Переселение

– Я совсем не настаиваю на прогулке сегодня вечером, – заявил Флетчер. – Мы можем остаться в номере и посмотреть телевизор.

– Ты ведь учился здесь в университете. Неужели ты не хочешь погулять по городу?

– Да нет, особого желания не испытываю.

– Тогда мы можем начать наше расследование прямо сейчас – зайдем в полицию.

Получилось так, что дежурному сержанту было знакомо имя Джона Флетчера – совсем недавно ему пришлось отвечать на запрос о нем (еще одно небольшое совпадение). Однако, вместо того, чтобы помочь им, сержант очень холодно разговаривал с Бодейкером.

– Я послал отчет в ваше отделение полиции, – заявил он. – Вы можете навести все справки там.

– Мне все равно пришлось бы обратиться сюда, чтобы узнать обо всех подробностях, – сказал Бодейкер.

– Вполне возможно. Вполне возможно. Вы, кажется, сказали, что не являетесь его родственником?

– Да, я просто друг. Однако, я его очень близкий друг.

– Понимаю. Боюсь, мистер Бодейкер, что я ничем не смогу помочь вам. Конечно, никто не может вам запретить провести свое собственное расследование. Если вы так хорошо знали Флетчера, вам ясно с чего начинать.

Было очевидно, что он что-то знает, но не собирается об этом рассказывать. Из поведения сержанта следовало, что он и в самом деле знает что-то существенное о Флетчере, а не просто создает видимость.

И все таки, на прощание сержант сказал:

– Вам будет не так уж трудно разузнать все факты, мистер Бодейкер, а вы, как я вижу, настроены самым серьезным образом. Я могу немного облегчить ваши поиски. Не тратьте время на университет и на квартиру, где жил Флетчер, не ходите в школы, где он учился. Посетите лучше приют, где прошло его раннее детство.

– Благодарю вас, – сказал Бодейкер.

Когда они вышли на улицу, Флетчер сказал:

– Миддлтонский Приют для Мальчиков. Нам нужно именно туда.

– Ты хочешь туда пойти?

– А что еще нам остается делать? Мы же решили довести дело до конца.

– Но тебе не очень-то этого хочется?

– Мне бы хотелось узнать то, о чем не захотел рассказать нам сержант, – признался Флетчер.

– Отправимся туда прямо сейчас?

– Нет, завтра у них день посещений и директор сразу примет нас. Лучше всего прийти к трем часам.

На следующий день Бодейкер без особых проблем попал на прием к директору Миддлтонского Приюта для Мальчиков. С первого взгляда было ясно, что он не мог знать Флетчера лично – на вид директору было не более тридцати лет.

Как только было упомянуто имя Флетчера, на лице директора возникло то же холодное выражение, какое они уже видели вчера у сержанта полиции. Почти сразу стало ясно, что мистер Курран ничего рассказывать не будет.

Тогда Бодейкер решил выложить карты на стол.

– Мистер Курран, мною движет вовсе не праздное любопытство. Я работаю на факультете психологии, наши тесты показали, что Джон Флетчер обладал удивительными талантами.

И Бодейкер кое-что рассказал ему, не упомянув, естественно, о главном таланте Флетчера.

Курран явно заинтересовался.

– Полиция была здесь, – сообщил он.

– Я знаю, они и направили меня к вам. – Он сказал правду, хотя сам по себе этот факт особого значения не имел.

Курран заговорил несколько более свободно.

– Но они ничего нам об этом не сказали.

– А они ничего не знали. Полиция производила самое обычное, рутинное расследование, какое всегда предпринимают после несчастного случая с фатальным исходом.

– Но теперь, когда Флетчер мертв, какую пользу вы можете извлечь, изучая его прошлое?

– Я экспериментатор. Флетчер был замечательным человеком. Я хочу выяснить, есть ли в его прошлом какая-нибудь причина, из-за которой развились его поразительные способности.

– Может быть, – негромко проговорил Курран, – очень может быть.

Бодейкер молчал, но за его молчанием скрывалось множество вопросов.

– Ну что ж, – сказал, наконец, Курран. – Конечно, я никогда не видел Флетчера. Он ушел из нашего приюта еще до того, как я родился на свет. Но я знал старого директора, мистера Комптона. Он дал Джону Флетчеру имя.

До четырех лет у Флетчера не было имени. Да и разговаривать он толком не умел.

Это не было новостью для Флетчера: он помнил, как его учили говорить, а об этом помнят очень немногие люди. Но это его не слишком заинтересовало. В то время как Бодейкер слушал Куррана с нарастающим интересом, Флетчер становился все более равнодушным. Ему вдруг показалось, что они говорят не о нем, а ком-то мало знакомом.

– Что значит толком не умел разговаривать? – спросил Бодейкер. – Это было связано с физическими или психологическими проблемами?

– Нет, – уверенно ответил Курран. – Он знал определенные слова, но не более того.

– Какие именно слова?

– Мистер Бодейкер, вы же должны понимать, что я получил эту информацию через третьи или четвертые руки, к тому же, все это произошло много лет назад.

– Тем не менее, я буду очень вам благодарен за любую информацию, которую вы мне сможете сообщить. Это может оказаться очень важным.

– Я не очень понимаю, какое значение это может иметь сейчас. Ну да ладно… У мальчика были сильные эмоциональные реакции на слова: женщина, секс, похоть – реакции беспокойства, страха, даже шока. И в то же время у него были ярко выраженные позитивные реакции на слова типа: церковь, справедливость, правосудие, добро и тому подобное. Когда он появился здесь, вся его предыдущая история была совершенно сознательно скрыта от него, что не составило особого труда при почти полной неспособности маленького Флетчера разговаривать. А к тому моменту, когда он научился нормально говорить, ребенок успел привыкнуть к новым обстоятельствам и забыл о своем прошлом.

– Почему…

– Пожалуйста, мистер Бодейкер, не заставляйте меня делать никаких предположений. Я рассказал вам все, что мне было известно об этом странном случае. Могу лишь добавить, что Флетчер был тем самым ребенком в истории с Ширли.

– История с Ширли?

– В свое время это был весьма знаменитый судебный случай. Подробности вы сможете найти в газетных подшивках… сейчас… дайте мне подумать… да, вы найдете все, что вас интересует в газетах за 1929 или 1930 год. Я думаю, вам так и следует поступить.

– Благодарю вас, мистер Курран. Но, пожалуйста, ответьте мне еще на один вопрос. Вы никогда в жизни не видели мальчика, явно много о нем слышали, и в то же время, совершенно очевидно, что вы не хотите говорить о нем. Почему?

– Точно так же я бы не хотел говорить о том, что произошло в Бельсене и Дахау, к тому же, я был бы точно так же некомпетентен в этих вопросах – ведь там меня тоже не было. Однако мне кажется: то, что случилось с обителями Бельсена и Дахау было ничто, по сравнению с тем, что произошло с этим несчастным ребенком до того, как он попал к нам.