Периферийные устройства

И зависли на белой, захватанной руками двери.

Флинн повернула голову, думая, что пиксельный рисунок сдвинется. Однако он остался на месте, над столом, ближе, чем ей сначала показалось. Как будто там правда что-то есть – бирюзовое, невозможное.

– Хм, – произнесла Флинн, вспоминая мошек, которые убили и съели женщину, потом – бесчисленные серии «Чудес науки» про НЛО. Там таких мелких не было.

Штука спускалась к ее связанным запястьям. Вертикально, как маленький лифт. Вытянулась и принялась вращаться на стальном столе, так что превратилась в бирюзовый диск размером с древний десятицентовик. И все это с жужжанием. А Флинн даже руки шире развести не могла.

Бирюзовый цвет сменился желтым, и в центре диска возникло стилизованное изображение красного наггетса. Штука по-прежнему вращалась, поскольку Флинн слышала звук. Что-то вроде мультика.

– Мейкон?

Диск вспыхнул красным.

Она что-то сделала не так.

Снова бирюзовый. Потом изображение уха, одной черной линией, как в предупреждающих роликах. Потом муха, тоже контуром. Потом то и другое рядом, муха сжалась и скользнула в ушную раковину. Потом опять желтый, вместо одного наггетса два, бляшка Эдварда. Желтый фон стал бежевым, превратился в значок Лоубир – бледную золотую корону. И тут же диск исчез, осталась крохотная мошка. Не муха. Прозрачная, будто восковая.

– Нет, – чуть слышно проговорила Флинн и подалась вперед.

Вжих – в ее левое ухо. С жужжанием. Глубже. Жужжание превратилось в голос Мейкона:

– Молчи. Тебя слушают через камеру. Делай вид, будто ничего не происходит. Исполняй в точности, что я скажу.

Флинн заставила себя поглядеть на дверь. Голос был и правда как у Мейкона, но она по-прежнему видела пижамные штаны и футболку над пустой улицей.

– Щелкни зубами дважды, раз-два, не открывая рта, как можно тише.

Флинн посмотрела вниз. Щелкнула зубами два раза подряд. Самый громкий звук в мире.

– Теперь минуту сиди не двигайся. Как сейчас, только не шевелясь. Но и не застыв, как камень, потому что я запишу видео с камеры, а потом закольцую и отправлю обратно на камеру, чтобы они видели этот кусок, а не то, что будет дальше. Поняла?

Щелк-щелк.

– Не дергай головой или руками. Резкие движения в повторе подчеркивают, что фрагмент закольцован. Как скажу: «Давай!» – действуй. Сперва затычки в уши, потом костюм.

Она ничего не поняла. Какой костюм?

– Все нормально? – спросил он.

Щелк-щелк.

– Записываю, – сказал голос.

Флинн уставилась на дверь. Ручка, следы пальцев. Только бы у мамы было все хорошо и Литония сидела с нею.

– Готово, – сказал наконец Мейкон. – Закольцевал. Вставай.

Флинн уперлась ладонями в стол и поднялась, оттолкнув мегамартовский стул. Лязгнул засов.

Дверь открылась. Вошел ужас. Как будто у нее плавится сетчатка. Клубящееся пятно.

– Спрут-костюм, – сказал Мейкон в ее ухе; Флинн вспомнила: камуфло по типу каракатицы, как у Бертона и Коннера на войне.

Костюм считывал и воспроизводил то, что ближе всего, однако частично был забрызган кровью. Словно кусок взломанного игрового кода. Затем возникла спрут-перчатка с томагавком Бертона, метнулась вперед, зацепила и рассекла синюю безовскую стяжку. На нижнем изгибе головки был специальный вырез, острый-преострый, острее остального лезвия. Для веревок и проводов. Секунда, и он рассек стяжку, держащую вместе запястья Флинн. Другая перчатка – серо-стальная, как стол, – протянула два оранжевых комочка на оранжевом шнурке, вроде самых дешевых мегамартовских леденцов. Флинн сунула их в уши, как велел Мейкон. Интересно, он так и хотел, чтобы она заперла мошку внутри?

Бертон упал на пол, пролез под столом, вскочил рядом с нею. Хруст липучки, глаза Бертона. Спрут-материя развернулась, стала оттенка ее лица под безжалостными диодами, с двумя размазанными пятнами цвета ее глаз – костюм пытался эмулировать Флинн, – и вот уже она нырнула в него головой, руками, потянула вниз, слишком широкий и свободный, темный внутри, приглушающий белое свечение ламп. Бертон застегнул собственный костюм, нагнулся и застегнул костюм Флинн, начиная с ног.

– Вперед, – сказал Мейкон. Из-за затычек его голос звучал иначе.

Бертон схватил ее, бросил через стол, перескочил сам, как гимнаст через коня, потащил Флинн к двери и дальше. Она споткнулась. Ее нога – пятно бетона. Рядом кобура охранника, залитая кровью, пистолет так и не вынут.

Шагнула через него.

– Дверь, – сказал Мейкон в самом ухе. – Давай!

Рулонная дверь, через которую ее сюда провели, открыта, снаружи темная ночь. Широкая ползунковая штанина спрут-костюма цепляла за все, и Флинн боялась, что упадет.

Не игровая кровь, заметила про себя какая-то другая Флинн или ее часть, наблюдающая со стороны.

74. Первое нежное касание

– Все, добрался до нее, начинает эвакуацию, – сказал Оссиан.

Оператор из среза только-только усадил экзоскелет в машину, на заднее сиденье напротив неподвижной коляски.

– Кто? – спросил Недертон.

– Ее психоненормальный братец. Тлен говорит, она перегибает палку.

– Флинн?

– Лоубир. Запечатай дверь. – Последнее, вероятно, относилось к «бентли».

Отверстие в боку автомобиля послушно стянуло края. Что-то в этом было неприятное, какое-то осьминожье, особенно завершающий этап превращения дыры в сплошную серебристо-серую поверхность.

– Полная герметизация. Откачать треть внутренней атмосферы.

Зашипел выходящий воздух.

– Разбирай, – сказал Оссиан, надо думать, оператору. – Если в инструкции непонятно, спроси меня.

– Перегибает палку? – спросил Недертон.

– Она собирается предпринять серьезный шаг. Необратимый.

– Пусть прежде освободит Флинн.

– Соединить тебя с ней? Она будет страшно рада услышать совет под руку от нашего штатного трепла.

Недертон, пропустив замечание мимо ушей, спросил:

– Что экзоскелет там делает?

– Пытается избавить коляску от двух самонаводящихся, самоограничивающихся роевых орудий. Ты видел, как я только что раскладывал ее голыми руками, и, наверное, думаешь, что и остальное раз плюнуть. Но нет, садисты, которые ее проектировали, не собирались облегчать нам жизнь. И сейчас наш техник как раз вскрыл проблему… – Оссиан слушал что-то, чего не слышал Недертон. – Так и есть. Я был прав.

– В чем? – спросил Недертон.

– Ей не понравилось первое нежное касание, – довольным тоном сообщил Оссиан. – Она выбросила ассемблеры. Они съели б'oльшую часть кожаной обшивки Зубова-отца и биологические элементы нашего манипулятора. Никто не хотел мне верить, что эта штука не переходит в спящий режим. У нее нет выключателя. Только и ждет случая убить того, кто попытается вытащить ее из коляски. Впрочем, оба орудия теперь у нас. И то, что сработало, выпустило всего несколько тысяч мошек. Остались еще миллионы. Эту дрянь хрен перезарядишь ближе чем в Новосибирске.