Перепутье
Шрифт:
— Я очень люблю тебя.
А ведь были времена, когда он буквально носил ее на руках. И не его вина, что сейчас он слишком занят, так ведь не будет продолжаться до бесконечности. Рано или поздно, все закончится. Лиане оставалось только молиться, чтобы все не закончилось войной.
Она пошла на кухню и приготовила обещанный чай, а затем вернулась в спальню, неся на АаоФоровом подносе чашку лиможского фарфора из сервиза, распакованного только сегодня и осторожно поставила поднос на прикроватный стол но, когда она повернулась к Арману, увидела, что тот уже заснул — без помощи ромашки.
Глава тринадцатая
— Ну, тигренок, о чем задумался? —
— Ага. — Последний час он представлял себя ковбоем с ранчо. Мальчика просто заворожил его высокий белый конь. А отец скакал на симпатичной каурой кобыле. Джонни посмотрел на отца — Неплохо было бы съесть гамбургер, как на ранчо.
Ник улыбнулся, глядя на сына.
— Согласен Неплохо было бы перекусить гамбургером с молочным коктейлем, но, увы, для этого надо было бы переплыть через океан. А как насчет хорошего сочного бифштекса? Проще всего сейчас было бы перекусить бифштексом au poivre, это тоже совсем неплохо.
— О'кей.
По просьбе Джонни они сегодня звонили Хиллари. Время в Каннах она проводила прекрасно, но звонку была удивлена. Ник ничего не сказал сыну, но ему пришлось звонить четыре раза, прежде чем удалось ее застать. Прошел месяц со дня ее отъезда, а до него уже доходили кое-какие слухи. К «компании друзей из Чикаго» присоединился некто Филипп Маркхам, которого Ник знал еще по Нью-Йорку. Это был плейбой самого худшего разряда, в прошлом четырежды женатый, и теперь имя этого человека молва связывала с именем Хиллари Бернхам.
Нику было все равно, чем она там занимается, но он все-таки просил ее быть благоразумной. По-видимому, Хиллари и благоразумие — вещи несовместимые. Теперь они с Маркхамом каждый вечер играли в казино в Монте-Карло, танцевали до упаду и устроили такую лихую вечеринку в отеле «Карлтон», что о ней писали даже в парижских газетах. Не раз Ник порывался позвонить жене и заставить ее угомониться, но понимал, что время упущено. Он не мог больше ее контролировать, и что бы он ей сейчас ни сказал, она все равно сделает по-своему.
— Как здорово, что мы сегодня поговорили с мамочкой. — Казалось, ребенок читает его мысли. Ник взглянул на сына. Они вели лошадей на конюшню.
— Ты очень по ней скучаешь, Джон?
— Иногда, — мальчик преданно улыбнулся отцу. — Но с тобой здесь мне очень хорошо.
— Мне тоже.
— Она ведь скоро приедет, да?
Вопрос прозвучал для него как удар хлыстом. Хотя Хиллари очень мало интересовалась сыном, Ник знал, что Джонни любит их обоих. Пару раз она присылала мальчику с юга подарки, но звонила редко, и Ник старался как-то объяснить это сыну. И все же она была такой, какой была, и рано или поздно Джон узнает правду.
— Я не знаю, когда она вернется, сынок. Может быть, через пару недель.
Джонни кивнул и, пока они вели лошадей, больше не говорил ни слова.
Как и договорились, они заказали по бифштексу an poivre, а затем у себя в номере Ник читал сыну вслух его любимую книжку. Так они проводили все вечера. Ник даже не стал брать с собой няню — не хотелось, чтобы кто-то нарушал их компанию, и ему доставляло необыкновенную радость отдыхать вдвоем с сыном.
Когда в последний вечер перед отъездом они снова выехали на прогулку верхом, закат показался им прекрасным, как никогда. Днем они сначала играли в теннис, затем устроили на берегу пикник, а ближе к вечеру снова оседлали своих лошадей. И вот сейчас они сидели, наблюдая, как садится солнце. Ник оглянулся на сына
со счастливой улыбкой.— Мы надолго это запомним. Ты и я.
Это было лучшее время, которое им довелось проводить вместе. Ник взял сына за руку, и они долго сидели, смотря на море, и Джон не видел слез в глазах отца.
Через день после возвращения в Париж Нику срочно понадобилось уехать на несколько дней в Лион, где была назначена встреча с владельцем текстильной фабрики. Через четыре дня после возвращения из Лиона он уехал в Берлин, Ник надеялся, что едет туда в последний раз. Джонни хотел поехать с отцом, но тот пообещал вернуться дня через два.
В Берлине он сразу же почувствовал, насколько изменились настроения, как будто в венах закипала кровь. И скоро Ник понял, чем это вызвано. 23 августа Германия подписала с Россией договор о ненападении. Предварительные переговоры велись втайне. Но результаты их прозвучали подобно взрыву. Германия нейтрализовала своего потенциального врага, которого опасалась больше всего. Как и все остальные, Ник сразу же понял, какая серьезная опасность нависла теперь над Францией и другими странами Европы. Ему вдруг мучительно захотелось вернуться в Париж, к сыну. Кто знает, как быстро последует реакция на это событие, не окажется ли он в Берлине, как в ловушке. Ник в течение дня спешно приводил в порядок дела, радуясь в глубине души, что сделал для Польши все, что мог.
После обеда он провел еще одну деловую встречу и сразу же поспешил на ближайший пассажирский поезд. Ник почувствовал невероятное облегчение, когда увидел вдалеке контуры Эйфелевой башни. В эту минуту больше всего на свете ему хотелось увидеть Джонни. Он ворвался в дом на авеню Фош и крепко прижал к себе сына, который как раз в эту минуту завтракал.
— Как быстро ты вернулся, папа!
— Я очень скучал по тебе!
— Я по тебе тоже.
Служанка принесла ему чашечку кофе, и, продолжая болтать с сыном, Ник бегло проглядел газеты. Ему не терпелось узнать реакцию Парижа на последние события, хотя он заранее знал, какой она будет. Французская армия объявила всеобщую мобилизацию, делались необходимые приготовления к войне, к границе стягивались все боеспособные войска на защиту «линии Мажино».
— Что там, папа?
Увидев, что отец хмурится, мальчик попытался через его плечо прочесть, о чем же пишут газеты. Ник рассказал сыну о договоре России и Германии и о том, что это значит для Франции. Джон смотрел на него широко раскрытыми глазами.
— Значит, скоро будет война?
Казалось, мальчик не очень расстроился от такого известия. Он был еще слишком мал, чтобы понимать, что значит война, но ему нравилось все, что связано с оружием.
Джонни убежал играть, а Ник с озабоченным лицом прошел в библиотеку. Сняв трубку, он попросил телефонистку соединить его с Каннами, отелем «Карлтон». Пора было забирать Хиллари оттуда, захочет она или нет.
Ему ответили, что она в бассейне, и попросили позвонить позднее. Но Ник стоял на своем: раз она где-то в отеле, пусть ее найдут и известят о том, что ей звонит муж. Наконец ее удалось отыскать (у кого-то в номере, как понял Ник, но это ему было безразлично). Кем бы ни была эта женщина, она мать его сына, и он хотел, чтобы она вернулась в Париж на тот случай, если во Франции начнутся неприятные события.
— Извини, что побеспокоил тебя, Хил.
— Что-то случилось?
Она сразу же подумала, что что-то случилось с Джонни. Как была, нагая, она пересекла комнату Филиппа Маркхама с телефонной трубкой у уха, лицо стало напряженным и озабоченным. Она с виноватым видом обернулась к Филиппу, а затем снова отвернулась, ожидая, что ей скажет Ник.