Перевоплощение
Шрифт:
Дэниел лежал на кровати рядом с Джессикой и смотрел, как медленно, почти незаметно поднимается грудь девушки под одеялом. Смотрел и видел, как озарено полуулыбкой ее лицо, как во сне едва вздрагивают ее губы, такие нежные и красивые, и такие… влекущие… влекущие, будто сладкий зов сказочной сирены. И противиться этому зову невозможно. Это выше кошачьих сил и даже человеческих.
Дэниел смотрел на приоткрытые лепестки губ Джессики и чувствовал, как его влечет к ним, влечет с такой силой, что он даже если бы и хотел воспротивиться, то не смог бы. Волна невероятного желания захлестнула его сознание, заставила подняться на ноги и приблизиться к лицу спящей девушки. Взгляд Дэниела будто кандалами был прикован к этим изумительным, призывно вздрагивающим и лишающим воли юным райским устам, обещающим рай на земле, сладчайший мед на губах и немыслимую радость единения.
Дэниел ощутил усами слабое дуновение ветерка, исходящее из ноздрей девушки. Еще мгновение, и его едва заметные тонкие полоски кошачьих губ коснутся вожделенного. Дэниел затаил дыхание, закрыл глаза. Сердце затрепетало маленькой птичкой, пойманной в силки. Еще немного, и желание сбудется, сознание взорвется восторженным воплем и вознесет его обладателя на небывалую высоту неземного счастья.
«Нет! – Дэниел отстранился от лица девушки и открыл глаза. – Нет! Я не могу это сделать! Не могу! Я всего лишь кот, жалкий и недостойный этого совершенного существа кот».
Дэниел спрыгнул на пол. Лапы не выдержали эмоционального напряжения, подогнулись, и кошачье тело распростерлось на мягком, словно шелк, ковре у кровати Джессики.
«Я не могу, – Дэниел ощутил влагу на глазах. Взгляд его пронзил темноту комнаты и упал на картину на стене, на которой восход солнца вызолотил голубую лагуну с изумрудной водой на неизвестном тропическом острове. – Я не хочу осквернить этот благоухающий бутон своими противными кошачьими губами. Она для другого, а мне только и остается, что смотреть на ее совершенство, не смея мечтать о большем, да изредка чувствовать тепло ее тела, когда она пожелает взять меня к себе в кровать… Как больно… Будто некто, не имеющий никакого понятия о жалости, острыми когтями разрывает твою душу… На миллионы кусочков, кусочков настолько маленьких, что даже песчинка по сравнению с ними кажется гигантом… Зачем только я вернулся к людям? Страдать? Страдать так, как не страдал даже в Грампианских горах?.. Надо вернуться туда… И забыть… Нет! Я никогда не смогу ее забыть… Не смогу… Я сойду с ума от одиночества, украшенного мыслями о ней… Зачем только я увидел ее? Зачем она позволила мне ощутить нежность ее кожи?.. Увидеть красоту ее глаз… Очарование улыбки… Проклятье… Будто и того, что свалилось на меня, не хватало… Заснуть… Забыться и… и не проснуться… Лучше бы я умер в Грампианских горах, тогда бы ничего этого не было бы… Не было бы… Ни душевных мук настоящего… Ни страданий будущего… Не было бы Джессики… принцессы… Проклятье… Наваждение… Муки… Сладкие и… и ужасные… Заставляющие жить и… и страдать… Я хочу ее видеть… хотя бы видеть… ее лицо… губы… глаза… видеть», – Дэниел поднялся, запрыгнул на кровать и устремил взгляд на спящую Джессику. Девушка лежала на боку, по плечи завернувшись в одеяло. Тонкие лямки ночнушки скорее уродовали ее красивые тонкие плечи, чем украшали. Одна рука девушки забралась под подушку, будто пряталась от окружающего мира, вторая же лежала рядом с подушкой. Дэниел приблизился к Джессике и коснулся губами ее руки. Ноздри затрепетали, вдыхая аромат ее тела.
«Если не могу ощутить вкус ее губ, тогда удовлетворюсь нежностью кожи ее рук, – Дэниел лег на кровать и прижался телом к руке девушки. – Удовлетворюсь созерцанием красоты ее лица, совершенства ее тела. Большего мне не надо. Только видеть ее и знать, что она счастлива… Только видеть ее… Быть рядом с ней… Большего мне не надо… Не надо, – Дэниел извернулся, снова прикоснулся губами к руке Джессики, закрыл глаза и тихо вздохнул. – Если любовь – светлое чувство, тогда почему тот, кто любит, испытывает боль? Может, любовь светла только тогда, когда она взаимна? Тогда, если она не взаимна, становится темным чувством. Но тогда это и не любовь совсем. А может, любви не существует? Может, она не более чем иллюзия? Тогда что испытываю я, если не любовь? Не знаю. Я всего лишь жалкий кот, позволивший себе замахнуться на то, что свойственно только людям. Жалкий, глупый кот. Вот и расплачивайся за глупость, – Дэниел удобнее улегся на кровати и снова вздохнул. – Пошло все к черту… Сон, если ты не придешь в считанные секунды, я выберусь на улицу, залезу на крышу и начну горланить кошачьи песни. Как самый настоящий кот. Если и играть свою роль, то играть ее следует до конца».
То
ли сон решил сжалиться над Дэниелем, то ли просто испугался его угроз, но не прошло и минуты, как Дэниел уже спал, уткнувшись мордочкой в руку Джессики.Если бы Луна была более любопытной, не ограничивалась созерцанием Земли с высоты, а заглядывала в окна спящих домов, то могла бы увидеть довольно-таки забавные, а может, даже и удивительные картины. Загляни она в эти минуты своего скучного шествия по просторам звездного неба в окно спальни Джессики Нэвил, то увидела бы следующую картину. Девушка проснулась и зевнула. Заметив лежащего рядом спящего кота, она улыбнулась, притянула его к себе, коснулась губами его шерстки и прижала к груди, после чего закрыла глаза и вскоре заснула.
Но Луна не была любопытным существом. Она вообще не была живым существом, поэтому ей было несвойственно то удивительное чувство, которым наделены многие, если не все, живые существа, поэтому она продолжала неспешно брести среди океана перемигивающихся звезд, словно старуха, погруженная в невеселые мысли, навстречу рассвету, ее ежедневному безжалостному палачу. Благо, Луна – проходит время, и словно феникс снова воспаряет на небо, будто насмехаясь над напрасными усилиями палача. И она снова скользит по небу в окружении вассалов-звезд, бесстрастная и унылая, напрочь лишенная какого-либо любопытства.
Глава 21. «Моя принцесса»
На следующее утро Дэниел проснулся, разбуженный звуком бегущей воды. Зевнув, он потянулся и осмотрелся. Часы на ночном столике показывали: 10:22. В комнате он был один. Дэниел почувствовал, как тоска черепахой вползает в сознание. Одиночество снова расправило над ним свои черные крылья. Даже живя в семье Нэвилов, он продолжал чувствовать себя одиноким, особенно сейчас, когда его сердце пронзила стрела Амура. С улицы неслись крики птиц, но Дэниел не замечал их, погруженный в невеселые мысли.
Смятое одеяло рядом напомнило о Джессике. Дэниел зарылся мордой в одеяло. Оно было теплым, все еще хранило тепло тела девушки. А еще запахи. Дэниел втянул носом воздух. Его рецепторы в носу без труда улавливали желанные запахи, тем самым доставляя ему невероятное наслаждение.
Шум льющейся воды вернул Дэниела в настоящее. Он спрыгнул с кровати, пересек комнату, порог и очутился в коридоре. Шум воды доносился из ванной, одной из двух, что были в доме Нэвилов. Одна, самая маленькая, находилась рядом с комнатой Джессики. Ею пользовались только Джессика и ее сестра Кэролайн, комната которой находилась напротив комнаты Джессики.
Дверь в комнату Кэролайн была приоткрыта. Дэниел заглянул в комнату, но Кэролайн там не было. Кэролайн было шестнадцать. Она была красивой, с длинными русыми волосами, изумительными ямочками на щеках и, по мнению Дэниела, слишком деловая и эгоистичная. Дэниел не любил такой тип женщин. Он именовал таких женщин не иначе как мужиками в юбках, правда, не в килтах, а в самых настоящих женских юбках. Жесткими и бессердечными, вот какими видел их Дэниел. Тем не менее, внешне Кэролайн Дэниелу нравилась, но только нравилась, и только внешне. Внутренне же, как считал Дэниел, ей не хватало той невероятной нежности и ласки, что были присущи ее старшей сестре. Будь иначе, и Дэниел, возможно, долго думал бы у ног какого из этих двух совершенных цветков оставить свое маленькое любящее сердце.
Дэниел вспомнил, что Кэролайн собиралась с матерью с утра отправиться в Глазго и пробежаться по магазинам. Если так, то она никак не могла быть сейчас в ванной. Оставалась Джессика.
Дверь в ванную была приоткрыта, явное свидетельство того, что тот, кто находился в ванной, не боялся быть застигнутым врасплох. Исходя из этого Дэниел заключил, что кроме Джессики в доме никого не было, разве что прислуга, но она редко когда поднималась на второй этаж, разве что цветы в комнатах поменять, да прибрать.
Дэниел приблизился к двери ванной и остановился, обуреваемый противоречивыми чувствами. Зайти в ванную и испытать верх блаженства, увидев объект своих воздыханий в чем мать родила или не делать этого, но в будущем корить себя за проявленную некогда трусость. Дэниел сомкнул веки и попытался представить то, что могло происходить в эти минуты в ванной. Легкая дрожь пробежала по телу Дэниела, когда он словно наяву увидел Джессику и струи воды, бегущие по ее обнаженному телу. Увидеть Джессику обнаженной, об этом можно было только мечтать. Тайны ее молодого тела могли быть раскрыты прямо сейчас, надо было только набраться храбрости и войти в ванную. Дэниел набрал полную грудь воздуха и задержал дыхание, пытаясь унять внезапно возникшее волнение.