Переулок капитана Лухманова

Кстати, Крылатым звали его именно за эти уши — большущие и треугольные, как у настоящего эльфа из кино про Средиземье. Похожие на растопыренные дельтапланы. И Элька гордился. Он был из тех, кто умел свои недостатки превращать в достоинства.

— Не надо мне пятерку, — со сдержанной обидой сообщил Матвейка. — А как пишется «аллигатор», я знаю с первого класса. Когда учил стихи:

Аллигатор вздохнул И, сытый, в зеленую воду нырнул.

— Это про упрямого Фому, Сергей Михалков, — уточнил начитанный первоклассник Эльдар Ибрагимов.

— Ладно, я не буду упрямым Фомой… — Брагич красным стержнем зачеркнул в углу страницы четверку и поставил «пять». — Может быть, такое доброе дело поможет качнуть весы мироздания в сторону позитива.

— Это как? — спросил Элька. Он подозрительно относился к непонятным фразам.

— Избавит планету от какой-нибудь очередной беды.

— Одна пятерка? — усомнился Крылатый Эльф.

— Мелочи бывают очень важными. Давным-давно маленький голландский мальчик заткнул в плотине крохотную щелку и спас от наводнения страну…

— А-а! Я читал! — вспомнил Элька. — Но здесь-то как… — И не договорил.

— Можно? — раздался нерешительный голосок.

На пороге стояла девочка. И Мак сразу понял, что это Чешуйкина из пятого «Б». Потому что девочкины веснушки, будто зеркальца, отразили мягкий свет плафонов.

Такие веснушки были только у одной ученицы в школе номер сорок. По крайней мере, так отмечал про себя Мак. Они были заметны не всегда, а лишь при определенном повороте лица. Шевельнет головой — и пятнышки цвета спелого овса на миг отражают свет. И поэтому фамилия у хозяйки веснушек казалась подходящей: они как чешуйки золотистой рыбки.

Однако не надо думать, что Матвей Рощин заглядывался на девчонку. Потому что, кроме веснушек, ничего особенного в ней не было. Чешуйкина, вот и всё. Птичий «клювик», рыжеватые кудряшки, тихий нрав (никогда не бегала, не толкалась в буфете)…

— Еще одно морозоустойчивое существо, — сказал Брагич. — А тебя что за судьба принесла? И почему ты такая… демисезонная?

Чешуйкина была в короткой меховой курточке, из-под которой торчало форменное клетчатое платье, в лыжной вязаной шапочке, в легких сапожках. И колготки, похоже, не шерстяные, а тонкие. Ну прямо осенний наряд.

— Меня папа привез, — виновато объяснила Чешуйкина от порога. — Если в машине, зачем кутаться… Сказал, что после двенадцати заедет, и укатил. Я вошла, а в школе пусто. А дядя Игорь давай рычать: «Ходят тут, когда уроков нету, суета одна! Иди домой…» А как «иди»? Мы на Профсоюзной живем, на автобусе надо, а его не дождешься…

— Полная драма, — заметил Элька, любивший литературные выражения.

— Ну да, — согласилась Чешуйкина и поставила к оранжевым сапожкам такой же оранжевый рюкзачок. — Я стала папе звонить, но батарейка выдохлась. Я такая растяпа — всегда забываю зарядить… А у дяди Игоря я побоялась просить телефон… Пошла наверх, подумала, что, наверно, увижу хоть кого-нибудь и попрошу…

— Страшнее дяди зверя нет, — сообщил юный Ибрагимов.

— Эльф, не чеши языком, а дай девочке мобильник, — велел Брагич.

— Он дома…

— Разгильдяй!.. Чешуйкина, возьми мой.

— Спасибо, Андрей Ренатович.

Она застукала сапожками от порога к учительскому столу. Но Брагич, похлопав по карманам пиджака, с досадой сдернул очки.

— Одно к одному… Кажется, оставил в учительской…

Матвей выдернул из нагрудного кармана свой телефон.

— На, звони…

— Спасибо… Ой, в точности как мой… — Чешуйкина привычно понажимала кнопки, прижала плоскую «Нокию» к уху. — Ну вот… Папа говорил, что у них технологическое совещание. Они в такое время всегда выключают телефоны. Это часа на три…

— Невезуха… — подвел итог Эльф.

Он запустил бумажного голубка через класс и теперь выцарапывал его из-за дальней парты.

— А можно я здесь папу подожду? — попросили Чешуйкина. — У меня с собой есть книжки…

— Какая? — насторожил уши-локаторы Элька.

— «Мы на острове Салькрока…»

— А-а! Я читал…

Брагич почесал очками ухо.

— Здесь, душа моя, оставить одну я тебя не могу. А нам с Ушастым надо скоро ехать домой. Сейчас вызову такси, и давай поедем вместе к нам. Я буду дома печатать всякие отчеты, а ты учить Эльку хорошим манерам.

— Я не поддаюсь дрессировке, — сообщил Элька, выбираясь из-за парты. — А домой нам сразу нельзя. Мы же обещали заехать за мамой, а потом к тете Наде, чтобы забрать у нее в починку ноутбук…

— Тьфу ты… Да подождет она с ноутбуком.

— Будет скандал. Ты не знаешь женщин?

«Одно к одному», — отозвались в Матвее недавние слова Брагича. И что было делать? Вовсе не нужна ему была эта Чешуйкина, несмотря на ее симпатичные веснушки. Но если человеку некуда деться…

— Двигаем ко мне, Чешуйкина… — И чуть не добавил: «Ничего другого не остается».

И шевельнулось вдруг ощущение, что все это не просто так, а… какая-то «подсказка судьбы». Правда, не сильно шевельнулось, чуть-чуть…

— Пешком? Девочка закоченеет, — сказал Брагич.

— Не успеет. Бегом тут полторы минуты…

— Ой… наверно, неудобно… — засомневалась Чешуйкина.

— А что удобно? Замерзать под забором, как Девочка со спичками у Андерсена?

— Я читал… — вставил Эльф.

— Правильное решение, — рассудил Брагин. — Напои гостью горячим чаем…

— Да. А за это буду эксплуатировать на домашней работе…

Чешуйкина, кажется, обрадовалась:

— Тогда ладно!.. — И натянула на шапочку капюшон с такой же курчавой оторочкой, как ее кудряшки.

За дверью Чешуйкина заспешила по коридору, а Мак оглянулся на пороге.

— Андрей Ренатович, а про Огонька… ничего больше не слышно?

Брагич сказал насупленно:

— Как не слышно… Слышно. Только ничего нового…

Горячая вода

На улице, в синем рассветном воздухе, опять перехватило дыхание. Чешуйкина ойкнула и прижала к губам варежку. Матвей ухватил ее за другую. И побежали, как бы проламываясь через длинные ледяные иглы.

Чтобы отвлечь девочку от холода (но и не только для этого), Матвей выговорил на бегу:

— Послушай… ты не обижайся, но… я даже не помню, как тебя зовут… потому что чаще по фамилиям…

Она не обиделась и не удивилась. Выдохнула из-под варежки белый парок:

— Маша меня зовут… А тебя, я знаю, Матвей… или Мак…

— А откуда знаешь… что Мак?..

— Слышала, как тебя брат окликал. Мирослав… Я его тоже знаю: мы вместе в концерте выступали.

Ее мигом застывшие сапожки твердо стучали по заледенелому асфальту.