Первая мировая
Шрифт:
Вильгельм Второй принял начальника германского генштаба после получения от русского посла ультиматума о немедленно выводе войск из Франции, в ином случае Россия готова объявить войну Германии и ее союзникам.
— Ну и что будем делать? — кайзер растеряно мерил шагами свой кабинет.
— Ваше Величество! Предлагаю австрийские дивизии второго эшелона развернуть навстречу русским, только что сформированный нами новый пехотный корпус и два полка артиллерии, которые уже находятся в эшелонах, мы также отправим на восток. Мы не будем ждать окончания мобилизации в России, а ударим сейчас, пока русские не готовы нашему внезапному удару. Удар предлагаю нанести по Польше. Поляки поголовно мечтают отколоться от России и обязательно ударят русским в спину, у них это еще со времен Наполеона
— Нам разве хватит этих сил для выхода на оперативный простор? Я конечно вас понимаю, фельдмаршал, вы хотите пройтись по русским тылам, уничтожая их штабы и захватывая военные склады. Вот только вы рискуете, растянув свои коммуникации, оторваться от своих тылов и без снабжения останетесь без боеприпасов.
— Ваше Величество! Генеральный штаб считает, что мы, захватив подвижной состав русских, сможем его использовать для переброски всего необходимого.
— Ну что же! Если мой кузен настолько отупел, чтобы вместо спокойного мира ввязаться в кровопролитную войну, то пусть он и отвечает за гибель своих подданных.
На конспиративной квартире коммунистической партии срочно собрался Центральный Комитет в полном составе. Инициатором был Владислав Ленин — Товарищи! Царь решил ввязаться в войну за чужие интересы, решив наплевать на интересы своей страны. Мы должны выступить с разъяснениями пагубности такого решения, но ни в коей мере мы не должны не вставлять палки в колеса нашей военной машины. Нам нужно сделать все, чтобы немцы умылись кровью, навсегда отбить у них охоту ходить к нам за добычей. А вот после окончания войны готовьтесь сместить неразумного царя с престола. Пришла пора менять власть в нашей огромной стране. Мы и так дали Николашке слишком много времени на принятие правильного решения. Да вот беда — Не хочет помазанник управлять государством во благо своего народа. Решил вот в полководца поиграться, оставив в истории след Великого победителя, не понимая при этом ни в военном деле, ни в политике, ни в экономике!
Ульянов аж подскочил со своего стула — Ну наконец-то! Я уже начал сомневаться в вас, товарищ Ленин! Некоторые товарищи тоже выражали вам недоверие, считая вас агентом царской охранки, чья задача не допустить выступления нашей партии против царской власти. Я рад, что мы ошибались!
Кропоткин удивился — Владимир Ильич! Вот уж не думал, что такой человек как вы может не доверять товарищу Лису, и ты извини, Владислав, что по старой твоей кличке к тебе обращаюсь. Что будем делать с царской семьей?
После начала Войны в обществе усилились антигерманские настроения, Санкт-Петербург решили переименовать в Петроград. Николай Второй, подписавший этот манифест, выслушивал насмешки по этому поводу даже от своей матери. «Скоро Петергоф назовут "Петрушкин двор», — опасалась вдовствующая императрица Мария Федоровна. Тем не менее, антигерманские настроения в обществе набирали обороты, и дальнейшие инициативы по искоренению всего немецкого переходили даже на бытовой уровень. Появлялись, например, предложения заменить в обиходе немецкое слово «бутерброд» на английское «сэндвич» (поскольку Великобритания стала союзницей России по Антанте). Первая мировая война была уникальна для российского общества тем, что ее приближение не столько пугало, сколько вызывало энтузиазм, который весьма активно поддерживался и подогревался официальной пропагандой. Заголовки петербургских газет тех дней — «В преддверии войны», «В ожидании войны». Следует сказать, что далеко не все общество поддерживало эту позицию.
«Почему вообще война, всякая, — зло, а только эта одна — благо? — удивлялась в своем дневнике писательница Зинаида Гиппиус. — Никто не знает. Я верю, что многие так чувствуют». Война с Германией вызвала сильнейший всплеск антинемецких настроений — неприятие вызывало все, что было связано с этой страной, включая немецкую культуру, искусство, бизнес. Петербургские и московские театры изымали из репертуара пьесы немецких авторов — Шиллера и Гете; дирекция Императорских театров поставила вопрос о закрытии вагнеровского
абонемента в оперных театрах. Исполнение немецкой музыки стало считаться непатриотичным поступком. Даже то, что Россия со времен Петра Великого заимствовала у немцев, и то, что стало восприниматься практически русским — например, названия профессий, должностей, учреждений, предметов быта, становилось объектом критики и гонений. По Москве и Петрограду прокатилась волна антинемецких погромов. Исчезали венские булочные и немецкие колбасные. Патриоты громили немецкие лавки и мастерские. Подчас доставалось и евреям, чьи фамилии по звучанию напоминали немецкие, поэтому на некоторых торговых точках даже появлялись объявления: «Это не немецкая, а еврейская лавка».В первые дни войны столичные газеты сообщали о массовом возвращении отдыхающих с курортов Австрии и Германии: «Поезда, прибывающие из-за границы, в особенности из австрийских курортов Франценбад, Карлсбад и др., переполнены пассажирами, главным образом, русскими, спешащими покинуть пределы Австрии. Многие лица, собравшиеся в отъезд за границу для лечения, возвращают обратно железнодорожные билеты». Под влиянием антинемецких настроений сотни немцев покидали обе столицы, другие старались приспосабливаться к новым условиям, например, меняя немецкие фамилии на русские.
Министр внутренних дел Андрей Строев обратился в Государственную Думу с просьбой «помочь прекратить травлю всех лиц, носящих немецкую фамилию», поскольку «За последние двести с лишним лет многие семейства, носящие немецкие фамилии, сделались совершенно русскими, многие из них жили и живут совершенно общей жизнью с нами, многие, имена их известны и в русской науке как имена совершенно русские, и верность многих из них России вне всякого сомнения».
Глава 14
Командир бригады спецназа, прикрывавшей польско — германскую границу, к прорыву немцев был готов. Все бойцы укрылись в глубине лесного массива, разведчики, наблюдавшие продвижение немецких колонн в сторону Варшавы, дождались прохода основной массы немецкого корпуса и доложили об этом командиру разведроты, а тот поспешил в штабную землянку, поставив об этом в известность командира бригады Козлевича.
Через час бригада, отправив вперед конную разведку, двумя колоннами двинулась к границе. Все бойцы были на велосипедах, обоз состоял из полевых кухонь на конной тяге и пятидесяти тачанок с спаренными пулеметами «Максим». По пути в ряды бригады влились несколько десятков пограничников, которые после неравного боя на заставах отошли в леса, решив партизанить в тылу у немцев. Усталых и голодных погранцов накормили и определили на сутки в обоз.
Границу перешли спокойно, несколько раз над ними пролетали самолеты с российской символикой — они зачищали небо от вражеских разведчиков, которые могли и атаковать наши части, сбрасывая железные стрелы Флешетты. В Первую мировую войну немецкие самолёты использовали синхронизатор стрельбы, который совместил скорость вращения винта со скорострельностью пулемета.
На самолёте устанавливался синхронизатор, который блокировал затвор пулемета в момент прохождения винта перед стволом. Делая оборот, винт перекрывал собой ствол, и в этот момент пулемет не стрелял. Винт дальше шёл вращаться, и производился выстрел. Благодаря этому техническому решению немцы были уверены в превосходстве Флешетты. Однако русские преподнесли сюрпризы — их самолеты были хорошо вооружены и летая со скоростью более четырехсот пятидесяти километров они как стоячих расстреливали немцев и из любого воздушного боя всегда выходили победителями.
Перед вторжением немцы отправили в наши тылы многомоторные бомбардировщики и были озадачены их пропажей. Вторая волна самолетов, которую в этот раз усилили истребителями, так же пропала без вести, ни один самолет не вернулся назад и немцы хотели было остановить наступление, однако генштаб решил взять реванш на суше. Когда же на немецкие укрепленные позиции и города пошли сотни гигантских бомбардировщиков ТБ-3, настолько же нереальных в своем техническом развитии, как и истребители, в немецком генштабе запаниковали. А налеты на Берлин и уничтожение всех его промышленных районов и одновременный налет на судостроительные верфи на Балтике привели к бешенству кайзера, который от гнева перебил все свои столовые приборы из саксонского фарфора.