Первая просека

«А не сбежать ли в родные места, пока еще не поздно? — подумал Захар. — Вот сейчас встать тихонько, взять ружье да самое необходимое и уйти по берегу на Хабаровск?.. Или столкнуть какую-нибудь лодку и спуститься в ней по течению Амура, подальше от стройки, до какого-нибудь села и там сесть на пароход. А потом? Потом добраться до станицы и больше никогда не отрываться от родного гнезда. Нет, туда нельзя, там легко разыщет милиция. Нужно в Новочеркасск, и сделать так, как советовали друзья: поступить на завод, окончить вечерний рабфак и — в институт!»

Утром Захар встал с твердым решением потребовать врачебного осмотра трупа Варяга. Но Ставорский до конца дня не вызывал его к себе в кабинет, чтобы оформлять дело. Когда Захар сам пошел к нему, Ставорский отмахнулся:

— Потом, потом, не до тебя сейчас… Вызову, когда будет нужно!

Тон, которым были сказаны эти слова, заронил в душу Захара сомнение. А может, Ставорский и его, Захара, решил только припугнуть, как пугал конюха Пригницына?

ГЛАВА ДВЕНАЦАТАЯ

Обитатели бормотовского ледника собирались обычно лишь с наступлением сумерек — никому не хотелось сидеть в сырости, когда на дворе лето. Лед осел почти на целый метр, и, возвращаясь с работы, каждый приносил охапку свежей травы, чтобы «нарастить» пол. Но это почти не помогало — пол ледника понемногу уходил вниз.

В тот вечер Захар пришел с охапкой травы пораньше и застал на порожке ледника Аниканова. Андрей что-то писал, слюнявя во рту кончик карандаша.

— К выступлению, понимаешь, готовлюсь, — сообщил он Захару. — Завтра первая комсомольская конференция. Ты придешь?

— Меня никто не приглашал.

— Почему? Ведь ты единственный комсомолец в конном парке! Хочешь, я скажу о тебе Панкратову? У меня, брат, с ним наладились отношения. Я ходил к нему поговорить насчет того, что везут на стройку всякий хлам, а инструменты не завозятся. Панкратов повел меня в партком, к Бутину, Иван Сергеевич велел, понимаешь, обязательно выступить на конференции. Ну и задам я кое-кому! — самодовольно улыбнулся Аниканов, мечтательно глядя в вечернюю синь, застывшую над спокойным простором Амура. — А о тебе скажу Панкратову, чтобы пригласили. Хочешь?

На следующее утро Захара позвал к себе в кабинет Ставорский.

— Сейчас звонили из управления, — сказал он, не глядя на Жернакова, — велели нам с тобой быть на конференции. В десять утра начнется, в столовой.

— А как с Варягом, Харитон Иванович? — спросил Захар.

— Потом, потом, — пробубнил Ставорский, занятый бумагами.

Был выходной день. К столовой стали стекаться строители. Они шли бригадными колоннами, неся впереди красные знамена. Было жарко, солнечно, безветренно, и все оделись по-летнему — в майки, обулись в начищенные, хотя изрядно побитые туфли или сандалии. Причесанные, побритые, ребята выглядели посвежевшими, по-праздничному оживленными.

Захар не сразу обратил внимание, что из-за угла столовой вышла новая колонна, над которой колыхалось небольшое красное полотнище: «Бригада сплавщиков рапортует: задание выполнено, весь лес на реке Силинке сплавлен!» Впереди этой колонны шли Алексей Самородов, Каргополов, Иванка-звеньевой, Гурилев — все сияющие, возбужденные. Пока Захар протискивался к ним, колонна уже рассыпалась.

— Каргополов! — крикнул Захар, чтобы не потерять его из виду.

— О, Захар! Здорово!

Каргополов обнял Захара своими длинными ручищами.

— Ну, как ты тут, живой? А мы, брат, видишь, на полмесяца раньше ахнули план, вот! Ни одного бревна не оставили на берегу, будем рапортовать конференции. Ну, а как у тебя дела?

— Похвастаться нечем, Иван. Все у меня идет не так, как у людей. Брожу как неприкаянный. Все с бригадами, каждый что-то сделал, а я один… А тут еще несчастье: съездил верхом на лесозавод, а когда вернулся — конь издох.

— Что, загнал?

— Да нет вроде бы… Наверное, он чего-нибудь съел.

— Это плохо. Зря ты, должно быть, оторвался от нас. Такая, брат, дружная бригада сколотилась!..

Но поговорить им не дали: послышался зычный голос, приглашающий заходить в столовую, и у дверей началась давка. Кое-как пробившись в помещение, друзья уселись у окна. Было страшно тесно. Каргополов обнял Захара за плечи и неистово зашептал в ухо:

— Слушай, я тут девушку одну видел — ох, брат! Как бы с ней познакомиться?

Захар изумленно посмотрел ему в лицо: никогда еще Иван не сиял так радостно, как сейчас.

— Был у меня единственный друг, и того, кажется, скоро потеряю… — грустно улыбнулся Захар.

— Что ты! — Каргополов прижал его к себе.

— А где она? Что за краля такая покорила тебя?

Каргополов вытянул загорелую вверху и белую под воротником шею, долго вертел головой, потом шепнул:

— Вот она, вон-вон… Видишь, у прохода две девушки, так та, что правее.

— Да это же Леля Касимова! Наша, новочеркасская. Хорошая девушка, Иван…

— Да что ты? Вот я и смотрю, где я ее видел? Значит, в одном эшелоне ехали. Слушай, Захар, познакомь меня с ней, а?

— Это дело нетрудное. Только она, знаешь… — Захар умолк на полуслове.

— Что? — нетерпеливо спросил Каргополов.

— Да либо у нее парень в Новочеркасске остался, либо нет у Лели ничего такого, знаешь, чтобы ее тянуло к ребятам… Холодная она, ничего девичьего в ней нет…

— Да? Значит, я правильно ее понял. — Каргополов сказал это самым тихим шепотом, так как за столом президиума уже появились люди. — А я, откровенно говоря, не люблю вертихвосток, будь они хоть раскрасавицы…

— Товарищи!.. — Панкратов, не по годам полный молодой человек, картинно оперся на край стола, накрытого красным. — Товарищи! — повторил он, дожидаясь, пока установится тишина. — Все, кто избран на первую комсомольскую конференцию Дальпромстроя, и все лучшие бригады, а также отдельные товарищи, которые были приглашены, уже собрались. Есть предложение открыть первую в истории Дальпромстроя комсомольскую конференцию. Возражений нет? Ну, тогда считаю конференцию открытой. Слово для предложения о составе президиума имеет товарищ Шапиро.