он предпочитает людей, не пасующих перед ним, но в его работе такие встречаются не часто. Его либо презирают, либо лебезят перед ним. У Рут не было ни того ни другого. Она спокойно смотрела ему в лицо как равная. Пожалуй, он ни разу не встречал никого, ни одной женщины, уверенной в себе так же, как Рут Гэллоуэй. Даже ее одежда — мешковатый спортивный костюм — словно бы говорила о равнодушии к тому, что о ней думают. Она не станет наряжаться в юбки и туфли с высокими каблуками, чтобы нравиться мужчинам. «Хотя в этом нет ничего дурного, — размышляет Нельсон, ногой распахивая дверь в свой кабинет, — но есть что-то интересное, даже возбуждающее в женщине, которую не заботит собственная привлекательность».

И ее рассказ о ритуале тоже был интересен. Нельсон, хмурясь, садится за стол. Разговор о ритуале, жертвоприношении и прочем напомнил о днях и ночах, проведенных в поисках наугад, мучительных встречах с родителями, невыносимых переходах от надежды к отчаянию, переполненном участке, командах, вызванных из шести графств на поиски маленькой девочки. Все тщетно.

Нельсон вздыхает. Как ни противится этому, он знает, что перед уходом от корки до корки перечитает досье Люси Дауни.

Рут едет домой уже в полной темноте, осторожно ведя машину по новой дороге. С обеих сторон кюветы, и малейший поворот руля может привести к бесславному падению. С Рут такое однажды случилось, и ей не хочется повторять этот опыт. Ее фары освещают рельефное дорожное покрытие; земля с обеих сторон обрывается, и кажется, что она едет в никуда. Ничего, кроме дороги впереди и неба, встречающегося на горизонте с землей. Рут вздрагивает и включает приемник. Машину заполняет успокаивающая, культурная и несколько чопорная четвертая радиопрограмма. «А теперь новая викторина…»

Рут ставит машину у своего сломанного забора и достает из багажника рюкзак. В доме приезжающих на отдых темно, но у смотрителя наверху горит свет. Она думает, что смотритель ложится рано, чтобы подняться к птичьему хору на рассвете. У порога Флинт жалобно мяукает, просится внутрь, хотя у него есть откидная дверца и он, собственно говоря, весь день дремал в доме. Вспомнив, что еще не видела Спарки, Рут торопливо открывает дверь. Однако Спарки, маленькая черная кошка с белым носом, спокойно спит на диване. Рут зовет ее, но она остается на месте, выпуская когти и жмурясь. Характер у Спарки сдержанный, совсем не такой, как у Флинта, усердно трущегося о ее ноги.

— Перестань, глупый кот.

Рут кладет рюкзак на стол и ставит еду кошкам. Огонек на ее автоответчике мигает. Ей кажется, что сообщение будет неприятным, и, включив воспроизведение, она убеждается в своей правоте. Комнату заполняет обиженный голос матери:

— …приедешь ли на Рождество. Право же, Рут, ты могла бы быть более осмотрительной. Я разговаривала с Саймоном несколько недель назад. Полагаю, ты приедешь, не могу представить, чтобы тебе захотелось провести Рождество одной, в этом ужасном…

Рут, тяжело дыша, нажимает кнопку «стереть». Мать ухитрилась вложить в несколько коротких фраз годы раздражения и легкую оскорбительность. Обвинение в неосмотрительности, сравнение с безупречным Саймоном, намек, что, не приехав к родителям, она встретит Рождество в одиночестве перед телевизором, с едой из полуфабрикатов. Раздраженно наливая вино в стакан (голос матери: «Рут, как твое здоровье? Мы с папой беспокоимся, что ты становишься зависимой…»), Рут составляет ответ. Она ни в коем случае не озвучит его, но как приятно ходить по кухне и ставить мать на место острыми стрелами логики!