Первая мировая война. Катастрофа 1914 года
Шрифт:
Ночью 26 августа Хейг послал в штаб верховного командования телеграмму, продиктованную, как предполагал впоследствии официальный историк Эдмондс, угрызениями совести: «Никаких вестей о 2-м корпусе, если не считать грохота орудий со стороны Ле-Като и Бомона. Может ли 1-й корпус чем-то помочь?» {521} Разумеется, уже не мог. Этот день остался позади, унося с собой один из самых недостойных эпизодов в военной карьере Хейга. Эдмондс (с очевидным раздражением) утверждал, что командир 1-го корпуса никогда не поддерживал разговоры о Ле-Като – если не считать высказанного им мнения, что Смиту-Дорриену в принципе не следовало там сражаться. «Думаю, Хейг не слишком гордился августом 1914 года», – констатировал историк {522} . Решимость и профессионализм британских солдат с натяжкой, но компенсировали промахи и недоработки высших офицеров. Главным результатом двух сражений – при Монсе и Ле-Като – стала успешная приостановка войск Клюка:
521
ASC1938 Edmonds letter 11.5.33
522
Ibid
7. Отступление
Что-что, а отступать с достоинством британцы умели. Корунна в 1809 году, Кабул в 1842 году, Дюнкерк в 1940 году, а в 1914 году – Монс. В Бельгии и Франции того августа британские экспедиционные войска пожинали плоды государственной политики Асквита, повторявшего ошибку многих британских правительств, на протяжении столетий прибегавших к той же тактике «символического жеста». Министры отправили на Континент до абсурдного крошечную армию, которая тут же ввязалась в сражения между крупнейшими европейскими сухопутными державами. Только благодаря счастливому стечению обстоятельств – большой французской армии и промедлению немцев – британским экспедиционным войскам удалось избежать катастрофы, которая грозила им из-за несообразных размеров и некомпетентности главнокомандующего. Ни в коем случае нельзя забывать, что общий отход французской армии из восточной Франции представлял собой куда более важный (хотя бы в силу масштабов) стратегический маневр, чем отступление британцев из Монса. Солдатам Жоффра дальше к востоку пришлось испытать примерно то же, что и британцам.
В течение 11 дней после Ле-Като на гнетущей жаре, перемежающейся неожиданными грозами, длинные колонны людей, лошадей и повозок тянулись на юг, иногда засыпая на ходу или во время езды. Сержант артиллерии Уильям Эджингтон писал 26 августа: «Дошли до Сен-Кантена под проливным дождем, всех страшно клонит в сон. Пайка нет. <…> Весь личный состав подавлен – не только из-за постоянного отступления, но и из-за полного отсутствия информации; похоже, нас просто гонят назад вслепую» {523} . Некоторые отстающие, не в силах терпеть боль в стертых ногах и бесконечный унылый марш, украдкой ускользали в ближайший лесок или поле, где засыпали блаженным сном, а просыпались уже в немецком плену или погибали от рук немцев. Иногда таких отставших укрывали бельгийцы и французы, некоторых выдавали, других в ряде случаев расстреливали месяцы спустя. Вспыхивали и мелкие бои, когда арьергардные части, отставая, оказывались отрезанными от своих.
523
IWM 88 / 52 / 1 Edgington diary
Для некоторых британских офицеров и рядовых Ле-Като оказался непосильным испытанием на прочность. Поздним вечером 26 августа Том Бриджес, выведя свой грохочущий копытами драгунский эскадрон на центральную площадь Сен-Кантена, с изумлением обнаружил две-три сотни распростертых на булыжнике изможденных солдат, не реагирующих ни на брань, ни на тычки. Еще большим потрясением оказалось то, что два батальона – Уорвикский и Дублинские стрелки – сложили оружие на вокзале после того, как их командиры подали мэру Сен-Кантена документ о капитуляции, чтобы спасти город от обстрела. Бриджес забрал у французов позорный документ. Но когда он послал курьера сообщить обоим полковникам, что его кавалерия прикроет отход их батальонов, войска отказались двигаться пешком, только на поезде. Тогда Бриджес объявил, что не оставит в городе ни одного живого британского солдата, если в течение 30 минут они не отправятся в путь. Угроза подействовала, солдаты угрюмо поднялись и начали выдвигаться. После этого майор занялся лежащими вповалку на городской площади. «Если бы у меня был оркестр», – подумал он, глядя на спящих беспробудным сном. Тут взгляд майора упал на магазин игрушек, и его осенило. Вооружившись барабаном и дудкой, они с горнистом принялись круг за кругом обходить площадь, наигрывая «The British Grenadiers» и «Tipperary» [19] .
19
Полное название песни – «It’s a Long Way to Tipperary» («Долог путь до Типперери»), маршевая песня британской армии. – Прим. ред.
Солдаты начали смеяться, затем захлопали. Бриджес заявил, что отведет их обратно в полки. Один за другим они поднимались и строились. Стемнело. Бриджес с трубачом, подгоняя свою пеструю колонну игрой на губной гармошке, повели ее прочь из Сен-Кантена. Некоторые из этих солдат действительно вернулись в строй 2-го корпуса, однако четыре дня спустя 291 человек из Уорвикского полка по-прежнему числился в пропавших без вести и «отставших». Оба провинившихся полковника, командир уорвикцев Джон Элкингтон и командир Дублинских стрелков Артур Мейнуоринг, были разжалованы за попытку сдаться. Приговор отражен в приказе по армии за 14 сентября: «За позорное поведение, недостойное офицера
и джентльмена» {524} . Элкингтон, несмотря на свои 49 лет, решил смыть позор поступком, достойным героя книжного романа, и вступил во Французский иностранный легион, где потерял ногу и получил орден Почетного легиона. Позже король Георг V восстановил его в рядах британской армии и даже наградил орденом «За выдающиеся заслуги», однако полковник провел остаток жизни затворником и награды надевать отказывался. В числе молодых офицеров Уорвикского полка был Бернард Монтгомери, который спустя годы в мемуарах ясно дал понять, что он невысокого мнения об Элкингтоне и что при Ле-Като происходила настоящая бойня.524
Babington, Anthony For the Sake of Example Leo Cooper 1983 p. 6
Другой командир батальона, наоборот, отзывался о последствиях сражения с гордостью за свой полк: «Моим глазам предстала неорганизованная на вид масса солдат из всех частей, перепутавшихся между собой. Они отступали без спешки, но и без строя. Паники не было, только неразбериха. [После этого] я заметил уилтширцев, которые маршировали по дороге стройными рядами, хоть сейчас в бой». До Сен-Кантена, расположенного в 30 км к юго-западу от поля битвы, они дошли за ночь на 27 августа. К рассвету 2-й корпус был уже на Сомме, в 55 км от Ле-Като, продемонстрировав, что маршировать британцы умеют не хуже, чем сражаться.
Учитывая, что вклад сэра Джона Френча в британскую кампанию после Монса был беспорядочным и бесславным, союзникам сильно повезло, что противник справлялся еще хуже. Клюк маневрировал своими куда более крупными войсками бессистемно, то и дело упуская возможность поймать уязвимых британцев в ловушку. 27 августа немецкий генерал в дополнение к допущенным ранее просчетам продолжил вести армию на юг, тогда как британцы отклонились на юго-восток, к Парижу, не потревоженные врагом. Зато в этот день внимание Клюка сполна почувствовали на себе французские дивизии по левому флангу от британцев.
Одним из последствий нервного срыва главнокомандующего британских войск (иначе его поведение не назовешь) стал проникнутый упадническими, пораженческими настроениями доклад Жоффру его связного со ставкой верховного командования, полковника Шарля Юге. 26 августа француз заявил: «Британская армия проиграла сражение и, кажется, полностью развалилась». В последующие дни командование британских экспедиционных войск охватило уныние. 27 августа Юге выслал еще одно донесение, в котором утверждалось: «Обстоятельства складываются так, что в данный момент британской армии больше не существует. Она не в состоянии снова выйти на поле боя до тех пор, пока не отдохнет как следует и не восстановится». Британские авторы часто упрекают полковника в пессимизме, но это несправедливо. Юге всего лишь выразил панические настроения, преобладающие в британском штабе в целом и у главнокомандующего в частности.
Столпотворение отставших и явная растерянность некоторых высших офицеров породили панику, которая, в конце концов, дошла и до Лондона. Юге предполагал, что сэр Джон Френч может настоять на отводе экспедиционных войск в Гавр. Главнокомандующий действительно лелеял фантастическую идею вывести свою армию из кампании на несколько недель для реорганизации и переукомплектования, а верхушка штаба не предпринимала никаких попыток восстановить веру в свои силы. Генри Вильсон отправил распоряжение командиру 4-й дивизии: «Сбрасывайте все боеприпасы и весь лишний груз, сажайте своих раненых на любой имеющийся транспорт, хоть гужевой, хоть моторный, и двигайтесь, двигайтесь». Тот же приказ получил 2-й корпус. Смит-Дорриен тут же его отменил, за что получил выговор от сэра Джона Френча.
Пораженческие настроения в верхах не имели под собой почти никаких оснований. 1-й корпус Хейга практически не участвовал в боях. Большая часть 2-го корпуса страдала прежде всего от усталости – боевой дух по-прежнему был на высоте. Солдаты недоумевали, почему бегство от врага продолжается. Не видя огромных серых масс клюковских и бюловских армий, они самоуверенно полагали, что разобьют немцев в два счета, судя по опыту предыдущих боев. Однако главнокомандующий видел только один выход: ввиду чрезмерного превосходства сил противника и неуверенности в союзниках экспедиционные войска должны продолжать отступление, если получится, до самого моря. Лишь благодаря предусмотрительности генерал-квартирмейстера сэра Уильяма Робертсона, организовавшего временные склады боеприпасов и продовольствия по всему маршруту отступления армии, войска не голодали и сохранили способность сражаться.
Британские экспедиционные войска промаршировали 160 км от Монса до Марны, урывая для сна не больше четырех часов в сутки. Трое изможденных ирландских гвардейца, засыпающих буквально на ходу, ковыляли, держась за ремень адъютанта, лорда Десмонда Фицджеральда. 28 августа Гай Харкорт-Вернон писал: «Движемся теперь куда медленнее, но какое-то расстояние все же покрываем» {525} . На привалах делали проволочное заграждение, срезая проволоку с фермерских оград, и копали картошку на полях, злорадствуя втайне по поводу этого узаконенного воровства. Как ни удивительно, 29 августа гренадеры пожертвовали целых два часа на традиционное построение, связанное с выплатой денежного содержания.
525
IWM 07 / 63 / 1 Harcourt-Vernon MS