Персефона

Они очутились на кухне. Рыжик несмело огляделась. Здесь, как и в прихожей, царил плохо скрытый беспорядок. Весь стол был усеян крошками, плита давно нуждалась в капитальной отмывке пятен от убежавшего кофе, супа и прочих не поддающихся идентификации продуктов питания. Тусклая лампочка едва справлялась со своими обязанностями по рассеиванию тьмы, из-за этого обои казались тускло-серыми, а лицо Ангелины Львовны приобрело странный землистый оттенок. Рыжик подумала, что при таком освещении сама, наверное, выглядит не лучше, а хозяйка тем временем, только-только водрузив все свои килограммы на колченогую табуретку, вдруг спохватилась:

– Давайте, может быть, чаю? А печенья хотите? У меня овсяное. А еще есть варенье. То есть это, скорее, джем. Будете?

– Вы мне хотели что-то сказать?.. – начала Рыжик, дождавшись паузы.

– Да вы садитесь! – снова защебетала радушная толстушка тонким голоском, совершенно не соответствующим солидной комплекции. – Садитесь, садитесь, не стесняйтесь! – Она грузно, как бомбардировщик, стартовала с табуретки и почти насильно усадила Рыжика на довольно шаткий стул с истершейся обивкой. – Мне надо многое рассказать, вы правы, но вы только не спешите… – соседка вновь перешла на таинственный шепот и подмигнула Рыжику с заговорщическим видом. У нее были круги под глазами, темные-темные, как будто нарисованные коричневыми тенями для век.

Рыжик ощутила ее дыхание, не слишком свежий запах, и в ужасе подумала: «Что я здесь делаю?!» – но в следующее мгновение хозяйка уже отстранилась от нее и очутилась на другом конце кухни. Достала откуда-то полбатона белого хлеба, уже слегка зачерствелого, плюхнула его прямо на стол и занялась поисками ножа, а по пути выудила из шкафа банку с джемом – его, правда, осталось немного, только на донышке.

– Яблочный. Сама готовлю! – не без гордости пояснила Ангелина Львовна и продолжила охоту за притаившимся где-то ножом.

Рыжик тем временем успела хорошенько осмотреться. Тумбочка возле раковины была застелена зеленой клеенкой, там красовались две эмалированные кастрюли, обе некогда подгоревшие снизу да так и не отчищенные до конца. Серые полки на стене явно не подбирались в соответствии с остальной мебелью, если не считать их возраста, такого же преклонного, как у стола, тумбочки и табуреток. На окошке красовался горшок с наполовину увядшим растением, в котором с трудом можно было опознать герань. Рядом на подоконнике валялись пакетики из-под «быстрорастворимых» супов. Довершали картину веселенькие, но тоже основательно потрепанные и давно не стиранные занавески в цветочек.

– А что ж вы чаю, Валечка, не пьете? – удивилась хозяйка, на миг оторвавшись от поисков. – Джем берите, он вкусный! И печенье попробуйте! – она поближе придвинула вазочку с какими-то изрядно поломанными крекерами.

Рыжик из вежливости отпила из чашки, надеясь, что Ангелина Львовна хоть изредка моет посуду, но к джему и печенью притронуться не решилась.

Взгляд ее вернулся к полкам. Там красовались яркие корешки каких-то книг: она издали с трудом разобрала несколько названий – «Практическая белая магия», «Энергетический вампиризм», «Шамбала», «Откровения ангелов-хранителей». Кухня, по всей видимости, служила любительнице эзотерики и кабинетом, и гостиной. Дача в целом была поменьше, чем у Рыжика, и не кирпичная, а деревянная, но тоже довольно приличных размеров – должно быть, ее строили еще родители Ангелины Львовны или даже бабушки с дедушками: теперешняя владелица дома и слово «строительство» никак не хотели ассоциироваться друг с другом. Слишком уж неухоженным выглядело все вокруг. Рыжик не удивилась бы, узнав, что большая часть комнат заброшена и необитаема, а хозяйка теснится в двух-трех, включая кухоньку, и этого жизненного пространства – не слишком обустроенного и слегка запыленного – ей вполне хватает. Могла бы часть дома сдавать, купить себе приличную мебель, да и на книжки по магии были бы лишние денежки…

– А я вот совсем одна тут живу, – неожиданно призналась Ангелина Львовна, словно читая мысли Рыжика. – Я думала-думала: может, сдать кому-нибудь дом на лето? А потом решила: вдруг какие люди непорядочные попадутся? Я, конечно, сразу пойму, что они из себя представляют, но только пойди отвяжись от них… Ведь правда? – она обеспокоено посмотрела на Рыжика и, не дожидаясь ответа, сама себя перебила: – Ах, вот он где!

Она извлекла откуда-то нож и на мгновение застыла с ним. Рыжику вдруг сделалось страшно: ей показалось, что у Ангелины Львовны глаза лунатика и плотоядная ухмылка.

Но та всего лишь приступила к нарезанию хлеба – прямо на столе, чуть ли не обиженно посоветовав:

– Джем-то попробуйте!

Рыжик все-таки заставила себя взять кусочек хлеба и намазать его тоню-юсеньким слоем джема. Джем оказался пересахаренным, приторным, как и улыбочка Ангелины Львовны. Так в триллерах обычно улыбаются ласковые отравительницы, уже подсыпавшие в чай мышьяку или другой гадости, наблюдая за тем, как постепенно слабеет жертва. «Зачем я вообще сюда пришла?» – в тоске подумала Рыжик.

– Вы хотели со мной поговорить? – с надеждой спросила она: ну же, выкладывайте, в чем дело, и я пойду!

А хозяйка, нарезав полбатона, снова застыла, пораженная неожиданной мыслью:

– Масло! Как же я забыла про масло! – и вскоре из арктических недр почти пустого холодильника на стол перекочевала масленка со слегка заветревшимся желтым комком. «Наверное, если бы не Даша, я питалась бы точно так же! – с удивлением поняла Рыжик. – Вот состарюсь, останусь одна, и мне будет лень готовить. И стану я меланхолично намазывать прогорклое масло на кусочек черствого хлеба и бубнить себе что-то под нос, ожидая, пока вскипит суп из пакетика. Чудная картина!»

Рыжику вдруг вспомнилась кухня Карины Аркадьевны. Стерильная чистота. Холодный, голубоватый блеск эмалированной посуды.

– Нет, все-таки одной лучше. Привычнее, – рассуждала тем временем Ангелина Львовна, подхватывая ею же упущенную нить разговора и словно не услышав деликатного напоминания Рыжика. Она лихо нарубила остатки батона, стряхнула крошки на пол и удовлетворенно откинулась на спинку стула, наслаждаясь сознанием собственной правоты: да, она приняла единственно верное решение! – Хотя другие вот пускают всяких… незнакомых… И что хорошего? Ведь правда?

«Чего она все-таки от меня хочет? – безуспешно гадала Рыжик. – Просто поболтать или на что-то пожаловаться? Если поболтать, то на какую тему? Что у кого растет на грядках? Или ей хочется обменяться рецептами каких-нибудь солений? Это, конечно, типичный разговор одиноких женщин на даче, но у меня в этом опыт не особенно богатый! Огорода нет, рецептов – тем более. Так о чем же нам говорить? И зачем было звать меня в дом? Если есть какое-то конкретное дело, почему бы не обсудить его на улице?»

– Знаете, я давно за вами наблюдаю… – неожиданно заявила Ангелина Львовна. – Еще когда вы с молодым человеком сюда приезжали.

Давно наблюдаю?.. Это они с Артемом когда-то тайком следили за странной женщиной: как она бродит по саду и что-то бормочет, бормочет… В первый раз Артем показал Ангелину Львовну издали, как любопытную диковинку: «Странная тетка. Чокнутая немножко. Живет одна. Никто ее никогда не навещает. Даже кошки у нее нет, как у всякой порядочной старой девы. Я слышал, она разговаривает сама с собой, бубнит что-то себе под нос». Артем исподтишка изучал ее, как забавного жука. И говорил: «Вот тебе отличный персонаж – ничего придумывать не надо, пиши с натуры!» А жук в это время, оказывается, следил за своими исследователями с другой стороны микроскопа. Даже после того, как главный наблюдатель куда-то исчез.