Персональный ангел

Сказать Приходченко или не сказать? Катерина ходила по ковру, стараясь наступать точно на линию. Сказать или не сказать? Как все проверить?

Был только один путь, и использовать его Катерине ужасно. Может быть, это неправильный путь, но стоило попробовать. По-другому не получится, уверяла она себя. Проверить можно только так. Она должна точно знать, что ей делать. В конце концов, она отвечает и за Сашу, и за Мишу, и за всех своих, кто так или иначе мог оказаться втянутым в это дело, а в России убивают и за менее интересную информацию.

Ей стала холодно, заныло сердце. “Невралгия” – так определяла ее сердечные боли Марья Дмитриевна. Потирая холодной рукой грудь, Катерина все ходила и ходила взад-вперед по ковру.

– Ты не заболела?! – крикнула сверху бдительная бабушка.

– Нет! – крикнула в ответ Катерина. Лучше б уж она заболела.

Она понимала, что ни в каком бизнесе невозможны стопроцентно доверительные отношения. Олег Приходченко мог скрывать от нее все, что угодно, но она должна точно знать, что стоит за всей этой историей с непонятной фирмой “Гранд Эд”. Она должна знать, чему она подвергает свою жизнь и жизнь своих сотрудников, принесших рапорт о своих злоключениях прямиком на порог ее дома, как нашкодивший кот приносит задушенную птицу.

Она взяла телефонную трубку и твердыми шагами бесповоротно решившегося человека пошла в самую дальнюю комнату, подальше от бабушки, от собак, кота и всего остального, что могло поколебать ее решимость. Набрав номер и услышав короткий быстрый ответ, она сказала четко:

– Пожалуйста, соедините меня с Георгием Ивановичем. Скажите, дочь профессора Солнцева.

Она разговаривала минут двадцать, и в конце концов ей было обещано, что через три дня она получит ответы на все свои вопросы.

* * *

Олег Приходченко не стал звонить из дома, опасаясь, что его могут подслушать. Накануне он увез Кирюху к матери, и, когда жена вернулась и не обнаружила сына, Олегу пришлось что-то выдумывать про зимний лагерь, в который он якобы его отпустил. Скандал по поводу того, что он разрешает сыну бесовские увеселения, Олег вынес достаточно спокойно. Дня на три он застрахован от возможных неприятностей, а потом мальчишку придется или возвращать домой, или искать ему новое место пребывания. У матери оставлять нельзя. Жена найдет моментально, и тогда быть беде.

Гриша Иванников с утра повез Кирюху в школу – у них на сегодня намечен утренник, и Кирюха не добрался бы на автобусе с карнавальным костюмом и пирогом, который вчера до ночи выпекала мать. Поэтому в машине Олег находился один, и можно было позвонить, и разговаривать всю дорогу до офиса. А это, значит, минут двадцать.

Он разговаривал, и на эти жалкие несколько минут ему становилось легче жить. Раньше он не знал, что так бывает, циничный, умный, спокойный и успешный Олег Приходченко. Он и предположить не мог, что жизнь сыграет с ним такую чудовищную шутку. Даже религиозное помешательство жены он воспринял спокойней, чем эту внезапно упавшую на него, как ловчая сеть для птиц, острую и безысходную любовь.

Он знал, что это навсегда. Что он уже никуда не денется. Он умрет с этим изматывающим, похожим на постоянную боль чувством.

Так неожиданно и так быстро все случилось…

Жена не смогла прийти в себя после родов. Что-то переклинило у нее в голове, и для Олега начался бесконечный, удушающий, невообразимый домашний ад. Лет десять он ее лечил. Возил к психотерапевтам, гипнотизерам, шарлатанам, святым, колдунам, светилам и звездам. Она лечилась в Швейцарии, в Штатах, в Германии, во Франции и еще черт знает где.

Все напрасно.

“Она должна захотеть этого сама, – философски заметил один из светил. – А она совсем не хочет. Ей очень нравится там, где она сейчас пребывает. Может быть, вы мало обращали на нее внимания раньше, и теперь она просто добирает то, что ей было когда-то необходимо? Ведь теперь-то вы только и делаете, что ухаживаете за ней”.

Он ухаживал за ней. Он уже почти ненавидел ее, проклинал себя и ухаживал. Его теща, естественно, была уверена, что во всем виноват он сам, и ничем не помогала. Она же привела в их дом того проповедника.

С тех пор жизнь окончательно встала на дыбы. Вдвоем, безумная дочь и полубезумная от горя мать, они ударились в религию. Их обработали очень быстро – Приходченко всегда был богат, у него всегда были квартиры, дачи, машины и деньги, и его семья представляла лакомую добычу.

Он вышвыривал “братьев и сестер” из квартиры сам и вызывал милицию. Он подавал на секту в суд и нанимал Кирюхе нянек, единственной функцией которых было звонить ему на работу, если мать и бабка опять потащат его в Марьину Рощу, где квартировала вся эта шваль. Няньки, боявшиеся двух религиозных фанатичек, увольнялись каждую неделю, и скоро их стало негде взять.

Он не мог развестись.

Жена говорила, что если он совершит это богопротивное дело, то она убьет себя и Кирюху, чтобы ее сын не жил во грехе. Олег ей верил. У нее появилась вдруг чудовищная сила – “братья и сестры” старались не напрасно. Она швыряла в Олега стулья и телевизор, “сатанинское око”. Однажды ночью залила его постель невесть откуда добытой кислотой. Олег перехватил ее руку только в самый последний момент. Прибежала теща, поселившаяся с ними после знакомства с проповедником, уговорила дочь “не брать грех на душу”, не связываться с “наместником сатаны”.

Вдвоем с матерью они представляли реальную угрозу жизни его сына, и он не мог рисковать. Он был уверен, что, даже если он спрячет парня, они выследят его и сотворят что-нибудь непоправимое.

Кирюха ничего не понимал. Не понимал, зачем нужно с утра до ночи молиться, ходить в какие-то чужие, страшные квартиры и там опять молиться. Он боялся общих столов, за которыми надо было есть, он боялся чужих теток и дядек, плохо пахнущих и странно одетых. Он не понимал разговоров о скором “пришествии антихриста” и не понимал, почему мама и бабушка ненавидят отца.

Кирюха из-за всех этих непонятностей полюбил отца так остро и сильно, что стал даже стесняться этого. Он не мог спать, пока папа не приехал домой и не зашел к нему. Он, как маленький, стал бояться темноты, и папа не смеялся над ним, а приходил и убивал всех спрятавшихся под кроватью чудовищ. Он любил все, что было так или иначе связано с отцом. Когда ему становилось совсем уж страшно с мамой и бабушкой, когда приходили чужие люди и подолгу разговаривали с ним непонятно о чем, он отпрашивался в туалет, забегал в отцовскую спальню, распахивал гардероб и смотрел на его вещи. И боялся уже не так сильно. Однажды мама подстерегла его у гардероба и отлупила ремнем, но зато папа на следующий день отправил его к бабе Нине, у которой он блаженствовал, там не имелось икон и было много игрушек – у Кирюхи тоже раньше было много игрушек, но мама все их выбросила, сказав, что это “грех”. С бабой Ниной ему становилось хорошо и весело, только она часто плакала, глядя на Кирюху, а однажды пришли мама с бабушкой и что-то кричали под дверью, баба Нина звонила папе, папа приехал и увез их.