Пермский Губернский. Виват
Шрифт:
— Склеивании? Увлекаешься аппликацией?
— Ха-ха… очень смешно. — кисло ответил парнишка, и тяжко вздохнув, положил голову на ладонь: — Знаешь, как тяжело обычному среднестатистическому дворянину найти свою любовь на новом месте?
— А у тебя была «старая»?
— Смеешься? — возмутился Давид: — Конечно, была! Между прочим, в школе я был очень популярным. Только вот… потом выяснилось, что это из-за того, что я хорошо учился.
— Как так вышло?
— Понимаешь, пятьдесят третья гимназия раньше была исключительно женской. Её в девяносто шестом даже окрестили школой благородных девиц. Однако из-за резкого прироста
— Мне тебя жаль. — усмехнулся я.
— Не надо меня жалеть. Я сам виноват, что позволял на себе ездить. Знаешь, зато я понял одну святую истину… Пока сам себя не начнёшь уважать — никто тебя уважать не будет.
— Золотые слова, приятель!
— А тож. — миниатюрный философ аж раздулся, как голубь в брачный период: — Но школа была прекрасной порой. Временем сладких романтических иллюзий… Да и в целом я научился многому во взаимодействии с девчонками.
— Неужели? Прям всё про них знаешь?
— Не всё, но очень многое. К примеру, я знаю, как позвать на свидание так, чтобы девушка, ни о чём не подозревала…
— Хех… Полезно. А ты знаешь, как отвадить от себя девушку, которая искренне верит, что вас с ней ждёт светлое будущее?
— Отвадить девушку?! — Давид едва не подпрыгнул от возмущения: — Это же кощунство! Девушек нельзя отваживать! Надо любить всех и вся, до кого дотягиваешься. А до кого не дотягиваешься — подходить и любить по полной программе.
— Понятно. — если честно, я еле сдерживал себя, чтобы не заржать.
— Что за разочарованное «понятно»? Я просто говорю тебе, как вижу ситуацию со своей колокольни. Если уж вы такой популярный Мистер Красавчик, то нужно понять — опытная барышня или нет. Как правило, если девушка юная и неопытная, то она, скорее всего, подвержена игре «ловля на живца». То есть, она не боится тебя и чувствует себя уверенно, пока ты даёшь ей от ворот поворот. Но стоит тебе проявить каплю заинтересованности и начать требовать с неё физическую близость, как она в ужасе от тебя сбежит.
А от Давида, возможно, всё-таки был прок. Идея, конечно, странная… Но учитывая характер Ксюши — вполне могло сработать при правильной реализации. Именно ПРАВИЛЬНОЙ реализации, поскольку у нас была договорённость, чтобы я не лез к ней в трусики.
— А ты забавный. — произнёс я, вытаскивая из портфеля кусочки пергаментной бумаги, чернила и перо: — Не пробовал устроиться эротическим гуру?
— Чтобы ты нашёл меня и исполосовал, а потом в тюрьму посадил? Вот уж нет! Спасибо…
— Погоди. О, чём это ты?
— О твоём феноменальном путешествии в Ижевск. — хмыкнул Давид: — Пока об этом говорят только в закрытых пермских каналах. Но сегодня вечером обнародуют по ящику. Страшно представить, сколько у тебя появится последователей… и врагов.
— Думаешь, заварушка в Ижевске, никого не убедила?
— Мыслишь, как рациональный человек. Но мир «криминальных акул» — иной. — загадочно улыбнувшись, ответил Давид: — Те, что плавают у самого дна — редко обращают внимания на яркие блики. Но всякая зубастая мелочь, которая мечтает доказать другим, что способна на большее — всегда будет стремиться
отделать самую крупную рыбу.— Звучит самоубийственно.
— Так и есть! В общем, я бы на твоём месте носил броник. И ствол.
— Ствол у меня уже есть. Через пару недель получу официальное разрешение на ношение. А вот с броником… — я представил, как хожу везде с бронежилетом поверх своего белого мундира: — Нелепость, какая-то.
— Смотри сам. Просто, в криминальном кругу тебе уже даже кличку дали. А это значит, что ты очень заметная фигура!
— Кличку? И, какую же?
— Отбеливатель. Или — Король-Блич!
— Это из-за белого мундира?
— Хм-м… — Давид задумчиво поглядел на меня: — Честно говоря, я думал, что из-за твоей «отбеливающей» деятельности. Про белый мундир, как-то…
— Утро! — выбив с ноги дверь, в аудиторию залетел Рейсбих, и швырнув на стол старенький портфель, внимательно оглядел всех присутствующих: — Бобковский! Побрился? К армии готовишься? Красавец! Так… Семенчук, а ты чего отодвинулась от Осокина за три километра? Придвинься обратно. Он тебя не укусит, если не нарушишь закон. Досвидянц!
— Я Довыдянц.
— Похрен. Отлипни от Осокина и вернись на своё место! Не твой уровень для пикапа. — хохотнул Антон Павлович: — Соловейчик! Я тебе сейчас этот телефон в жопу запихну, ещё раз туда посмотришь. Так… Ну, вроде все на месте. Спешу сообщить, что сегодня у нас последний день, когда все пары будут посвящены только моим предметам. С завтрашнего дня у вас начнётся невероятное разнообразие! Познакомитесь с другими преподавателями. Возможно, найдёте себе любимчика… В общем, выйдете в новый мир из моего волшебного гнезда. Но сегодня… Сегодня я выжму из вас, птенчики мои — все соки! Ибо сегодня мы займёмся энергетической защитой.
Наконец-то. Именно этого я так долго ждал. Ну, нет в стандартных атаках бога войны — защиты. Что поделать?
— Надеюсь, за выходные из ваших голов ещё не вылетел конструкт водяного шара? — поинтересовался Антон Павлович: — Отлично! Значит, сегодня вновь будем экспериментировать с водой. Ставлю десятку, что Осокин опять забрызгает Семенчук!
По аудитории прошёлся смешок, а Кристина снова одарила меня крайне недовольным взглядом.
— Значит, для защиты нам понадобится сигна энергии. Понятное дело, что барьеры можно создавать из любого элемента. Но самый простой — энергетический. Потому, сперва сигну энергии. Затем заключаем её в сигну ромба. И теперь ВНИМАНИЕ — векторы у нас идут в разные стороны. В разные стороны, Осокин! Прямые и чёткие векторы. Не волнистые. И не зигзагообразные, Бобковский! Идеальные ровные векторы во все стороны. И заключаем конструкт в круг. — Рейсбих нарисовал довольно простенький конструкт.
— Так… — Антон Павлович оглядел аудиторию: — В атаку пойдёт… Осокин! А защищаться будет… Семенчук! Золотце моё четырёхглазое!
— Только не это… — испуганно прошептала Кристина: — Можно мне другого атакующего?
— Да не бойся ты! Я уверен, что Осокин — истинный джентльмен. По крайней мере, где-то глубоко в душе…
Быстро нарисовав четыре конструкта призыва водяной сферы, я вышел к столу. Прямо, как гладиатор на арену Колизея.