Первая мировая. Убийство, развязавшее войну

Промонархические и антигитлеровские симпатии братьев не остались незамеченными в Берлине. Они оба открыто выступали против Германии и ее политики; когда плакаты Гитлера появились на стенах Вены, Эрнст в ярости сбрасывал их вниз. Гогенберги стали считаться врагами нацистского режима; Эрнст получал многочисленные угрозы расправы. Опасаясь того, что это действительно может случиться, весной 1938 г. они тайно отправили свои семьи из Вены, а сами инкогнито остановились в гостинице «Империал». Они обратились через капитана Вуда в британское посольство с просьбой о предоставлении им политического убежища. Британский посол Майкл Паларет менее чем с пониманием отнеся к этой просьбе, утверждая, что нацисты цивилизованные люди и не причинят вреда Гогенбергам. Он с неохотой все же предоставил Эрнсту, его жене и их сыну временное убежище в посольстве, но они пробыли там всего два дня, прежде чем снова оказались предоставленными самим себе, без всякой защиты.

12 марта 1938 г., когда они еще находились в своем временном убежище, немецкие войска с триумфом вступили в Австрию и Берлин объявил аннексию, Австрия стала частью немецкого рейха. Макс с Эрнстом пытались укрыться на территории отеля «Империал», но с приходом нацистов в город управляющий отелем попросил их немедленно уйти. Затем они пытались найти убежище на квартире капитана Вуда, стараясь скрыться под вымышленными именами. Но спустя всего четыре дня настойчивый стук в дверь прервал семейный ужин. Это было гестапо с ордером на арест Эрнста. Его антинацистская деятельность сделала его врагом государства, но его также ложно обвиняли и в смерти четырех шахтеров, работавших в окрестностях Айзенэрца, которые погибли по собственной неосторожности. На самом деле шахтеры не были его рабочими, но нацисты считали, что и самого обвинения будет достаточно для представления Эрнста преступником. Его арест в ту ночь поверг в состояние шока всю семью. Несколько дней спустя один друг Макса предупредил его, что гестапо придет и за ним, так как он выступал за возвращение Габсбургов на трон. Если бы Макс сбежал, его брата могли убить, и 18 марта он сам сдался немецким оккупационным властям. Два брата снова встретились уже в тюремной камере и подверглись жестоким допросам. Им не приходилось рассчитывать на суд, так как они считались врагами Третьего рейха. В ночь с 25 на 26 марта их вывели из тюремной камеры и затолкали в грузовик, который помчал их в неизвестном направлении по ночным улицам Вены.

Их привезли в концентрационный лагерь Дахау, расположенный в окрестностях Мюнхена. Максу было уже тридцать шесть лет, а Эрнсту почти тридцать четыре. Когда они попали в ад Дахау, они оба были высокого роста, с усами, и сложенные, как и их отец. Они всегда отказывались вспоминать о пережитом в концлагере кошмаре, даже со своими ближайшими родственниками. Но их молчание не могло скрыть тех травмирующих переживаний, что довелось им вынести.

После того как они прошли через Jourhaus Tor с их печально известным девизом «Arbeit Macht Frei» (нем. «Труд делает свободным». — Прим. пер.), Макса и Эрнста сфотографировали, забрали их немногочисленные пожитки и заставили молча стоять, пока их волосы грубо состригались. Затем их загнали голыми в общую душевую, а на выходе одели в полосатые робы. На тюремной одежде Макса был пришит зеленый треугольник, что означало, что он политический заключенный, Эрнст не носил никаких знаков отличия, что означало, что он обычный преступник. Гитлер лично распорядился о том, чтобы «Гогенбергские мальчики» не получали никаких поблажек. Он отправил рейхмаршала Германа Геринга к начальнику лагеря оберфюреру СС Гансу Лорицу с поручением передать его распоряжение, чтобы обоим братьям оказывалось «специальное внимание» в особо «жестких условиях».

Каждое утро в половине шестого Макс и Эрнст вместе с другими заключенными выходили из бараков и шли на Appellplatz, где СС под прицелом пулеметов проводили перекличку и разбивали их на группы. Лагерь ограждали высокие стены с колючей проволокой под электрическим током. Солдаты конвоировали заключенных на различные работы. Макс и Эрнст работали в главном здании лагеря, всегда находясь под пристальным наблюдением. В соответствии с инструкциями Гитлера они должны были заниматься самыми унизительными и тяжелыми работами. Им доставалась уборка отхожих мест. Макса и Эрнста, запряженных, как волов, в деревянные телеги, с оскорблениями и ударами гоняли от барака к бараку. Они были вынуждены черпаками вычищать огромные зловонные выгребные ямы; пока они работали, эсэсовцы всячески издевались над ними, называя братьев «императорскими Высочествами», бросали в ямы камни, так что брызги летели на братьев. Им постоянно перепадали удары руками и ногами, на которые они не смели ответить. К ночи, когда их пустые желудки сводило от скудных пайков, вместе с другими заключенными они возвращались в свои бараки и дрожали до утра от холода на нарах, которые заменяли им кровати.

Истощение, недоедание и болезни косили ряды заключенных. Те, кто не пал жертвой суровых условий содержания, постоянно пребывали в страхе перед пытками и казнью. Избиения, марш-броски, жуткие расстрелы и повешения постоянно отмечали дни узников. Но Макс и Эрнст сохраняли спокойствие и выдержку на протяжении всех своих злоключений. Перенесенные до прибытия в Дахау трагедии и неопределенность лишь укрепили их непоколебимую религиозную веру. Один заключенный рассказывал, что их «непоколебимость и неустрашимость являлись вдохновляющим примером для всех остальных. Даже в своей грязной и оборванной тюремной одежде они оставались настоящими джентльменами и благородными людьми. Во время кратких минут отдыха они лежали вместе с нами в пыли и делились кусочками сахара, которые им удалось где-то раздобыть. Среди всех узников лагеря не было ни одного человека, который не относился бы к Гогенбергам с большим уважением; они являли собой пример для новоприбывших, как не сломаться и выжить».

Макс и Эрнст спасли жизни многих заключенных. Однажды Макс увидел, как эсэсовец гнался за заключенным цыганом; Макс спрятал бежавшего в песочнице, пока его не перестали искать. Среди тех, кого они поддержали и спасли, был и Леопольд Фигль, который впоследствии стал канцлером Австрии. Фигль, вспоминая свою первую встречу с братьями, рассказывал, что, когда он прибыл в Дахау, он увидел их стоящими на лютом морозе и издевающихся над ними эсэсовцев. Братья делились со своими товарищами по несчастью всем тем немногим, что у них было, сигаретами и скудной едой, зарабатывая их неизменное уважение. Дрожащие от холода в своих жалких лохмотьях, истощенные, эти двое сыновей бывшего наследника австрийского престола поражали всех своими «невидимым благородством» и «спокойным достоинством», даже когда они «переживали самые страшные унижения». Как рассказывал Фигль, заключенные «пошли бы ради них в огонь и воду».

Зная о судьбе братьев, европейские аристократы и члены королевских семей неоднократно пытались добиться их освобождения. Среди них были папа Пий XII, король Швеции, принц Феликс Люксембургский и королева Мария; их просьбы и обращения из британского дипломатического ведомства привлекли внимание Берлина и, возможно, способствовали смягчению условий их содержания. Но основная заслуга в их освобождении, несомненно, принадлежала жене Макса Елизавете. Она использовала все свое влияние как члена старой аристократии Германии и пошла к Герингу, умоляя за своего мужа. Геринг уступил не сразу, настаивая на том, что братья находились в заключении вполне заслуженно, за совершенные ими преступления против германского рейха. Но рейхмаршал был и большим снобом, имевшим слабость к титулам и королевскому расположению; игнорируя приказ Гитлера, он тайно согласился предоставить Максу условно-досрочное освобождение.

24 сентября 1938 г. охранники Дахау, ничего не объясняя, вывели Макса из лагеря и посадили на поезд, следовавший в Вену. Макс, уверенный в том, что его везли к неизбежным пыткам и расстрелу, с недоверием слушал чиновников, сообщавших ему о его освобождении. Ему было запрещено каким-либо образом участвовать в движении за восстановление монархии и вести антинацистскую деятельность, он также был обязан каждый день приходить в гестапо — только на таких условиях ему было разрешено вернуться домой. Потрясенный Макс пришел на свою старую квартиру в Вене, но обнаружил ее пустой. Он пребывал в полном отчаянии, у него не было денег, чтобы вернуться в Артштеттен. В конце концов привратник одолжил ему денег на билет, и Макс сел на поезд, который понес его за шестьдесят миль, в его замок в долине Дуная.

Было полное счастья и слез воссоединение с семьей, пока кто-то не задал вопроса: «А что с Эрнстом?» Макс мог сообщить только то, что, когда он покидал лагерь, Эрнст был еще жив. Только позднее семья узнала о том, что в сентябре 1939 г., всего через несколько дней после начала Второй мировой войны, Эрнста посадили на поезд и отправили в Флоссенбюрг, другой концентрационной лагерь, располагавшийся недалеко от чехословацкой границы с Баварией. Эрнст оказался в трудном положении. В отличие от Макса он считался не политическим узником, а преступником, для которых у нацистов полагалось особенно суровое наказание. Его женитьба на дочери английского офицера заставляла подозревать в нем потенциального предателя и шпиона. Времена Дахау были отмечены унижениями и ужасной неопределенностью; Флоссенбюрг был совершенно другим миром, мрачным местом, с голодом и принудительным трудом в огромных гранитных каменоломнях. Суровые погодные условия и болезни также собирали свою ужасную дань с заключенных: температура в деревянных бараках была ниже нуля, пневмония, дизентерия и брюшной тиф свирепствовали в лагере. Эрнст, уже сильно ослабленный семнадцатью месяцами в Дахау, еле пережил эту зиму.

Дахау и Флоссенбюрг не смогли сломать Эрнста: 23 марта 1940 г. нацисты отправили его в Заксенхаузен, концентрационный лагерь в тридцати милях к северу от Берлина. По сравнению с предыдущими местами здесь были более щадящие условия пребывания; несомненно, что это решение стало следствием непрекращающегося международного давления. Но нацисты отказывались его освободить. У них он проходил как узник № 17 739 и был направлен в пятый блок. Эрнст занимался принудительными работами на постройке бассейна и получал минимальный ежедневный рацион, достаточный только для того, чтобы можно было работать. Раз в месяц власти лагеря разрешали ему послать открытку семье: открытка не содержала никакого сообщения, на ней был только личный номер, что было знаком, что он еще жив.

Эти открытки были единственным, что семья Эрнста знала о нем. Нацисты захватили Радмер, и Мария-Тереза забрала сына Эрнста Франца с собой в Чехословакию, где они стали жить вместе с Софией после начала войны. 15 августа 1941 г. нацисты изъяли все имущество и собственность Гогенбергов как имущество «людей, враждебных государству». Были реквизированы Лёллинг, апартаменты в Вене, дворец на венской Reisnerstrasse, банковские счета, ювелирные изделия и произведения искусства. Гитлер также взял кое-что из коллекции Эсте в Конопиште. Гестапо лишило Макса и Артштеттена, хотя они не стали выгонять слуг и их семьи, даже тех, кто уже был на пенсии, в том числе верного Яначека. Им оставили несколько комнат, в которых они могли жить, находясь всегда под пристальным надзором фашистских соглядатаев. Они также не могли покидать замок без разрешения гестапо.