Персоны нон грата и грата

Улов оказался неплох — Сашка принес домой с полсотни бычков. Мать пожарила их на большой сковороде в рапсовом масле. С десяток перепало и Мурзику. Он мог бы и больше сожрать, да кто ж ему даст.

Из мойдодыра капала вода. Кот лежал на приступочке, на белом вафельном полотенце, которым мать натирала стаканы, смотрел на капель и медитировал.

В кухню зашел отец, выложил из авоськи на стол буханку, шмат сала, бордовые кегли баклажанов.

— Разлегся, сибарит. — Отец перекатил папиросу в угол рта, двинулся к раковине. — Пшел вон.

Он схватил Мурзика под ребра, легко перебросил через порог на крыльцо.

— Мешал он тебе? — буркнул Сашка.

— Это же кот.

Отец скомкал полотенце, швырнул в таз с грязным бельем, вымыл руки. Сашка пожал плечами. Мурзик спал вместе с ним на раскладушке. Все знали, никто после этого Сашкой не брезговал. Чего это отец. «Это же кот»… Ну и что.

За месяц до ноябрьских праздников мать купила на рынке живого гуся. Перед праздниками все дорожало, и она позаботилась заблаговременно.

— В канун забьем, в горчице с яблоками запеку, — сказала она и заперла птицу в сарае.

Первый день кот вьюном вился вокруг.

— Нельзя, Мурзик, нельзя. Мамка на Седьмое ноября купила.

Отец рассмеялся:

— Такой если клювом долбанет, убьет кота насмерть.

Гусь отказывался есть. Соседка посоветовала размочить в воде белый хлеб и пальцем пропихнуть ему в горло. Мать пропихнула. Раз, другой. Так и кормила его целый месяц, намучилась. Но отведать гусятины не довелось.

— Съели гуся-то? — спросила после праздника соседка.

— Остались мы, Зоя, без гуся. Выпотрошила, повесила на полчаса за окно, и тю-тю.

— Бывает, Валя. У меня Васька курицу из кастрюли вытаскивал, из кипящей воды. Два раза.

— Если бы кот. Человек. В милицию, что ли, сходить… Мужик спер. Забрался в палисадник, срезал сетку с форточки. Я видела из кухни, как рука тянется, выскочила на крыльцо, но не успела. Удрал, гад. Я на всю улицу орала: брось гуся! Не бросил.

Из сеней на крыльцо вышел Мурзик, потянулся, зевнул, показал острые зубы.

— Это прораб, — почувствовал Сашка слова. — Вор прораб.

— Мам! — крикнул он. — Я видел того мужика! Я вспомнил, это батин прораб!

— Вот сволочь, — мать всплеснула руками. — Последнее дело у своих воровать.

В милицию она не пошла.

К весне капитальный мост дотянулся до Варваровки, а мостостроителям дали квартиры. Новый дом находился в другой части города, у зоопарка. Высокая кирпичная башня с балконами. Отец две недели ходил в новостройку, мастерил антресоль, клеил обои, вешал карнизы и люстры, покрывал лаком паркет. Несколько раз ему помогал Сашка — переехать требовалось до майских, и они спешили.

В последний день апреля во двор барака въехал ЗИЛ с открытым кузовом. Погрузились быстро, пожитков в семье было немного: два шкафа, стулья, обеденный и письменный столы, Сашкина раскладушка, родительская койка с железной сеткой, ковер, тюк с одеждой, короб с посудой, швейная машинка, велосипед. Корыто бросили в сарае — теперь оно ни к чему, в новой квартире есть ванна. Медные ложки и солдатские пуговицы тоже не ехали в новую жизнь. Они были хлам. Мать их выбросила.

Отец стоял во дворе, курил, прощался с соседями. Матери не было: встречала на новой квартире.

— А Мурзик где? Киса, киса…

Во мраке подвального оконца вспыхнули два желтых глаза. Сашка присел на корточки и увидел, как зрачки сузились до тминных зерен.

— Не поедет, — сказал Сашка отцу. — Он остается. Он так решил.

— Да ну, — сказал отец, направился к оконцу.

Зерна исчезли. Отец вернулся к машине.

— Похоже, так и есть… Умный кот. Жалко оставлять…

Сашка молчал.

— Ты в кузове поедешь, в кабине места нет, — сказал отец, подсаживаясь к водителю.

Сашка забрался на заднее колесо, перемахнул через борт, лег ничком на родительскую кровать, и ЗИЛ тронулся.

Коты никогда не оправдываются.

АФРИКАНСКИЕ КАНИКУЛЫ

К поездке Лена готовилась. Купила в спортивном магазине сабо, купальник, парео, перекрасила волосы в ореховый, отрепетировала, как сказать по-английски «вы нарушаете мои гражданские права»— мало ли, на всякий случай, — «я здесь не одна», «будьте так любезны, оставьте меня в покое, я плохо себя чувствую»и прочие полезные фразы.

То, что она не одна, было правдой. С ней ехал Ваня. Они собирались на море давно. И вот наконец ему дали отпуск, Лена сходила в турфирму и купила двухнедельный тур в Тунис.

Самолет снижал высоту. Внизу показались строения. Кроме как «хибары» или «халабуды», другие слова к тому, что Лена увидела, не подходили.

— Боже мой, что это? Куда мы попали…

— Первый раз в Тунисе? — откликнулся дядька с соседнего ряда. — Африка вся такая.

— Не погуглил как следует… — расстроился Ваня.

— А я знала, что это бывшая французская колония. И что?

— Первое впечатление, конечно, может шокировать, — произнес сосед, — и тем не менее эта страна не отстает от культурной цивилизации. К примеру, в Тунисе есть целый город, где живут художники и поэты.

— Здесь есть поэты? — удивился Ваня.

Легким ударом колеса осалили землю. Пассажиры консервной банки, как презрительно назвал Ваня борт Ту-154, зааплодировали. Лена захлопнула книжицу путеводителя и убрала ее в сумку. В иллюминаторы било солнце. Они прибыли на курорт. Обратный билет — через четырнадцать дней.

В Москве долго спорили, что лучше брать, бунгало или номер в мэйн-билдинге. Выбрали главный корпус. Но когда хостесс, улыбчивая до ушей, хоть завязочки пришей, повела по длинным извилистым коридорам, затянутым землистым ковролином со следами протечек канализации, поняли, что ошиблись. А потом выглянули из окна, увидели, что любое бунгало ближе к морю, чем любой подъезд центрального корпуса, и огорчились вдвойне.

— Облом, — сказала Лена. — Бунгало еще и дешевле было процентов на двадцать.