Перстень Сварга
Шрифт:
Впрочем, подобные чувства испытывала не она одна: никто из прокаженных не остался равнодушен к величию и красоте Треугольных гор. Более того: мужчина средних лет, который шел неподалеку от беглецов, о чем-то заговорил, причем его голос не был злым или недовольным - наоборот, это был хорошо поставленный голос высокородного человека, да еще и с интонациями учителя, который хотел бы рассказать ученикам что-то интересное. Немного послушав то, что говорил прокаженный, Бел стал негромко, почти шепотом, переводить его слова Олее.
Оказывается, ранее этот человек был одним из самых знаменитых художников Ойдара, но где-то заразился проказой - и вот результат… Однако он хорошо знал не только историю своей страны, но и все ее легенды и сказания. Так вот, по древним легендам, эти горы (художник называл их пирамидами) в давние времена когда-то воздвигли Боги, и по первоначальному замыслу пирамид должно бы быть семь, чтоб символизировать жизненный
Вот оттого-то и приезжают сюда люди из всего Ойдара, а заодно и из многих других стран. Считается, что если у тебя что-то не складывается в жизни, или же все идет не так, как бы того хотелось, то у Треугольных гор следует покаяться, признать свои ошибки, попросить Богов о милости к себе, изменить жизнь на лучшее…
Хорошо бы и мне помолиться у одной из этих гор!
– с тоской подумала Олея.
– Счастья бы попросила себе хоть немного… Хотя о каком счастье сейчас может идти речь? Здоровья бы попросить, да еще о возможности унести отсюда свои ноги подобру-поздорову!
Как это ни удивительно, но всем, кто шел в толпе прокаженных - всем стало чуть легче при виде Треугольных гор. Никто не сказал вслух о том, что проходя мимо пирамид, каждый молил Богов о милости к себе, и просил только одного - выздоровления. Даже человек, идущий впереди толпы прокаженных - и тот еще громче тряс надтреснутым колокольчиком, будто умоляя Богов обратить внимание на несчастных.
К границе толпа прокаженных подошла уже во второй половине дня. Олея к тому времени настолько устала, что еле передвигала ноги, но даже она заметила, как много военных находится возле таможни, соединяющей Ойдар и Вайзин. Да, солдат и стражников у границы хватало, причем их количество превышало все допустимые пределы. Недаром некоторые из обывателей со страхом и опаской поглядывали на служивых: уж не война ли готовится? Если да, то по какой причине, а если нет, то непонятно, что здесь делает такое большое количество солдат и стражников? И вообще, мол, еще вчера все было тихо и спокойно, а сегодня на таможне стража устраивает всем очень серьезный досмотр, чуть ли не землю роет, осматривает всех и вся, да и, по слухам, военные и стражники чуть ли не цепочкой рассредоточены вдоль границы… Без сомнений, происходит что-то очень серьезное!
Перед таможней выстроилась длинная очередь из карет, повозок, конных всадников, пеших людей… Все они ждали своей очереди на пересечение границы, и их вовсе не приводила в восторг перспектива провести невесть сколько времени в длинной очереди под жарким солнцем, тем более что никто из этих людей не понимал, что, собственно, происходит, и отчего граница едва ли не перекрыта.
Естественно, что к появлению прокаженных огромная очередь отнеслась более чем неприязненно: еще только этой заразы им не хватало! Олея же, глянув на то, как тщательно проверяли людей на таможне, окончательно пала духом - пожалуй, границы Ойдара им вряд ли удастся пересечь. Дело в том, что таможенники заставляли людей выходить из карет, слезать с повозок и лошадей, тщательно осматривали упряжь, экипажи, копались в вещах проезжающих, ворочали груз в повозках… А уж обыскивали всех так, что можно не сомневаться - тут не пропустят ничего! Если же и прокаженных заставят снимать капюшоны и показать свои лица, то все - они попались… Плохо дело - кажется, без тщательной проверки стражники не намерены пропускать никого.
Пусть так, и ожидающие своей очереди на выезд люди согласны были ждать и терпеть, раз этого требуют интересы государства, только вот появление прокаженных произвело на и без того разгневанную толпу самое неприятное впечатление. Мол, откуда тут взялась эта шваль и что она тут делает?! И какое право они имеют тут находиться?!
Карета, стоящая впереди толпы прокаженных, попыталась отъехать от них вперед, но там было лишком мало свободного места. Какой-то важный господин, выглянув из окошка кареты и увидев позади прокаженных, поднял страшный крик, после которого раздался женский визг в соседней карете, а дальше… Дальше все пошло, словно по цепочке. Люди оглядывались, видели прокаженных, и тут же требовали убрать этих людей как можно дальше. Попытка прокаженных немного отойти назад тоже не увенчалась успехом: там тоже не желали видеть подле себя этих людей. Конечно, всех можно понять - кому хочется заразиться столь ужасной
болезнью, и самому оказаться в такой вот толпе? А что, такое вполне возможно… Женский визг и мужской крик, подхваченный не одним перепуганным голосом, не только рос, но и все время ширился, словно волна, которую подхватил ветер. Раздражение нарастало, атмосфера вокруг просто-таки накалялась на глазах и становилась совершенно невыносимой.Но, по счастью, на случай появления на границе больных людей тут давно были отработаны нужные действия. Все правильно: заболевшие люди частенько шли отсюда в Вайзин, надеясь на излечение. Вот и сейчас несколько стражников подошли к толпе прокаженных, велели им сойти с дороги и отойти в сторону - мол, погодите, с вами будет отдельный разговор.
И верно: стоило толпе прокаженных отойти в сторону, как через несколько минут их окружили солдаты, стоящие на некотором отдалении от больных людей, а чуть позже подошли и несколько офицеров. Олея не понимала, что именно говорят офицеры, но они в первую очередь обращались к тому человеку, что держал в руках колокольчик, безошибочно опознав в нем главного среди этих увечных. Прикрыв лица надушенными носовыми платочками, офицеры с омерзением смотрели на стоящих перед ними больных людей, не решаясь подойти ближе. Разговор у них был недолгий, тем более, что подошедшие обращались к прокаженным так, словно те были грязными свиньями, и офицеры оказывали им немыслимую милость, снисходя до разговора с этими мерзкими существами. В отношении этих господ к стоящим перед ними больным людям было столько презрения и острой ненависти, что подобное всерьез задело даже прокаженных, тех бедолаг, которые, казалось, давно должны были привыкнуть к подобном отношению к себе.
Наверное еще и по этой причине (а может, потому, что перед ними лежала граница с Вайзином), прокаженные если не взбунтовались, то захотели в должной мере ответить своим обидчикам. Когда один из подошедших офицеров приказал прокаженным снять с себя капюшоны и одежду, это в первую очередь сделали те, кого к этому времени болезнь успела затронуть наиболее сильно. Скинув с головы капюшоны и распахнув на груди одежду, эти люди обнажили тела, изъеденные язвами и пятнами. Дескать, хотите посмотреть - так мы не против, всегда пожалуйста! Ну как, интересно?
Увиденного оказалось вполне достаточно, чтоб и офицеры и солдаты шарахнулись в стороны, словно от взрыва, стараясь оказаться как можно дальше от прокаженных, причем некоторых военных едва не тошнило от отвращения. Потом офицеры недолго совещались между собой, и чуть позже один из них махнул стоящим на шлагбауме: пропусти, мол, этих вонючих уродов, пусть убираются отсюда как можно дальше и как можно быстрей, лишь бы их больше никогда не видеть!
Границу прокаженные перешли не в том месте, где ее пересекали обычные люди - для перехода больных людей в Вайзин был устроен особый переход, неподалеку от основного. Именно здесь должны были проходить те, кто шел в соседнюю страну за излечением.
Чуть позже Бел передал Олее разговор офицеров, когда они решали, стоит ли пропускать без должной проверки толпу прокаженных. Конечно, они получили сверху строгий приказ обыскивать всех и каждого, кто пытается пересечь границу с Вайзином, но вот что касается этих людей, вернее, бывших людей… Офицеры трезво рассудили, что даже самоубийца, если у него в голове есть хоть толика мозгов - даже он не сунется к прокаженным, ибо это - верная смерть, причем смерть долгая и весьма страшная. Надо быть даже не сумасшедшим, а полным безумцем, чтоб решиться на подобное. Так что пускай эти, по сути, уже мертвые люди направляются в Вайзин, где с ними будут возиться жрецы, оказывая странное благодеяние и проявляя никому не нужную милость, а по эту сторону границы им делать нечего! Дело еще и в том, что вряд ли кто из солдат Ойдара, глянув на стоящих перед ними уродов, будет выполнять такой приказ - обыскивать и осматривать прокаженных. Офицеры здраво рассудили, что любой из солдат куда охотнее предпочтет принять наказание за неисполнение приказа, чем рискнет хоть пальцем прикоснуться к зараженным людям.
Стоило прокаженным перейти через границу, как, можно сказать, сразу же начались самые настоящие чудеса. Совсем недалеко от таможни Вайзина стояли несколько повозок, запряженных лошадьми. Внешне эти повозки были очень похожи на обычные телеги, но куда длинней, и с очень высокими бортами, едва ли не в человеческий рост, и один из этих бортов был опущен на землю, чтоб по нему, как по мостам, забраться внутрь.
Жрец в серых одеждах, стоящий неподалеку, и улыбаясь во все свои тридцать два безупречных зуба, что-то заговорил, после чего прокаженные всей толпой направились к одной из повозок, и стали забираться внутрь - похоже, всех больных, только что пришедших в Вайзин, собирались куда-то везти… Правда, по верху этой повозки была натянута железная сетка, насчет которой людям было сказано: не обращайте внимания, все сделано в ваших интересах, это обычная мера предосторожности - в жизни всякое бывает…