Перо Мнемозины
Шрифт:
– Видишь, Руслан? А ты боялся! – сказал Макс. – Главное было – отвязать их от оружия.
– Очень четко подмечено, – вместо Руслана ответил пожилой мужчина. – Тот, кто замкнул все их мысли и чувства на оружии, был далеко не дурак.
И Руслан увидел стол. Тот самый длинный стол, где лежала бутафория для квазиков. Все эти кучи старых журналов и фотографий, а сбоку – гора оружия, разноцветного – для самых маленьких, почти настоящего – для детсадовцев и подростков…
Дети по одному выводили из накопителя обезоруженных террористов. Их тут же увозили врачи. И уже бежали по прозрачному коридору в башню санитары с носилками –
– Пойдем, – велел Руслану пожилой мужчина. – Надо же тебе один раз понять, что тут творится. А то так и помрешь специалистом узкого профиля. Давай знакомиться, что ли. Я – Путилин, известная фамилия, правда? Звать – Николаем…
На краю летного поля был настоящий военный лагерь, стояли бээмпешки и еще какой-то непонятный мирному человеку Руслану транспорт.
Спецназовцы, которые так и не понадобились, кучковались в сторонке, но не расслаблялись – они не верили, что все кончится так просто.
– Значит, Урук-Басай? – уточнил Путилин. – И кто бы догадался сунуть туда нос?! Вон их куда запрятали…
– Разве вы не знали, что там база отдыха «Мнемозины»? – спросил Руслан.
– Знали, конечно, только не думали, что у этих крокодилов хватит наглости… Ну, как, вылезаешь из своего транса? Тогда слушай.
Он начал рассказывать то, что Руслан и так уже понемногу начал конструировать в своем воображении. Он говорил о детях, которые сперва просто удивляли взрослых – они не боялись оружия, а вот оружие их боялось; о детях, которые могли подойти к пьяному ублюдку и без лишних слов отобрать у него ствол; о детях, появление которых нарушало не только законы природы, что оказалось не так уж страшно, но устоявшийся порядок, однако это бы еще полбеды, а беда – что они сами в плохих руках могли стать оружием…
Он говорил о том, что эти дети сами не осознавали своей тайны, но время от времени говорили такое, что делалось ясно: их память ждет только сигнала, и тогда станет ясно, зачем они пришли в этот мир. И об ученых он говорил, которые наворачивали всякой терминологии, однако к пониманию не приблизились ни на шаг. И о других ученых – которые по уже известным Руслану методикам переписывали память подростков, воспитывая из них безжалостных бойцов. И о сообразительных гражданах одного формально дружественного, а на деле – кто его разберет, государства, которые вдруг ни с того ни с сего начали финансировать новорожденную «Мнемозину».
– Ситуация с детьми, которым подсадили ваши квазики, зашла в тупик – когда они оказались вместе, они начали вспоминать. В них хотели вытравить идею и оставить одни функции. Функции серьезные, не спорю, несколько таких мальчиков могут остановить дивизию десантников. В итоге образы подсаженной памяти наложились на те установки, которые оказались в них неистребимы. Например – ждать явления некой силы, что призовет их к действию. Похоже, они сделали тебя носителем этой силы, а, Руслан? Они бы и без тебя справились, но ты был им необходим на более высоком уровне, чем взрослый дядька с кулаками. Понимаешь, ты этой ночью был им отцом… А с отцом ничего не страшно и все возможно, – немного смущенно объяснил Путилин.
– Хорош отец… – буркнул Руслан.
– Переделать их уже невозможно, они осознали себя лучше, чем хотелось бы хозяевам «Мнемозины». И тогда сделали ставку на самых маленьких, полугодовалых… понял ты наконец?
– Тестирование! –
заорал Руслан. – Ты что-то знаешь? Так говори же, что ты замолчал?!– Узник совести – предлог, террористам с самого начала был нужен именно самолет. Чтобы в последнюю минуту, буквально на ходу, погрузить в него семнадцать малышей. Их уже доставили к дальнему краю аэродрома, но мы успели вовремя.
– Гарибчик!
– Пока ты спасал свою дюжину, другие отбивали у этих сволочей твоего Гарибчика, – сказал Путилин. – Несколько человек мы потеряли, двух малышей уже не имело смысла забирать… Но остальные – целы!
И тут Руслану стало стыдно.
Это был настоящий стыд, неподдельный стыд, стыд крупного помола и несравненной едкости.
Спасал!…
Звонил по «горячему» телефону и умолял избавить его от взрывоопасных детей!
И тут же они возникли – все двенадцать.
Они подбежали, как всякие нормальнве дети, похвастаться своими успехами, но одно то, как они при виде Путилина притормозили, сказало Руслану о его воинском звании и богатой биографии больше, чем любая анкета.
Впрочем, ненадолго притормозили – тут же окружили Руслана, всем видом показывая, что никому его не отдадут.
– Это он нас сюда привел! – первой заявила девочка.
– Он вел нас всю ночь! – гордо сказал Ренатик и, как родной, повис на его руке.
– Да знаю я, знаю, – ответил Путилин. – Никто у вас его не отнимает.
Руслан смотрел в землю.
Он ведь даже не запомнил, как кого из них зовут.
Дети были готовы защищать его – человека, который фактически их предал. Предательство не было доведено до конца по не зависящим от этого человека причинам. А если бы на пустой дороге, что вела мимо силосных башен к аэродрому, машину остановили бы и детей увели – этот человек вздохнул бы с большим облегчением. И всю жизнь знал бы, что совершил доброе дело – избавил человечество от люжины маленьких самоходных бомб…
Он никогда не думал, что совесть – такая болезненная штука.
– Бери своего сына и вези его домой, – распорядился Путилин. – я дам тебе машину с шофером. Мать там, наверно, уже с ума сходит. А потом тебя доставят к ребятишкам.
– Нет, – сказал Руслан. – Я останусь дома.
– Ты, конечно, можешь остаться дома… – Путилин вздохнул. – В конце концов, твоему сыну нужен отец. Но, знаешь ли, этим ребятам тоже…
– Я не могу быть их отцом.
– Боишься ответственности?
Руслан вспомнил, как дети требовали «Веди нас!», и кивнул.
– Врешь ты. И правильно делаешь, что врешь, – вдруг сказал Путилин. – Это ты из-за звонка по «горячему» телефону, мы его перехватили. А с тобой связаться, извини, не смогли. Кто же знал, что ты вспомнишь ту раздолбанную колею за силосными башнями?
– А если знаешь – чего спрашиваешь?
Путилин хмыкнул и промолчал.
Дети притихли.
Он хочет принять разумное решение, думал Руслан, с одной стороны, ему ясно, что я просто не смогу быть рядом с этими детьми, с другой, дети все еще за меня держатся, и он, скорее всего, изобретает вранье, чтобы избавить их от такого сомнительного лидера… ну почему им никто другой не подвернулся, более сильный, более стойкий, более подходящий?… Почему этот груз судьба навьючила на человека, который в жизни – как цветок в проруби, болтается от края к краю, а если чего и натворит – то разве что с перепугу?… Никого лучше не нашлось?…