Перстень альвов. Книга 1: Кубок в источнике
Шрифт:
Женщин – конунгову сестру Альвборг, ее дочь Сванхильд, кюну Асту – гораздо больше занимала сама невеста, девушка, которую Хельги собирался ввести в их круг и усадить с ними за стол, будущая кюна слэттов. Особенно волновалась кюна Аста. Со времени ее свадьбы с Хеймиром конунгом прошло уже семнадцать лет, но она, мать двоих подрастающих детей, все еще казалась той же семнадцатилетней девушкой, которую сюда привезли однажды под праздник Середины Зимы. После смерти кюны Хельги Хеймир конунг жил один три года, а потом выбрал девушку, которая напоминала ему прежнюю жену. Хоть при жизни кюны Хельги людям и казалось, что они с конунгом не очень-то подходят друг другу, он думал иначе и питал к ней нежность, которая пережила ее саму. Кюна Аста и впрямь походила на Хельгу, если не чертами лица, тоже
Новость насчет обручения Хельги порадовала кюну Асту – она давно мечтала о женитьбе пасынка, которого считала лучшим на свете мужчиной после Хеймира конунга, но ни одну на свете девушку не признавала достойной его.
– Но все же она такого низкого рода! – сокрушалась теперь кюна Аста. – Кто он, этот Вигмар Лисица? Что у него за род? Все говорят, что его рода никто и не знал, никто о нем и не слышал, пока он не обосновался на этом своем Золотом озере и не стал дерзить всем подряд! Но она хотя бы красивая? Она искусна в рукоделии? Умеет ли она петь? Чем она еще славится?
– Не слишком ли ты поспешил, Хельги ярл? – говорила фру Альвборг, стараясь сдержать досаду. – Я знаю, ты всегда был мечтателем, но я не думала, что ты сможешь спутать сагу и жизнь! Если тебе понравились песни об Альвкаре, это не значит, что надо свататься к первой встречной девушке, у которой рыжие волосы! Ты – будущий конунг и не имеешь права так легкомысленно распоряжаться собой!
– А быть счастливым я имею право? – слегка улыбаясь, уточнил Хельги.
– Да, но с чего ты взял, что будешь счастливым с ней? Ты же видел на Самоцветном мысу йомфру Ильмейду – она ведь более знатного рода и лучше годится тебе в жены!
Хельги еще раз улыбнулся и не отвечал. Он хорошо понимал разницу между Альвкарой из песни и Альдоной дочерью Вигмара. Просто Альдона стала первой живой женщиной, в которой он сумел увидеть черты Альвкары, и способствовали тому не только рыжие волосы. Но едва ли тетка Альвборг сумеет это понять. Она ведь принимает в расчет только то, что можно увидеть глазами.
– Если мы породнимся с Вигмаром Лисицей, это откроет нам путь в Медный лес! – рассуждали в дружине.
– Да, но можно ли на него положиться?
– Вместе с ним мы одолеем наконец этого проклятого Бергвида, и можно будет спокойно плавать по морям! Сколько кораблей мы теряем из-за него!
– Но через брак Хельги ярла мы можем раздобыть родича и посильнее!
– В этом браке нашему конунгу не много чести!
– Его мать была не слишком знатного рода, и лучше бы для него сосватать дочь конунга! А то мы скатимся совсем на дно морское, нас никто не станет уважать!
– Зато он натянул нос этому Торварду ярлу, сыну Торбранда Тролля! Ради такого удовольствия можно потерпеть невесту и похуже!
– Как бы мы вместе с невестой не приобрели и врага! Думаете, Торбранд Тролль смирится с тем, что его сына оставили в дураках? Уж его жена-ведьма точно что-нибудь придумает!
– Но вы посмотрите на эти мечи! Да ради такого я бы на хромой козе женился!
Такие вот разговоры без передышки продолжались три дня и утомили Хельги, но так и не привели ни к какому решению. Устав от суеты, от шума и крика, от чужого упрямства, заносчивости и спеси, от борьбы жадности и осторожности, он наконец сбежал посидеть на кургане, где ему всегда было так хорошо, так спокойно… Он смотрел на воду фьорда, в память ему лезло раздосадованное лицо тетки Альвборг, но он гнал ее прочь и старался думать об Альдоне. Ему виделось, как она сидит перед горящим очагом, как отблески огня бросают золотые тени на ее рыжие волосы,
слышался ее голос, звучный, свободно летящий туда, где нет суеты и возни, где все чувства сильны и прямы. Клятвы сдержу я,как ей обещал я…Светлая девамне жизни дороже…Чудесная сага вошла в его жизнь вместе с Альдоной, Хельги носил эту сагу в груди, и оттого самые обыденные явления привычной жизни одевались яркими радужными красками. Даже суета вокруг раздражала его меньше, чем обычно: мысленно он находился далеко отсюда, он знал кое-что такое, рядом с чем весь этот шум не стоил и соломинки. Суета была мгновенна, преходяща, а ему открывалось вечное.
В сером небе мелькнуло что-то, резкий крик ворона упал сверху, Хельги вскинул голову. Черный ворон, смутно видный на сумеречных облаках, прорезал воздух прямо над его головой. Краем глаза Хельги заметил перед собой какое-то едва уловимое движение и в удивлении опустил взгляд с неба к земле. В нескольких шагах от него вдруг появилась молодая женщина – Хельги увидел ее шагающей вперед, как будто она вышла из сумерек через дверь, которая сама не была видна.
Хельги мигом вскочил на ноги и замер. Женщина тоже остановилась, разглядывая его, склонив голову немного набок. Это была совсем молодая женщина, хрупкая, маленького роста, с нарядным, вышитым золотом покрывалом на голове. На валькирию она совершенно не походила – и Хельги хорошо знал ее лицо. Эти черты часто ему снились, и всегда, проснувшись, он не мог их как следует вспомнить…
– Здравствуй, мой сын, – тихо сказала женщина, и голос ее нежно дрогнул, в нем послышалось стеснение, какое бывает от слез. Она шагнула к Хельги, протягивая руки к нему, вперед и вверх – такой маленькой она была рядом с ним. – Ты узнал меня? – немного тревожно спросила она.
– Да, – ответил Хельги, но голоса своего не услышал.
Он узнал ее, и только теперь он впервые в жизни узнал, что такое настоящее волнение. Его как будто облила волна дрожи, в груди образовалась безграничная черная пропасть, в которую сорвалось сердце и билось там лихорадочно, прыгая с уступа на уступ все ниже и ниже. Отчаянная дрожь дергала каждый мускул и каждый сустав, он не мог говорить, не владел собой. Дыхание перехватило, горло сжалось. Перед ним раскрылись ворота иного мира, он их не видел, но ветры оттуда пронизывали Хельги насквозь. Двадцать лет он сидел на ее кургане, возле ее поминального камня, и пытался мысленно говорить с ней – что же случилось, если она наконец отозвалась!
– Я так рада вернуться к тебе хотя бы ненадолго, – говорила она, и в голосе ее звучала нежная мольба, а тревожные глаза разглядывали его лицо, будто искали там хоть что-то от того семилетнего мальчика, с которым она рассталась на земле так давно. – Ты вырос таким большим, ты так красив, я всегда любуюсь тобой. Ты был так мал, когда… Я так не хотела тебя покидать, но я не могла выбрать часа…
Хельги смотрел на этот призрак, на этот образ, слишком живой для выходца из мира мертвых, и противоречивые чувства рвали его на части: он был счастлив, что наконец-то увидел лицо своей матери, но ему было жутко видеть перед собой мертвую. И кюна Хельга как будто понимала его колебания: в ее лице отражалась смутная тревога, она не решалась приблизиться к нему, в ее глазах смешались тоска по сыну, радость от встречи и боязнь, что он от нее отшатнется.
Он смотрел сверху вниз на нее, такую маленькую рядом с ним, и казалось совершенно невероятным, что когда-то он вышел из тела этой женщины, как орех из скорлупы. Она выглядела гораздо моложе его – в год смерти ей исполнилось двадцать пять, а на вид казалось еще меньше… Вид этой совсем юной женщины не вязался с туманным образом матери, который сложился в мыслях взрослого Хельги, но именно это убеждало его, что она сама стоит перед ним, а не плод его мечтательного воображения. Он придумал бы не так… Страх прошел, но Хельги смотрел на нее в растерянности, не находя ни одного слова.