Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722-1735)

А формально подданные горцы и обитатели приграничных с турками территорий, имеющие «пашни, также скотину и баранов», фискальных обязанностей не исполняли. Майор Гербер особо отмечал в своем описании Дагестана, что после низложения шамхала «надлежало бы доходы на государя сбирать. Токмо еще до дальнего определения доходы допущено брать сыновьям шамхальским и другим владельцам». Другие же жители присоединенных территорий, укрываясь за «непроходными горами», «доходов и податей никому не платят, но и впредь платить не будут и, надеясь на крепкую ситуацию их места, не опасаются, чтоб кто их в подданство привесть и принуждать может».

Только приморские земледельческие области близ Дербента (Мушкур, Низават, Шеспара, Бермяк) давали какие-то доходы казне, хотя и «в малом числе» по причине разорения жителей. Прочие же горские территории, кроме своих владельцев, «не платят податей никому и платить не будут»^{819}. Вольные мастера знаменитого селения Кубачи, чьи старшины принесли присягу императрице Екатерине в 1725 году, чувствовали себя настолько свободными, что наладили выпуск турецких и персидских монет и удачно «начали испытовать и российские рублевики; однако ж все сии деньги имеют надлежащий свой вес и серебро, что оных везде берут»^{820}.

Разделение Ширвана на российскую и турецкую «порции» при наличии драчливых порубежных ханов также препятствовало развитию торговых связей и освоению по замыслу Петра «способного водяного хода от Тифлиса по реке Кура к Каспийскому морю». Не случайно тот же Гербер отмечал разоренные «через мятежников» деревни Мушкура, пустующую пристань в Низабаде (Низовой) и упадок Шемахи, которая стала «тенью прежде бывшего»^{821}.

Но еще больше удручали правительство непомерные издержки на содержание войск в заморских провинциях. Поначалу, кажется, никто толком не представлял общих цифр, поскольку многочисленные статьи расходов проходили по разным ведомствам и в совокупности никем не учитывались. Военная коллегия еще в октябре 1729 года подсчитала общую сумму затрат на содержание регулярных и нерегулярных войск корпуса с учетом выплаты повышенного жалованья, заготовки провианта, амуниции и мундиров; итог составил 1 005 059 рублей 41 копейку; с добавкой стоимости шести тысяч ведер вина и 41 795 рублей затрат на «артилериских служителей»^{822}получалось примерно десять процентов российского бюджета. Однако на практике речь шла о существенно меньших суммах, и, например, та же коллегия в доношении Сенату от 22 ноября 1731 года за подписью В.В. Долгорукова считала необходимым потратить на следующий год 622 717 рублей — с тем расчетом, что остальное будет браться из местных доходов, о которых, впрочем, военное ведомство было «не известно»^{823}.

Предпринятые в 1729 году попытки военных подсчитать расходы на Низовой корпус оказались поверхностными и дали никак не соответствовавшую реальным затратам сумму в 1 535 825 рублей, включавшую (и то не полностью) лишь расходы на жалованье и провиант регулярным войскам^{824}. Составленная в Военной коллегии в 1731 году ведомость дала уже иную цифру — 4 023 325 рублей, истраченных с 1723 по 1730 год на жалованье, мундиры, амуницию и лошадей (но без учета стоимости провианта). Тогда же и Штатс-контора подала сведения о своих расходах за 1722-1729 годы в размере 2 082 331 рубля, но и эти подсчеты оказались неполными^{825}.

Оно и неудивительно. Деньги собирались разными учреждениями (подушная подать — Военной коллегией; таможенные и кабацкие поступления — Камер-коллегией; доходы от продажи казенных товаров — Коммерц-коллегией и т. д.). «Окладные» расходы предусматривались из определенных для этого конкретных доходов; последние нередко не соответствовали первым, и тогда приходилось заимствовать средства из других источников, после чего начинались утомительные разборки между учреждениями, в которых найти крайнего было весьма сложно.«… велено вместо отпущенных из рентереи в Конюшенную канцелярию за Военную кантору денег толикое число 12 тысяч 679 рублев 16 копеек отпустить ныне из Военной канторы для отпуску на Низовой корпус в Генерал-крикс-камисариат, для того, что оные денги… велено было отпустить в Конюшенную канцелярию, но тогда за неимением в той канторе серебреной рублевой и полтиной манеты ис той канторы не отпущены. И вместо того толикое число рублевою манетою отпущено из Штате канторы, которых и по се время из Военной канторы было не возвращено. А из Манетной канторы ныне за Военную кантору тех денег платить не надлежит», — гневался на военных Сенат в марте 1733 года^{826}.

Порой срочные расходы заставляли сенаторов и Камер-коллегию посылать гонцов в поисках денег, «где сколько во всех калегиях и канцеляриях и канторах есть». Военное начальство не имело представления о тратах, произведенных командующим на месте, а Левашов не ведал о расходах Военной коллегии, Генерал-кригс-комиссариата, Адмиралтейства, Артиллерийской канцелярии и Штатс-конторы. Последняя признала в ноябре 1731 года, что расходов на Низовой корпус не знает; о налоговых сборах провинций это ведомство также сведений не имело и объясняло Сенату, что «в тамошних местах зборов в равное привести никак невозможно, ибо в басурманах частые бывают перемены»^{827}.

Подсчитать «стоимость» корпуса было тем более трудно, что финансирование пехотных полков, в отличие от драгунских, изначально не было «положено» за счет подушной подати. С 1724 года они содержались из доходов с Украины, но по указу Верховного тайного совета от 12 мая 1727 года эта практика была отменена^{828}, и средства на содержание частей брались из разных источников; документы Сената указывают среди них деньги Берг- и Мануфактур-коллегий, Монетной конторы, Синодальной камер-конторы, московской полиции, Белгородской, Московской, Воронежской, Нижегородской и Казанской губернских, Пензенской, Орловской, Севской и прочих провинциальных канцелярий, а также подушные сборы и «неположенные в штат» доходы вроде сборов с клеймения «винных кубов», с мельниц, домовых бань, рыбных ловель и т. п.^{829}

В 1726 году осторожный А.И. Остерман впервые озвучил экономический аргумент в пользу отказа от завоеванных во время Персидского похода прикаспийских провинций. Вопреки надеждам Петра I на доходы от новых колоний, указал вице-канцлер, «время и искуство показали, что не токмо дальнейшия действа в Персии, но и содержание овладенных тамо уже провинций весьма трудное России становится», а «потребные на то иждивении и убытки весьма превосходят пользу, которую от тех провинций Россия имеет и в долгое время впредь уповать может». Однако, судя по протоколам заседаний Верховного тайного совета, эта тема тогда не стала предметом обсуждения. Очевидные издержки не оспаривались, но, видимо, были сочтены приемлемыми ради утверждения российского влияния в Иране и сдерживания турок.

Через пять лет фельдмаршал В.В. Долгоруков, в свое время энергично наводивший порядок в новых российских владениях, в поданной императрице Анне Иоанновне записке высказался уже намного более резко: «Вошли в персицкие дела — сколко людей потеряли, какую великую сумму, ежели положить в цену артилерию, амуницию, мундир, провиант, кроме многотысяшным щетом людей потеряно без всякой пользы… Например, персицких доходов в год от дву сот до трех сот, а из государства, ежели все изчислить: денги, хлеб, амуницию, мундир, лошадей — всего, например, милиона полтора. Сходственно ли содержать? Кроме людей потерки и разделения армеи и опасности государственной, убыток несносной несем, отчего государство в крайнее разорение приходит»^{830}.

Впрочем, точной цифры стоимости содержания своего корпуса Долгоруков не знал, но от истины был недалек. Новый президент Военной коллегии фельдмаршал Б. X. Миних заставил-таки своих подчиненных заново пересчитать расходы по основным статьям (жалованье, амуниция, провиант, транспортировка). В докладе на имя государыни от 19 июня 1732 года он честно признал, что всех расходов за десять лет содержания корпуса из семи кавалерийских и 17 пехотных полков коллегия назвать не может (в частности, не знает размеров жалованья казакам), но предполагал их в размере «около осьми милионов» и предложил в связи с заключенным договором об уступке Гиляна вывести восемь полков^{831}.

К этим расходам следует приплюсовать и другие, также не учтенные военными. По мнению «от доктуров всего собрания» Медицинской канцелярии, на врачей и лекарства для Низового корпуса к 1731 году было потрачено 90 826 рублей. Строительство морских судов для каспийских перевозок только в 1728-1731 годах обошлось в 87 145 рублей; всего же за 1722-1730 годы было построено 324 корабля разных типов, стоимость которых Сенат точно установить так и не смог; однако Адмиралтейств-коллегия представила ведомость об отпуске для них различного снаряжения на 46 950 рублей. Кроме того, расходы на Астраханское адмиралтейство составили 286 658 рублей^{832}.