Первая мировая. Убийство, развязавшее войну

Казалось, что эрцгерцога ждало впереди долгое будущее, в котором он выступал и в роли императора, способного кардинально изменить Австро-Венгрию. Прошедшие годы превратили его худощавую фигуру в полного человека с бочкообразной грудью, но не дряблого. У него по-прежнему случались приступы плохого состояния здоровья; кашель доставлял ему бесконечные заботы, туберкулез вернулся. Заметив однажды маленький очаг болезни на своем языке, он сразу позвонил Айзенменгеру, который заверил его, что нет ничего страшного и это просто опухоль. Через двадцать четыре часа Франц Фердинанд был в панике. «При моем мнительном состоянии, — писал он доктору, — мне вдруг пришло в голову, что возможно, это все-таки рак! Я не могу избавиться от этой мысли. Пожалуйста, напишите мне пару строк, но не скрывайте от меня ничего, если у вас возникнут какие-либо подозрения. Я жду вашего немедленного ответа».

София тоже изменилась с прошедшими годами. В сорок пять лет ее фигура стала полнее, а волосы ее элегантной прически были подкрашены, скрывая приближающуюся седину. Четыре беременности и жизнь, в которой она видела страдания ее мужа, постоянная невозмутимость, с которой она переносила оскорбления, не прошли бесследно для ее здоровья. Она пила красное вино для устранения дефицита железа, таблетки от мигрени, транквилизаторы и слабительное. Не страдала ли София, как предполагали некоторые, от целого ряда психосоматических расстройств, вызванных жизнью с ее непростым мужем? Учитывая лечение, которое она проходила, у ней было достаточно поводов для тревог и переживаний. А кто в ее положении мог бы жить без забот? Хотя она всегда совершенно невозмутимо принимала свое положение при дворе Габсбургов, ей приходилось показывать завидную выдержку, чтобы не реагировать на все эти оскорбления, чтобы они меньше ранили ее мужа. Несомненно, что порой таблетки от мигрени и транквилизаторы смягчали этот постоянный прессинг, но ее правнучка принцесса Анита считает, что основной прием этих лекарств приходился на период, последовавший после трудных беременностей и менопаузы. Она отмечает, что все факты говорят о том, что София была «спокойным человеком, не склонным к истерикам и вспышкам характера».

Ее единственной серьезной проблемой здоровья было сердце. Родители Софии страдали от болезни сердца, и она также была подвержена слишком частому сердцебиению и одышке. Для лечения этих симптомов врачи прописали ей принимать капли мышьяка; было бы нелогичным предположить, что в периоды обострения этой болезни она принимала еще и транквилизаторы. Серьезный рецидив болезни случился весной 1914 г., когда она провела несколько недель прикованной к кровати. К счастью, все закончилось благополучно, и кайзер Вильгельм II послал Францу Фердинанду телеграмму, в которой выразил «самые сердечные приветствия и наилучшие пожелания скорейшего выздоровления».

Маленькая София, Макс и Эрнст тоже стали старше. «Я могу лишь сказать, что в них отражается все самое лучшее, что есть в нас, — писал эрцгерцог Брошу в предыдущий год. — Слава Богу, у нас все хорошо, и наши дети растут и расцветают. В этом году Макс начнет ходить в гимназию». Они были красивой семьей, и в обществе был большой интерес к их частной жизни. Несмотря на их морганатический статус, в один прекрасный день София и трое ее детей должны были стать если и не членами императорской фамилии, то членами семьи императора. Магазины в Вене продавали открытки с изображениями супругов и их детей, а журналы и газеты приводили описания их счастливой семейной жизни. Эрцгерцогу было так же трудно это принять, как и злобные сплетни против Софии. Он считал свою семейную жизнь сугубо личным делом, и его возмущали нежелательные вторжения в частную сферу. Франц Фердинанд пришел в ярость, когда один из репортеров стал свидетелем момента, когда он катал на плечах своего сына, считая, что такие сцены должны оставаться сугубо интимными. Когда в одной из публикаций рассказывалось, как «Пинки» приносила газеты своему отцу за завтраком, Франц Фердинанд отклонил эту публикацию, назвав ее слишком «слащавой».

Скрытые от глаз общественности, дети, как и их отец, были загадкой для большинства австрийцев. В 1908 г. на праздновании шестидесятилетия восшествия на престол Франца Иосифа произошло одно из их редких появлений на публике. Детей пригласили выступить в праздничной программе вместе с другими потомками Императорского дома. Даже на этом мероприятии их морганатический статус был специально выделен: они были среди последних выступающих, следуя за молодыми членами императорской фамилии, а их официальное представление оскорбительно не включало их титул «Светлость», так, словно бы они были простыми мисс и мастерами Гогенберг.

Иногда неприятные инциденты создавали угрозу той уединенной безопасности, в которой Франц Фердинанд и София сохраняли своих детей. Однажды София взяла с собой детей, чтобы посмотреть военные маневры, которые устраивал их отец в Богемии. Вскоре распространился слух, что герцогиня приказала солдатам повторить залп, чтобы София, Макс и Эрнст смогли лучше его рассмотреть. Это был нонсенс, но шестнадцать членов императорского парламента подписали петицию, в которой обвиняли Софию и ее детей в срыве армейской операции. В таких обстоятельствах было проще жить в тени, вдали от сплетен, и пресекать любые нападки, реальные или воображаемые, которые могли быть направлены против Софии и детей, даже если это означало необходимость временами вывозить невинных детей на какое-нибудь официальное мероприятие, которое могло обернуться спровоцированным скандалом.

«Мы никогда не спрашивали родителей об их проблемах, — вспоминала Маленькая София, — и я не могу вспомнить случая, чтобы они когда-либо обсуждали их с нами. Такие проблемы просто замалчивались, так, словно бы их и не существовало. Но конечно, мы знали о том, что они есть, и всегда нервничали, когда нас везли ко Двору, потому что чувствовали, что там нас относят к особой категории. Даже на детских праздниках нам отводили очень странное место. Дома никаких противоречий не было, но мы замечали многие возникающие моменты, даже если о них не говорилось открыто». До 1912 г. они фактически не встречались с императором, только если случайно. В этот год в Бельведере проходили ремонтные работы, и семья временно переселилась в анфиладу комнат во дворце Хофбург. Однажды эрцгерцог должен был проверить охрану во внутреннем дворе замка, и дети в ожидании этой сцены столпились у окон в коридоре. Внезапно раздались шаги, и они увидели пожилого императора, входящего в коридор; в ужасе дети скрылись в своих комнатах. Но позднее, в этот же день, после двенадцати лет своего брака, Франц Фердинанд осмелился обратиться к императору с вопросом, может ли он представить ему своих детей. Франц Иосиф на удивление легко согласился. Когда три маленькие, сильно смущающиеся и кланяющиеся фигуры предстали перед ним, Франц Иосиф взглянул на них и сухо спросил: «Я думаю, что мы виделись сегодня утром, не так ли?» Это был первый и единственный раз, дети никогда больше не встречались с императором при жизни своих родителей.

1913 г. принес новые сложности в положение Софии. Когда в мае единственная дочь кайзера Вильгельма II выходила замуж, Франц Фердинанд и София не присутствовали при этом событии. Эрцгерцог не мог понять, почему он не получил приглашения: конечно, были некоторые сложности с соблюдением этикета, но ему казалось, что они вполне решаемы. Только позднее он узнал правду: когда кайзер обратился в императорский двор в Вене с сообщением, что хочет пригласить пару, Франц Иосиф попросил его отозвать это приглашение. По-видимому, у него все еще сохранялись опасения, что супруги могут произвести слишком благоприятное впечатление на собравшихся на церемонию бракосочетания королевских гостей. Чтобы искупить это непреднамеренное оскорбление, Вильгельм посетил в октябре Конопишт. Он был окружен заботой и очарованием семьи эрцгерцога, охотился с Францем Фердинандом днем и наслаждался обществом Софии по вечерам.

Правда, этот год принес и еще один зарубежный триумф. После их посещения в 1912 г. Великобритании герцог Портленд рассказал королю Георгу V, что он пригласил Франца Фердинанда и Софию следующей осенью поохотиться в Уэльбек-Эбби. Услышав это, король выказал свое желание присоединиться к ним. Пара еще отдыхала в Бельгии, когда пришло соответствующее приглашение. Эрцгерцог «с величайшей радостью» и восторгом принял «милостивое и дружелюбное приглашение» и попросил австрийского посла в Англии передать королю его благодарность «в самых теплых словах», как и «исключительную радость», с которой встретила София это послание.

Это был частный визит, без помпы и церемоний официальной поездки, Софии к королевскому двору в 1912 г., но с более близкими взаимоотношениями. Эрцгерцог считал, что это даже к лучшему, говоря:

«Такая форма приглашения в прекрасную Англию и такая встреча с королем и королевой — лучшее, что можно только было желать. Мы сможем провести больше gem"utlich часов (нем. приятного времени. — Прим. пер.) вместе и узнать и увидеть больше, чем на официальных мероприятиях… Они (обеды, тосты, приемы, театры и др. заставляют чувствовать себя больным и хотеть поскорее умереть) вселяют в меня ужас, и я соглашаюсь на них только тогда, когда этого требует мой долг. Неофициальные визиты гораздо более полезны в плане установления отношений между правителями и князьями, чем эти страшные официальные визиты с их программой, разрушительной для нервов и здоровья. Король сделал именно то, что нужно, за что я ему особенно благодарен».

Франц Фердинанд и София прибыли в Лондон в субботу 15 ноября вместе с племянницей герцогини, графиней Элизабет Байллет-Латур в качестве фрейлины. Они остановились в гостинице «Ритц», на входе их приветствовала толпа любопытствующих горожан. Следующий день выдался очень насыщенным: пара совершала покупки на Бонд-стрит, осматривала Собрание Уоллеса и по приглашению королевы Александры и ее дочери принцессы Виктории посетила Мальборо-Хаус. Посол граф Альберт фон Менсдорф дал в их честь в посольстве торжественный ужин. Приглашенные гости, среди которых был и великий князь Владимир, стали свидетелями, как Франц Фердинанд и София радостно танцевали на устроенном балу.