Перейти грань

– Гарри. Оуэна. Себя. Когда я вернулась домой, Мэгги спросила, был ли дед. Я сказала, что был.

– Ты не должна врать ей. Она перестанет доверять тебе.

Она вздохнула и отвела взгляд.

– Итак, – самодовольно произнес через некоторое время Улыбчивый Джек, – он в объятиях океана.

На подобные выпады она научилась не реагировать.

– Мы отмечаем его продвижение на специальной карте, – продолжал Джек. – Антуанетта держит ее у себя. Ты видела?

Энн тем временем разглядывала свой стакан.

– Ну и ну. – Отец не унимался. – Это ошарашит весь мир, к чертовой матери. С удовольствием посмотрю на эту потеху.

– Ты знаешь, – не слишком уверенно выговорила Энн, – все может закончиться для нас не так уж плохо. Мы можем выпутаться из всего этого, добившись успеха.

– Ты так думаешь?

– Гарри был само обаяние.

– Правда?

– Оуэн может получить свое собственное дело в результате этого. Или даже местное представительство фирмы.

– Это просто здорово! – воскликнул Джек. – Только вот в результате чего – «этого» – победы или поражения?

– Что ты имеешь в виду?

– Мне интересно, Гарри поставил на то, что он победит или проиграет? Получит ли он местное представительство, если береговая охрана выловит его завтра утром из «лужи»?

Она еще отпила из стакана.

– Гарри хороший человек.

– Ты что, не понимаешь, что Гарри и вся его компания брошены на произвол судьбы и расхлебывают кашу, которую заварил Мэтти Хайлан? Он может оказаться не в состоянии помочь тебе. Несмотря ни на что.

– Возможно, Оуэн напишет книгу обо всем этом. У него хорошее перо. Или сделает видеофильм. Его все знают в спортивном мире.

Кэмбл поднялся, подошел к телескопу и посмотрел на лежавшую внизу гавань. На стене рядом с ним висела картина, нарисованная эмигрантом из Восточной Европы и изображавшая ночную набережную, где тени бесстрастно соседствовали с яркими пучками света.

– Дела у Мэгги в школе идут хорошо, – сообщила Энн.

– Я позабочусь, чтобы она осталась в школе. Не беспокойся об этом. И твоему чрезвычайно щепетильному муженьку совсем не обязательно знать, кто платит.

– Пожалуйста, папа.

– Извини. Но мне известна его гордыня. Его представления о чести и тому подобное.

«Он говорит, как антрополог, – подумала она, – описывающий не без юмора представителя какой-нибудь экзотической и чуждой культуры».

– Очевидно, – продолжал Джек, – этот человек гипнотизирует тебя. Тебе пришлось даже дожидаться, когда он уйдет в море, чтобы повидать меня.

– Мы не приходим наверх, – сказала Энн. – Ты не приходишь вниз.

– Я так полагаю, что это загадочное путешествие оплачивается Торном и группой «Хайлан»?

– Да.

Кэмбл повернулся к окну и скрестил руки на груди.

– Просто фантастика, – заявил он. – Я не могу поверить в это, клянусь. Никогда бы не подумал такое даже о нем. Пойти вокруг этой проклятой земли!

– Просто ты не моряк, папа.

– Скажем, я просто не яхтсмен, – поправил Джек. Джек Кэмбл был несколько велеречив, чтобы сойти за пролетария нью-йоркской гавани, но ему нравилось представлять себя таковым. Он закончил Йельский университет в двадцать пять лет, сразу после Второй мировой войны, прерывая свою учебу на время службы в торговом флоте. Там он проявил себя способным матросом и продвинулся до палубного помощника капитана, совершив восемь переходов из Дейвисвиля в Ливерпуль и с десяток в Мурманск из Скапа-Флоу. До этого, между семестрами, он неоднократно был вынужден выполнять черные работы в местах лишения свободы, где ему часто приходилось защищаться с прикроватной цепью в руках. Короче говоря, он не испытывал ностальгии по своим юношеским приключениям.

Еще больше пришлось хлебнуть его отцу – выходцу с судоремонтного завода «Кингз Коув» на Ньюфаундленде. Буксиры Старого Джека и его брата Дональда завоевывали гавань с помощью своей эксплуатационной надежности и террора. Дела у них пошли в гору, после того как Старый Джек женился на дочери состоятельного торговца, чье семейство некогда прозябало в лачугах на берегах Широкого пролива.

– Если бы Оуэн стал работать на тебя, – сказала она, – было бы гораздо хуже. Слава Богу, что он не сделал этого.

– Он слишком хорош для нас. Слишком благородный.

– Я очень горжусь им, папа. – Она самодовольно улыбнулась, хотя знала, что это выводило его из себя. – И Мэгги будет гордиться.

– Я полагаю, – сказал Джек, – он избрал отличный способ сбежать от всего сразу.

– Это может потребоваться на какое-то время любому из нас.

– Что обычно говорится в подобных случаях? – спросил Джек. – Понять свои чувства, побыть самим собой, осознать себя и прочая брехня. Да я выжал из своих носков соленой воды больше, чем твой благоверный видел за всю жизнь.

– Он не пытается состязаться с тобой.

Джон рассмеялся так, словно и помыслить не мог о подобном состязании.

– У меня есть парни, которые любят ходить под парусом и которые, тем не менее, работают на меня, – произнес Кэмбл примирительно. – Они в восторге от его поступка.

– Он не похож на тех, кто работает на тебя, – заметила Энн.

– Чем же не похож?

– Он считает, что в жизни есть вещи поважнее, чем деньги.

– Может быть, я чего-то не понимаю? – спросил Джек. – Разве не из-за денег ты пришла сюда?

– Он полагает, что в жизни есть еще и другие ценности. Даже Гарри Торн понимает это, если хочешь знать.

– Мне кажется, что Гарри облагодетельствовал его из-за тебя.

Она уставилась на него.

– Что ты имеешь в виду? Кто тебе сказал такое?

– Все говорят, – отмахнулся Джек.

– Что с вас, мужиков, взять, – усмехнулась она, – у вас одно на уме.

– Твой муженек не внушил к себе уважения. – Джек Кэмбл продолжал в своем духе.

– А что такое теперь уважение? – спросила Энн. – Если бы мне понадобилось узнать что-то о человеческом уважении, разве сюда я пришла бы за этим? – Она обвела рукой кабинет и все, что находилось вокруг.

– У тебя хорошая выдержка, девочка.

– В этом месте, где одни холуи, нет никого, кому было бы известно значение этого слова – уважение. Даже не пытайся рассказывать мне про моего Оуэна, папа.

– Вы с ним два сапога пара, – сказал Джек. – Вы стоите друг друга.

Оставаясь каждый при своем мнении, они сидели, потягивая виски, и ждали, когда успокоятся нервы. Энн уже готова была пригрозить отцу, что не даст ему видеться с Мэгги. Наконец она встала и прошла к окну, выходившему на юг. Открывшийся из него вид на узкий пролив, через который должен был идти Оуэн, наполнил ее сердце ужасом. Слова отца о побеге все еще звучали у нее в ушах. Оуэн представлялся ей как никогда далеким и потерянным для нее.