Персональный бог

— Чумка, у меня персональная просьба.

Девушка насторожилась. Когда она слышала о просьбах, к тому же от старых знакомых, то это означало только одно — финансовые расходы, головную боль и временную потерю бойцов ее группы.

— Ничего не дам, — решила она сразу ответить на пока не заданный вопрос, — Самой надо.

Макжи захихикал и принялся набивать трубку. Хотя он давно предпочитал кальян, но размеры, способ хранения, и время подготовки сыграли решающую роль в выборе способа курения.

— Чего не дашь-то? — недоумевая, спросил Спиркс.

— А ничего и не дам. Как кому чего не дай — ничего не возвращается. Ни время, ни деньги, ни любовь. Нет чтобы парочку Тузов кто забрал вот так же, насовсем. Так хрен там, эти охламоны умудряются сами возвращаться на базу. И чего я только не делала — все равно возвращаются, сволочи такие. Уже подумываю об окончательном убийстве.

За время своего монолога она тихонечко подходила к двери, постепенно понижая голос.

В голове Спиркса раздался голос Макжи:

"Я научил. Чтобы подслушивающий думал, что ты постоянно в одной точке находишься."

Чума со всей силы распахнула дверь ногой и выскочила в коридор. Оттуда раздался короткий вскрик и через мгновение девушка уже втащила в гостиную Хариса. За ухо. На весу. Тот орал не переставая, и нелепо размахивал лапами, брызжа во все стороны слезами и соплями.

— И что мне с тобой, засранец, делать? — очень тихо спросила Чума, убирая подобие гигантских пассатижей, в которые модифицировалась Плетка, обратно в тело, — Надоел ты мне до невозможности. Дочку твою жаль, а то бы прибила паршивца давно.

— Вот насчет этого я и хотел с тобой поговорить, — воспользовавшись паузой, сказал артефактор, — Отпусти сладкую парочку со мной. Обещаю, что жизнь там, им медом не покажется. А мне нужны два отморозка, готовых выполнять щекотливые поручения.

— Забирай. Слышал Харя? Предупреди Серого и готовьтесь к вечерней смерти. Амулеты у меня потом возьмете.

Спиркс довольно потер лапы:

— Подойдете к Никите, он вам скажет, что с собой нужно будет взять.

— Мэтр, много в нас не влезет, так что на наши задницы особо не рассчитывайте, — сквозь слезы ответил Харис и отвернувшись от Спиркса, подмигнул Макжи.

"Макжи, передай Чуме — задание выполнено, внедрение прошло по плану. Я же говорил, что Спирю обмануть, все равно что у ребенка конфетку отнять… Ну кроме моей дочки, естественно, Ленка за конфету и нос откусить может."

* * *

Провожали группу Спиркса только Чума и Глым. Хотя такое зрелище хотели посмотреть все. Шутка ли — пять оборотней отправятся в закрытый мир никому не известным способом.

Глым прикатил тележку для трупов отбывающих, сегодня именно ему выпала "честь" побыть дворником и кочегаром.

Кима, немного повисев на шее у Чумы, успела с ней немного о чем-то пошептаться. Хотя до этого они приватно беседовали три часа кряду. Кит проверил готовность Хариса и Серого. Спиркс, отогнав от Чумы лису, поинтересовался:

— И о чем можно столько говорить?

— О своем, о девичьем. За Тузиков отвечаешь лично передо мной. Если с ними что-нибудь случится, сам их детям об этом скажешь. А потом я тебя грохну. По-настоящему.

— Да все будет нормально. В первый раз что ли?

— Ты думаешь, что смог обмануть Макжи насчет амулетов? Огорчу, твой ментальный барьер опоссум легко обошел. И остальные девять амулетов я заберу из твоего убежища.

Спиркс рассмеялся с видимым облегчением.

— Да забирай. Они были отложены по просьбе Рэйса, будешь с ним сама разбираться.

Он развернулся и пошел к своим наемникам.

"Дебил, право слово. Я и те пятьдесят, что в твоей банковской ячейке лежат, заберу", — ухмыльнулась про себя Чума, а вслух сказала, — Глым, Спиркса не сжигать, отнесешь к Шике. Будет вам новая макивара.

Интерлюдия 4. Траум

Примерно 400 лет назад

Мир Дивэйн

Мутное марево кружило перед глазами калейдоскопом образов. Вот зыбкая дымка внезапно превратилась в лица незнакомых людей. Они, хмурясь смотрят прямо на Корсу. Немолодая женщина плачет и цепляется руками за ворот сурового мужчины. Тот отталкивает ее и смотрит прямо, с презрением и ненавистью. Старик в белом балахоне смотрит с интересом. Он что-то спрашивает, но слова — незнакомый набор звуков, за которые Корсу никак не удается зацепиться. Внезапный порыв сметает образы в расплывчатом тумане, но они упорно возвращаются. Белое, черное, серое сливается и перетекает друг в друга. Много лиц, много глаз смотрят на него из клетки. Они кричат, их рты кривятся в отвратительных гримасах. Они кидают в Корсу комки грязи.

— Выродок! Выродок! Богомерзкая тварь! — кричат их голоса из-за прутьев клетки, а их руки норовят ткнуть в него веткой или бросить очередной комок грязи, подобранный из-под ног. Какая же огромная у них клетка. Куда бы Корсу не поворачивался, вокруг него была только клетка и кричащие лица.

Видения проклятого паноптикума внезапно сдулись, но лишь затем, чтобы принести новый образ. Круглый низкий коридор, по пояс заполненный грязной водой. Вонь режет глаза, но скоро дождь, а значит здесь будет много чистой воды. Потоки воды иногда приносят сюда трупы с улиц. Они невкусные и плохо пахнут. Но на них сбегаются крысы. Много вкусных, восхитительно ароматных крыс. Ему тяжело стоять прямо, но из-за прибывающей воды приходится держаться. Главное, не залить нос и уши. Через решетку люка виден кусок свинцово-серого неба, и струи воды летят сквозь прутья в его темный, грязный мир. Здесь темно, но безопасно. Длинные коридоры и обширные подземные галереи спасают от слепящего белого солнца. Солнце злое, оно заставляет глаза болеть. Глаза плохо видят тех, кто снаружи. У них есть оружие, и оно гремит и делает больно. Очень больно. Потом приходится долго отлеживаться в грязной воде, дожидаясь, когда все металлические шарики выпадут из ран и можно будет снова ходить.

Они не любят сюда ходить. Они закрыли все выходы толстыми решетками. Раньше они пытались спускаться и искать Корсу, но они не видят здесь, внизу. Их проклятое солнце здесь им не помогает. Когда-то они спускались сюда искать его. Они одевали на себя твердое железо и несли сюда свое оружие. Но их солнца здесь не было. Они плохо пахнут, их жир противен на вкус, но крысам он нравится. На них отъедалось много-много вкусных крыс. А потом они перекрыли все выходы железными решетками и лили сквозь них горящее масло. Но здесь не место свету и огню, здесь царство тьмы и воды. И крыс. Это его место.

Одни образы сменялись другими. Некоторые были четкими, с насыщенными красками и запахами, другие являлись бледными тенями на грани сознания. Калейдоскоп мыслей и видений прерывался оглушительным грохотом. Зыбкая дымка гаснущего сознания резко сменилась на тяжелый сизый дым, заполняющий все вокруг. Ноздри невыносимо чесались, на глаза наворачивались слезы, а легкие терзало тяжелым кашлем.

Низкое, постоянно качающееся помещение с деревянными стенами и потолком сотрясло от серии оглушительных разрывов. Что-то тяжелое и круглое пробило стену и пронеслось вдоль противоположной стены, сметая закрепленные на ней низкие металлические клетки вместе с их обитателями. Из одной из покореженных клеток вывалилось на пол существо, более всего напоминающее скрюченную старуху с длинными, до самых пят, худыми и когтистыми руками. Оно нелепо барахталось на качающемся полу в попытках подняться. Получалось плохо, брызжущая из ее тела темная жидкость заливала пол, и существо постоянно оскальзывалось и падало снова. Человек, в белых одеяниях, не замеченный Корсу ранее в темном углу, подскочил к нему и принялся втыкать в него короткое копье с широким листовидным наконечником. "Старуха" завертелась на одном месте и заорала пронзительным скрипящим фальцетом. Спустя пару минут возни, человек в рясе нанес более двадцати ударов своим копьем; в итоге существо затихло на залитом кровью полу. Качаясь и вытирая лоб грязной мантией, человек быстро прошелся вдоль стены, нанося своим оружием уколы еще шевелящимся, или уже дохлым обитателям сломанных клеток.