Персидский фронт (1909-1918) Незаслуженно забытые победы

Кучек-хан в ходе таких событий по своей воле «самоустранился от власти» и вернулся в горные леса, чтобы там дождаться «выяснения истины». В это время Москва начала дипломатические переговоры с Лондоном и Тегераном, и о маленькой Гилянской Советской республике в ней попросту забыли. Повстанцы-дженгельдийцы были предоставлены сами себе. Мирза Кучек-хан, так и не сдавшийся шахским властям, замерз в горах. Его отрубленная голова в «лучших восточных традициях» с торжеством была доставлена в персидскую столицу.

Кучек-хан действительно был грозой шахских властей в Гилянском остане. Его всадники-дженгельдийцы, по сути дела, беспрепятственно перемещались по горной провинции, встречая содействие в селениях. По некоторым данным, Кучек-хан начальствовал над «шайкой численностью около 1 тысячи человек, терроризировавшей население района Моссул — Энзели — Решт».

По сведениям русской разведки, немецкая агентура обещала огромную сумму, 10 тысяч туманов, за взрыв Менджильского моста, о важности которого говорить не приходилось. Гилянские повстанцы грозили захватить банки в Реште и «вырезать русскую колонию». Поэтому генерал-лейтенант Н.Н. Баратов решил провести операцию против отрядов Мирзы Кучек-хана, базы которых находились в горах.

Наступательная операция против дженгельдийцев началась 25 декабря 1915 года. Выделенный для их ликвидации воинский отряд действовал походными колоннами по трем сходящимся направлениям: с севера, юга и запада. Схватки проходили в горных заснеженных лесах, где путь преграждали завалы на тропах и обледенелые скалы. Последние схватки, которые определили исход операции, прошли 30 декабря. Войско Кучек-хана оказалось разбитым и рассеянным и уже не угрожало большими нападениями.

Однако ситуация в горах Гиляна продолжала оставаться тревожной всю Первую мировую войну. Штаб экспедиционного корпуса констатировал то, что на каспийском побережье «оставалось еще много враждебного России элемента». Был случай, когда в засаду, устроенную местными повстанцами, попала казачья сотня, принявшая бой в невыгодных условиях.

В тылах Кавказского экспедиционного кавалерийского корпуса действовали не только партизаны-дженгельдийцы Кучек-хана. Постоянную опасность таили в себе воинственные кочевники-курды. На словах вожди их племен заверяли русских в своей доброжелательности к ним. Но на деле все было иначе.

Очевидец тех событий, автор ряда исторических памяток полков кубанского казачества, генерал-майор, атаман Кавказского отдела Кубанского казачьего войска Василий Григорьевич Толстов писал:

«Курды… в тылу подкарауливали казаков, не только одиночных и парных, но и разъезды, и посты летучей почты и безжалостно из засады убивали их или захватывали врасплох, дико истязали, мучили и умерщвляли. Не проходило дня, чтобы курды не убили одного-двух казаков.

Требовалось постоянно быть наготове и зорко следить за этими мнимыми доброжелателями и впереди, и позади, и по бокам».

Командир экспедиционного корпуса остро реагировал на проявления открытой враждебности со стороны местного населения.

Показателен такой случай. Протурецки настроенные персы напали на фуражиров терского 1-го Горско-Моздокского полка. Они убили

9 лошадей и закопали живым в землю попавшего им в руки раненого казака.

Баратов приказал наказать селение, жители которого совершили вооруженное нападение, по законам военного времени. Их имущество приказано было «продать с аукциона». Из вырученной суммы по 500 рублей получили «потерпевшие» казаки, потерявшие коней, а 5 тысяч рублей отправили на Терек, семье погибшего казака. Остальные деньги были переданы «в распоряжение персидского правительства».

Корпусная разведка на начало января 1916 года определяла численность противника, противостоящего экспедиционному корпусу на территории Персии, в более чем 25 тысяч вооруженных людей. Эти сведения были получены из разных источников, проанализированы и суммированы.

Местами сосредоточения наиболее крупных группировок прогерманских и протурецких сил являлись: районы Сенне-Хамадана и Керманшаха — по 6 тысяч человек, Приморский район (останы Гилян и Мазендеран) — 5 тысяч, окрестности Исфахана и сам город — 4 тысячи, Султанабад — 2 тысячи. В других останах крупных неприятельских отрядов не наблюдалось.

Командовали этими немалыми военными силами неприятеля самые разные люди. Разумеется, выше всех по положению стоял «военный агент германского Генерального штаба граф Каниц». Во главе обученных шведскими инструкторами отрядов персидских жандармов и племенных конных ополчений стояли такие люди, как, например, вождь одного из кочевых племен курдов Эмир-Наджен и немецкий разведчик лейтенант фон Рихтер.

Но при этом корпусному командованию приходилось учитывать два немаловажных фактора, исходя из внутреннего устройства Персии. Во-первых, легкоконные отряды враждебных кочевых племен отличались хорошей маневренностью, и появление их можно было ожидать в самых разных местах. Прежде всего на маршрутах передвижения экспедиционных войск и особенно их подвижных тылов.

Во-вторых, местное население, особенно кочевые и полукочевые племена, враждебно воспринимало появление на их территории любых вооруженных формирований. Поэтому прогермански настроенным племенам бахтиаров, курдов, луров и других приходилось «оперировать» преимущественно в зоне своего расселения и не заходить далеко на земли своих не менее воинственно настроенных соседей.

В начале января 1916 года войска Кавказского экспедиционного корпуса продолжили ведение, говоря современньш языком, «зачисток» тех мест, где концентрировались враждебные силы. Одним из таких мест являлся город Султанабад, где скопились до двух тысяч «муджахидов». Местный германский консул Ронер проявлял большую активность, не имея недостатка ни в деньгах, ни в оружии с боеприпасами.

Для занятия Султанабада был отправлен 1-й Горско-Моздокский казачий полк во главе с 45-летним полковником Владимиром Андреевичем Стопчанским, подкрепленный конными орудийными расчетами. Выпускник Михайловского артиллерийского училища в Великой войне стал обладателем Георгиевского оружия, генерал-майором и командиром казачьей бригады. Занятие Султанабада в день 6 января было исполнено стремительно и бескровно.

Неприятель (вместе с немецким консулом) бежал из города, не помышляя о его обороне. Встречать казачий отряд вышли местный вице-губернатор и армянский архимандрит. Однако ситуация в Султанабаде оказалась не из простых: дипломат Ронер, имевший в наличии большое число огнестрельного оружия, безвозмездно роздал его тем местным жителям, которых считал прогермански настроенными.

Обустроившись походным лагерем в городе, полковник Стопчанский во главе четырех казачьих сотен при двух орудиях 22 января выступил на Буруджир, где, по сведениям лазутчиков, стали собираться «муджихеды», бежавшие из Султанабада. Вперед был выслан для ведения разведки разъезд хорунжего Александра Васищева. Казаки-терцы пробивались к селению Зальян по глубоким снегам, ведя коней на поводу. На этом направлении «муджахиды» от боевого столкновения уклонились.

Продолжая продвижение вперед, 1-й Горско-Моздокский полк 25 января занял город Довлетобад. И вновь терские казаки полковника В.А. Стопчанского не встретили ожидаемого сильного сопротивления противной стороны.

Совсем иная картина сложилась для русского отряда, наступавшего на Кентаверском направлении, к турецкой границе. Здесь отряд пограничной стражи подполковника барона Петра Карловича Медема, выпускника Казанского пехотного юнкерского училища, подкрепленный конными сотнями из состава 1 — й Кавказской казачьей дивизии.

Здесь с начала действий баратовского экспедиционного корпуса впервые русские войска подверглись сильной атаке. Ее провели не прогерманские силы, а турецкие пограничники, «зашедшие» на территорию соседнего государства. 22 января у города Фирузобада турки большими силами (две пешие и семь конных сотен, 6 пулеметов и одно орудие) повели наступление на позиции казаков-кубанцев дивизиона 1-го Уманского полка, которым командовал есаул Александр Иванович Бородин.