Перешагнув пропасть

— Однако, спроси я вашего разрешения, мы оба знаем, чем бы это кончилось. Разве не так?

— Вы просто несносны. — Впрочем, Сэнди понимала, что дело сделано и теперь единственный выход — сохранить остатки достоинства.

— Это для меня тоже не новость.

Слова Жака выражали такое самодовольство, что ей захотелось выбрать у него местечко почувствительнее и стукнуть изо всех сил. Но поскольку «феррари» мчался со скоростью более семидесяти миль в час, да еще среди ночи, Сэнди ограничилась сердитым «Гм!», после чего высокомерно вздернула голову и застыла в горделивой позе.

Через несколько минут аллея сузилась, сменилась сельской грунтовой дорогой, проехав по которой они увидели распахнутые кованые решетчатые ворота и вскоре оказались внутри двора. Он был так широк, что вмещал даже пруд, в котором плавала какая-то домашняя птица. Как только машина въехала во двор, пруд ярко осветился — будто днем.

— Вот мое жилище, — сказал Жак, остановив машину.

Сэнди увидела огромный, широкий и длинный крестьянский дом, крытый тростником и сложенный из камня медового цвета. Благоухающие розы и вьющийся плющ наполовину скрывали стены. Дом выглядел так, словно был построен давным-давно и простоит еще века. Старинный облик усиливали окна, прикрытые решетками, и двери из темного дерева. В верхнем этаже из-под тростниковой крыши как-то застенчиво выглядывали окошки. Там же, наверху, приютились балкончики, густо заросшие бугенвиллеей с нежно-сиреневыми и пунцовыми цветами.

— Боже, как здесь красиво! — воскликнула Сэнди, порывисто повернувшись к Жаку. — Чудесно! Наверное, здесь очень приятно жить.

— Да. — Темные глаза смотрели на нее испытующе, а губы сложились в улыбку — он был явно доволен произведенным эффектом. — Здесь все не так роскошно, как в замке, но я люблю этот дом.

— А мне здесь нравится больше, чем в замке, — объявила Сэнди, не подумав, а потом густо покраснела. — Нет, я не хочу сказать, что замок ваших родителей хуже, но здесь уютнее, здесь…

— Я с вами совершенно согласен. — Он прервал поток ее сбивчивых слов кивком головы. — А теперь пройдемте внутрь.

Несколько гусей подошли вразвалку к Сэнди, негромко гогоча, — видимо, возмущались столь поздним визитом. Сэнди взвизгнула при их приближении, но гуси были мирные и ее не тронули. Только внимательно осмотрели, а потом сбились в кучу и ушли, бормоча что-то, как старухи-сплетницы.

— У вас здесь гуси и утки? — удивилась Сэнди.

— Когда я купил ферму, они здесь и жили, — сказал Жак, открывая массивную дверь. — Потом я привык к их присутствию. Моя жизнь не позволяет мне заводить домашних животных, потому что я иногда по несколько дней не бываю дома. Но гуси и утки чувствуют себя прекрасно, у них есть пруд и пища, которую я оставляю. Женщина — она живет в деревне, в двух милях отсюда, — раза два в неделю наводит порядок в доме. А в основном я справляюсь сам.

— Понимаю. — Сэнди не спросила, что заставляет его по несколько дней отсутствовать, работа или развлечения: видимо, не хотела слышать ответа.

Сэнди примерно представляла себе, как выглядит дом французского фермера, и не ошиблась: здесь были побеленные известкой стены, покрытые картинами в рамках, и потолки с тяжелыми балками. Пушистый темно-розовый палас покрывал пол всех комнат на первом этаже, обставленных антикварной мебелью темного дерева. Огромная кухня, снабженная всеми современными удобствами, в то же время сохранила свой старинный облик. Что касается удобств, то здесь была даже электрическая посудомойка, спрятанная в деревянный шкаф с резными дверцами.

Все было устроено очень разумно, поражало гармоничностью и создавало впечатление уединенного уголка для отдыха, как и обещал внешний вид дома. Сэнди вдруг почувствовала раздражение: почему Жак выбрал себе такой дом? Лучше бы у него была холостяцкая «берлога» или шикарная городская квартира вблизи ночных увеселительных заведений. Но зачем ему эта старинная ферма с ее уединением? Однако тот факт, что в голову ей пришли подобные мысли, вызвал у Сэнди еще большее раздражение. Какое мне дело? Пускай живет, где хочет, мне нет до него дела!

— Сэнди, вы снова хмуритесь.

— Что? — Стряхнув с себя оцепенение, Сэнди увидела, что Жак стоит посреди большого квадратного холла с лестницей, ведущей наверх, и пристально на нее смотрит.

— Да, вы снова хмуритесь, — повторил он серьезно. — Я собирался спросить вас, хотите ли вы увидеть спальни, но меня остановило мрачное выражение вашего лица.

— У меня нет причины хмуриться, — ответила Сэнди, но это прозвучало неубедительно. — Ваш дом меня совершенно очаровал, и я, разумеется, посмотрю спальни, если вас это не затруднит.

— Вам, наверное, что-то пришлось не по душе, — повторил Жак. Не шевелясь, он ждал, когда она подойдет.

— Да нет, я же сказала, — оживленно ответила Сэнди и взглянула ему в глаза с деланной улыбкой.

— Наверное, вы решили, что этот дом не соответствует вашим представлениям обо мне. — На сей раз его интуиция превзошла все ожидания. — Вы предполагали увидеть совсем другое жилище?

— Ничего подобного. — Сэнди никогда не умела врать, а сейчас это было особенно трудно — под его испытующим взглядом.

— Не думаю, что вы говорите правду, но вы заметили однажды, что имеете право держать свои мысли при себе. — Голос его был спокойным, потом он сделал шаг ей навстречу и обнял за талию. — Как случилось, что у такой хрупкой женщины сердце из стали? И мужской ум?

— Это не так.

— Нет, это так. — Она пыталась выскользнуть из его объятий, но он стиснул ее еще крепче. Он изучал ее из-под полуприкрытых век темными блестящими глазами. — Когда я впервые увидел вас в дверях квартиры Энн, принял вас за миниатюрную девушку. Молодую и наивную, несмотря на замужество. Я ведь думал, что вы — жена моего погибшего брата. Потом… потом я узнал, что вы ее сестра, причем старшая, и вообще человек, с которым считаются даже в жестком мире рекламы.

— Жак…

Проигнорировав ее протест, он продолжил — голосом таким же низким, но с новой ноткой, которая сразу лишила Сэнди самообладания:

— Вы — женщина, делающая карьеру, твердая и неумолимая. Потом я узнал, что вы тигрица, которая отчаянно защищает своего тигренка, в данном случае сестренку. И еще я узнал, что после смерти родителей вы пожертвовали всем ради нее. Хотя никто не осудил бы вашего желания закончить образование и вообще заботиться в первую очередь о себе.

— Послушайте, все это в прошлом, может, мы все-таки поднимемся наверх? Вы, кажется, хотели показать мне остальную часть дома, — бормотала Сэнди, чувствуя, что от его близости совсем лишается сил.

— Дальше я увидел вас такой, какой вы пересекли порог замка: хладнокровной белокурой англичанкой, гордой и высокомерной.

— Жак, пожалуйста…

— Как раз когда я решил, что вы в самом деле такая, какой хотели казаться мне, — холодная и отстраненная, — я вдруг узнаю, что вы были замужем, что этому мужчине вы собирались посвятить жизнь, но овдовели.

— Прекратите! — Теперь ей наконец удалось вырваться из его тисков.

— И уже потом я увидел еще одну сторону натуры этой малютки, ворвавшейся в мою жизнь, как ракета. Ее страстность… силу, в которой, однако, есть боль.