Переворот (сборник)

— А вы, капитан, угадали. Привез товар Хошбахтиев.

— Точно? — переспросил Суриков, не пытаясь скрыть пробудившегося азарта погони.

— Слишком стар я, чтобы в таком деле промахи давать. Он заметно нервничает. Скорее всего везет крупную партию. Я два раза подходил к трейлеру с видом, что готов снять пломбы. Он сразу заливался потом. Поверьте — такое не бывает случайно.

— Что везет?

— Миндальный орех.

— Кто экспортер?

— «Афганфрутэкс».

Они помолчали, думая каждый о своем.

— Итак, — спросил вдруг Синюхин. — Выпускаем?

— А чего держать, Валентин Григорьевич? Вы нарушений не обнаружили, значит — путь открыт. Или что не так?

Несколько минут спустя тяжелый трейлер вырулил с территории таможни и двинулся по Сурхабскому шоссе в сторону центра. Проскочив окраины, он пересек улицу Фрунзе и двинулся по Кызылсайской к тупику Хошхал. У кинотеатра «Шарк юлдуз» стоял ухоженный чистенький «уазик» с частным номерным знаком. За рулем, одетый в мешковатый гражданский костюм, который хорошо прикрывал бронежилет, со скучающим видом сидел Шимко. Сзади, удобно раскинувшись на сиденье, устроился лейтенант Вафадаров. Лениво поглядывая по сторонам, Шимко заметил автопоезд, пересекший центральную магистраль. Не выдавая волнения, спросил:

— Двинем?

— Ага, — сказал Садек, — можно и прокатиться.

«Уазик» легко тронулся с места, проскочил до угла ближайшей улицы и свернул на Кызылсайскую. Когда они подъехали к тупику, Хошбахтиев, развернув трейлер, гнал его к своей усадьбе. Огромный грузовик, натужно гудя, задним ходом втискивался в узкую улочку старого квартала. Аслан Хошбахтиев задвигал поезд в щель, образованную толстыми стенами, осторожно, стараясь ничего не задеть, не чиркнуть бортом по дувалу. Он заботился о своей машине, о целости усадебных стен и в то же время нимало не думал о людях, которые здесь обитали. Увидев, что улица заткнута машиной, как горлышко бутылки пробкой — ни пройти, ни протиснуться, можно лишь проползти на пузе под днищем, люди — старики и молодые — вынуждены будут вернуться, опетлять квартал с любой стороны и добираться до дома задами. И ничего не поделаешь, ничего не скажешь: закон ма-халли — сила. А у кого сила здесь, знает каждый житель квартала. Многие из тех, кто живет в новых домах на парадных проспектах социализма, в дни семейных торжеств Хошбахтиевых приходили сюда не таясь, загодя оставляя свои черные машины на Кызылсайской и тащились в скромный тупик с коробками и свертками, которые не доверяли нести даже своим доверенным шоферам, молчаливым и наглым угодникам. А если Утежан Бобоевич Сарыбаев вдет пешком к Аслану, то почему, обходя беду, не сделать крюк к своему дому простому наджджару — мастеру топора и рубанка Алты Атмурадову?

Оставив «уазик» на противоположной стороне Кызылсайской, Шимко и Вафадаров хорошо видели все, что происходило в тупике. Три дюжих молодца выскочили из ворот усадьбы Хошбахтиева, едва трейлер приблизился к ним. Кто это — сторожа, вышибалы, прислужники? — при доме простого водителя «Совтрансавто»?

Выгрузив из фургона более двух десятков мешков с миндальными орехами, добры молодцы — верткие, сильные, — извлекли пять картонных коробок, обтянутых полиэтиленовой пленкой. Достали и споро уволокли груз за стены дома-крепости. Аслан Хошбахтиев не торопил их, не подгонял словами. Он с безразличием стоял в стороне и потягивал сигарету. Когда дело было окончено, Аслан сел за руль и вывел трейлер из тупика. Вырулив на дорогу, погнал машину на транспортную базу — по назначению. Садек машинально взглянул на часы. На все про все у контрабандистов ушло полчаса. Под курткой у Шимко пискнула рация. «Кречет» слушает», — доложил прапорщик. «Мы повели объект, — предупредил Суриков. — Вам оставаться на месте. Чтобы игрушки никуда не ушли». — «Вас поняли, остаемся на месте», — сообщил Шимко, и рация замолчала.

Взаимодействие экипажей было налажено неплохо. Два вечера, когда солдаты уходили в кино, на спортплощадку по-гранотряда приходили четверо крепких мужчин. Никого ничему здесь учить не приходилось. Как нужно и как можно взять противника, как удержать его, если он все же пытается уйти'от захвата, все четверо знали давно и не понаслышке. Здесь, на спортплощадке, они добивались только взаимопонимания. Двигались в сумерках, как тени, расходясь и сходясь в назначенном месте, следили за едва заметными жестами командира, менялись местами, то останавливались, то резко бросались вперед, и все это беззвучно, тихо, отчего суточному наряду на проходной их действия казались бессмысленным кружением вокруг одного и того же места. Только сами участники кружения знали — то, чем они заняты, не игра. А если так кому-то кажется, то следует знать — в таких играх ставкой бывает жизнь.

Прощаясь после окончания последней тренировки, Суриков задержал руку прапорщика Шимко.

— Вы уж будьте добры, Сергей Павлович, расстарайтесь. Подберите лифчики для нас поудобнее.

— Да уж готово, Андрей Николаевич. Такие дела я привык загодя справлять. Бронежилетки новые, все как одна.

— Как со второй машиной? — спросил Садек.

— Вторая — моя, — ответил Шимко. — «Уазик». Я его отладил — зверь, а не мотор.

— Были на Афгане? — спросил Садек.

— А то! — без всякой рисовки бросил Шимко. — И я, и Те-лицин.

Садек протянул прапорщикам руку, и они положили на нее сразу две тяжелые мужские ладони.

Два часа ожидания тянулись с нудной томительностью. Под бронежилетами и пиджаками, их прикрывавшими, взмокли спины, дышать стало тяжко. В тупике Хошхал ничего существенного не происходило. Он словно вымер. С интервалом в сорок минут здесь прошли всего две женщины с сумками в руках. Одна помоложе, вторая старуха с видом старой горбоносой ведьмы. Поглядев на нее, Шимко сказал задумчиво:

— Правы все же афганцы…

— В чем? — не понял сразу Садек.

— Они говорят, что с девушкой приятней беседовать, прижимаясь к ней, а со старухой лучше разговаривать через забор.

Садек усмехнулся.

— Это поговорка. У таджиков тоже есть такая.

Неожиданно на Кызылсайскую улицу со стороны центра выкатился серебристый лимузин иностранной марки.

— Внимание! — предупредил Садек, и Шимко опустил голову на руль, изобразив крайнюю степерь безразличия ко всему, что происходило вокруг.

— Это машина Акила Исфендиарова, — пояснил лейтенант. — Рядом с ним Аслан Хошбахтиев. Значит, встретились в городе.

Машина въехала в тупик и замерла перед калиткой в высоком дувале. Акил и Аслан вышли из лимузина, хлопнули дверцами и, не запирая их на ключ, вошли во двор.

— Долго не пробудут, — предположил Садек.

Из переулка появился Суриков — бородатый, неухоженный — бедный такому подаст, богатый его испугается. Вскочил в «уазик», сел рядом с Садеком. Сообщил: «Мы тут рядом в переулке остановились». Стали ждать дальше. Через полчаса из усадьбы вышел Акил Исфендиаров. Прошагал к машине, высоко неся гордую красивую голову. Темно-синий форменный костюм сидел на нем ладно, словно был приготовлен самой природой для этого сильного здорового тела. Акил шел так, чтобы даже случайный наблюдатель увидел и понял — нет этому человеку равных на этой пыльной узкой дорожке, называемой коча, но которая по праву могла бы именоваться дар-зом — щелью. То ли дело улицы, которыми он, Исфендиаров, движется над землей! В солнечные дни, когда видимость миллион на миллион километров, летчик видит простор от Душанбе до Бухары — вот его размах.

Исфендиаров шел, держа в руке вместительный серебряный чемоданчик. Суриков, едва увидев его, облизал враз пересохшие губы.

— Этого будем брать? — спросил прапорщик Шимко, поигрывая крутыми плечами.

Суриков взглянул на него и улыбнулся: есть еще порох в украинских пороховницах! Пояснил негромко: «Нет, Сергей Павлович. Дяде нужно срочно в Москву. Мы его лишать этой возможности не будем». — «Нехай летит», — милостиво разрешил Шимко…

Хлопнула дверца машины. Серебристый чемоданчик лег на темно-синее сиденье.

— Умеют жить люди, — чертыхнулся Шимко. — Сиденье под цвет штанов, автомобиль под цвет чемоданчика.

— Шимко, — урезонил напарника Садек. — Твой УАЗ тоже под цвет штанов — хаки. Заведи себе черный кейс…

— А и то верно, — согласился прапорщик. — Я даже не подумал.

Пыль, поднятая торжествующими колесами показного богатства, поднялась и опустилась на печальную землю бедности.

Едва «вольво» скрылось за поворотом, с другой стороны улицы показалась «волга» ярко-синего цвета. Она двигалась осторожно, словно нащупывая дорогу.