Первая любовь

Они внесли Робина в автомобиль, связав ему руки и ноги.

— Он скоро выздоровеет, — произнес Джордж, с удовлетворением замечая, что пыхтение автомобиля заглушало проклятия Робина. Последний был бледен, как призрак, когда они развязали его и помогли войти в ранчо Норманов.

— Подкрепитесь, — сказал ему Джордж, протягивая стакан коньяку, — и ложитесь спать.

Он сам помог ему улечься в кровать, обложил горячими бутылками и унес с собой всю одежду Робина.

— Он проспит несколько часов, а затем начнется борьба, — заявил он Мартину. — Но я послал за врачом, нашим хорошим другом и опытным специалистом. Он поставит на ноги Робина. Не унывайте, Мартин!

XXVIII

— Он болен лихорадкой, — отвечал Джордж на вопрос Валери, и миссис Хиль, следуя за племянницей, направляющейся в свою комнату, произнесла сурово:

— Дорогая, неужели вы считаете приличным справляться о Робине Вейне? Ваше поведение кажется мне вызывающим.

— Приличным? — резко повторила Валери. Она взглянула на тетку серо-голубыми глазами и продолжала: — Милая тетя Гонория, что вы хотите этим сказать?

— Только то, — отвечала миссис Хиль. чувствуя прилив мужества из-за холодной нотки, прозвучавшей в голосе Валери. — Только то, что с моей старомодной точки зрения молодой девушке следует выказывать меньше интереса к человеку, который не обращает на нее никакого внимания.

Они дошли до комнаты Валери, и миссис Хиль величаво продолжала свой путь, но почувствовала, что Валери нежно пожимает ее руку.

— Я не хочу спорить с вами, — она замолчала и затем добавила: — Неужели вы думаете, что он действительно не обращает на меня никакого внимания?

Миссис Хиль взволнованно отвечала ей:

— Дорогая моя, не советую вам даже думать об этом, — и она исчезла в своей комнате с удобной кроватью, где предалась размышлениям о необыкновенной прямолинейности современных девушек.

«Для них нет ничего недозволенного, — думала она. — Они не обращают никакого внимания на то, что могут подумать окружающие. Удивительно!»

Спустя неделю, в результате лечения Вильсона Гавра, опытного врача, а также благодаря здоровому организму, Робин почувствовал себя лучше, чем в течение многих последних месяцев.

Он впервые вышел к обеду, сильно похудевший и смертельно бледный. Мартин был счастлив, глядя, как брат, сидевший возле Валери, беседовал с ней и смеялся. Робин же убеждал себя, что опасность увлечься ею, начавшая угрожать во время их пребывания в Салтандаре, была несомненно преувеличена из-за его возбужденного состояния. Теперь, глядя на нее и находя ее очаровательной, он не испытывал никакого волнения. Время шло. Робин быстро окреп, и душевные раны его зарубцевались. Биби Норман проявляла к нему материнскую нежность, Джордж искренне любил его, а Мартин испытывал чувство радости и огромного облегчения при виде этого. Три года, убеждал себя Мартин, промелькнут незаметно, и это изгнание, быть может, даже принесет Робину пользу. Обстоятельства могли сложиться гораздо хуже.

Мартин ездил верхом с Валери, ходил вместе с ней на охоту и восхищался ее пением. Он прислушивался к звукам ее голоса, облокотившись на пианино. Джордж, присутствовавший раз при этом, попросил Валери исполнить его любимые романсы, бывшие в моде пять лет тому назад.

Робин лежал в удобном кресле и слушал пение, вспоминая то время, когда впервые услыхал эти романсы. И вдруг до него донесся смех Валери и ее слова:

— Я помню, как мы учились этому в школе.

Он поднялся и увидел темную головку Валери, склонившуюся над нотами, и понял в эту минуту, как она молода.

Как-то Валери, Мартин и Джордж возвращались ночью домой после поездки верхом, и Робин вышел навстречу, услыхав приближающийся стук копыт. Внезапно прозвучал выстрел, затем послышалось дикое ржание. Очевидно, одна из лошадей понесла. Он побежал к калитке, потому что не мог перепрыгнуть через проволочную изгородь — высота ее была шесть футов. И подоспел как раз вовремя — в ту минуту, когда Валери перелетела через забор, Робин успел подхватить ее, не дав упасть на землю. Он прижимал ее к себе и чувствовал биение сердца девушки.

— Ударились? — спросил он нежно.

Валери взглянула на него, и они поцеловались. Впоследствии Робину, вспоминавшему об этой сцене, казалось, что Валери поцеловала его совершенно бессознательно. Он сам ничего не сознавал в ту минуту, так как кровь закипела в его жилах. Вернувшись в свою комнату, Робин почувствовал волнение, несмотря на свое желание остаться равнодушным. Валери же, лежа в кровати, говорила себе:

— Он любит меня, иначе не стал бы целовать. Как это удивительно, о, Робин, Робин!

Она была молода и надеялась вознаградить его за все перенесенные им страдания. Валери считала, что сумеет заставить его забыть о жестокости Лайлы. У нее было желание доказать ему, что значит истинная любовь, не имеющая никакого сходства с эгоистичной привязанностью, которую питала к нему Лайла.

Валери ревновала Робина к ней, однако ее утешала мысль, что «Лайла была замужней женщиной и Робин поэтому не мог ее любить по-настоящему».

Они встретились утром при ярком солнечном свете. Валери покраснела, а Робин снова испытал сладостное волнение, за которое презирал себя.

— Вы не ушиблись? — спросил он ее.

— Нет, вы спасли меня во второй раз.

Воздух казался необыкновенно мягким и прозрачным в этот солнечный день.

— Давайте устроим пикник, — предложила Валери. — Возьмем с собой завтрак и отправимся в лес.

Они медленно поехали по узкой тропинке…

— Как здесь хорошо, — произнесла Валери, спешившись на опушке леса и направляясь в прохладную тень. Она вскипятила воду для чая на спиртовой машинке, пламя которой ровно горело в тихом воздухе.

— Вы счастливы теперь? — спросила она Робина.

Он рассмеялся, стоя возле нее и глядя в светлые глаза. В смехе его звучала нежность, но Робин не сознавал этого.

— Да, — отвечал он ей.

И Валери сказала серьезным тоном:

— А это самое главное.

Они честно поделили завтрак, по окончании которого Валери легла на стволе срубленного дерева и закурила папиросу, глядя на Робина из-под полуопущенных ресниц.

— Садитесь возле меня.