Первая вокруг света

На яхте был еще один ребенок — семилетний сын второй мамы Кэрол. Две молодые английские семьи купили пустой корпус, превратили его в прекрасную океанскую яхту и отправились на Фиджи. Там их уже ожидал муж Кэрол. Они плыли медленно, детям прибавилось по году, а на Барбадосе появился новый товарищ для игр. Яхтой управляли мужчина и одна из мам, вторая занималась детьми. Кроме того, Кэрол следила за здоровьем всего экипажа, так как была медсестрой. Но на это почти не тратила времени: дети вообще не болели. Потом я встретила их на Фиджи. Малыш уже стоял на ногах и выглядел великолепно. Интересно, а у нас десятинедельному бутузу дали бы права яхтсмена?

В Кристобаль подтягивались последние в этом сезоне любители тихоокеанского плавания. Австралийский «Йеллоу Перил» закончил кругосветный рейс — четверо здоровенных парней заполнили весь клуб смехом и криками. Появился «Рэд Брумер» с экзотическим, красно-черным, флагом. Только по порту приписки на корме мы поняли, что яхта из Порт-Морсби и возвращалась в Новую Гвинею также после кругосветного плавания. Экипаж — недавно овдовевший владелец яхты с дочерью и сыном. Они возвращались через Красное и Средиземное моря: отец хотел показать детям колыбель цивилизации человечества, полагая также, что плавание будет для них хорошей жизненной школой.

Наступило 4 июля — День независимости США, совпавший с 200-летним юбилеем. Хотя главное торжество должно было состояться в Нью-Йорке, местные американцы тоже лопались от гордости. Я пыталась внушить им, что некоторые европейские страны, в том числе Польша, отпраздновали уже тысячу и более лет, однако без такого шума. Американцы не отрицали этого, но, кажется, не очень и верили: история Европы, как и география, не относилась к их увлечениям. Некоторые джентльмены очень удивлялись, что Польша расположена не на Черном море.

Праздновали тоже очень своеобразно. Весь праздник состоял… в еде. Все женщины приготовили что-нибудь дома и принесли в клуб. В празднике участвовали только члены клуба с семьями и гости с яхт — нас всех вежливо пригласили. Еду расставили на столах, клуб закупил бумажные тарелки и стаканчики. Украшения тоже были спартанские и экономные — лишь флаги на здании клуба и яхтах. По сигналу, без какой-либо вступительной речи, все набросились на еду, благо даром. В перерывах между едой была художественная часть: все собравшиеся независимо от возраста и положения играли в пятнашки и прятки. Все было очень пристойно, порой скучно. Вечером все общество отправилось на машинах за город посмотреть фейерверк. Сюда прибыл чуть ли не весь Кристобаль, включая младенцев.

Вскоре в клуб пришла еще одна яхта — голландская «Сайонара». У экипажа, Яна и Донны, были точно такие же, как у меня, перипетии на подходе к Кристобалю: пять суток они воевали со встречным течением. Лишь на шестой день их взяла на буксир американская яхта, шедшая в порт. Они были очень опытными яхтсменами, однако и с ними течение сыграло злую шутку. Это несколько приободрило меня. Ян два года плавал один по Средиземному морю, Донна на яхте добралась до Греции из Австралии через Индийский океан и Красное море, Вместе они приплыли через Средиземное море и Атлантику до Кристобаля. Мы сообща решили избегать на пути в Австралию течений.

Экипажи европейских яхт очень быстро знакомились и сдружались, очевидно, легче понимали друг друга. А, может, тысячелетия общих судеб связывали больше, чем сотни лет? Возможно также, что нас объединяло все большее расстояние от родных мест…

«Мазурка» была готова к прохождению через Панамский канал. Инспектор компании проверил клюзы, утки, лебедки и швартовы. Похвалил, что швартовные устройства отвечают требованиям Правил на канале. Я приняла похвалу сдержанно. Швартовные устройства были спроектированы и выполнены в соответствии с Правилами канала: «Мазурка» знала, каким путем будет плыть.

Роберт заправлял горючее и готовил большие кранцы из автомобильных шин, утверждая, что в шлюзах пригодятся. Я подыскивала экипаж. По правилам канала он определялся четко: лоцман, рулевой и по человеку у каждого швартова. Всего швартовов было четыре. Лоцмана обеспечивала компания, рулевым могла быть я, остальных требовалось найти. Профессиональные швартовщики мне не подходили — были дороги и работали на больших судах. Наиболее подходящими считались яхтсмены с других яхт. Но желающих хватало: некоторые хотели прокатиться, другие поучиться, прежде чем проходить канал на собственной яхте. Единственный расход для меня — обратные билеты для яхтсменов и кормежка экипажа. Ян сказал, чтобы я не огорчалась — в назначенный день экипаж будет на борту. Поэтому, когда секретарша клуба сообщила, что яхт-клуб в Бальбоа может принять «Мазурку», я была готова в путь.

Материки разделены — мир един

Так, во всяком случае, считают американцы, говоря о Панамском канале…

Хмурым, мокрым и ранним утром я встретилась со своим экипажем на борту «Мазурки». Яхты всегда входят в канал в шесть утра, чтобы вечером пришвартоваться в Бальбоа: ночью «мелочи» тащиться запрещалось. Правда, не запрещался, но всячески не поощрялся такой экипаж, как у меня. В инструкции четко указывалось: «В связи с трудными условиями работы в шлюзах при швартовке экипаж не должны составлять женщины и дети». А у меня именно они и составляли: две француженки — Анни и Франсуаза, похожая на школьницу, австрийка Люси и ее четырнадцатилетний сын Петер. Появился лоцман, представился, я тоже представила ему экипаж. Он ничего не сказал, возможно, привык ничему не удивляться на судне.

— Достигает ли яхта требуемой минимальной скорости в четыре узла? Исправен ли руль?

Я ответила утвердительно — не напрасно же торчала пять недель в Кристобале!

— Можем отчаливать.

Экипаж образцово выполнил маневр отдачи швартовов. Эльжбета помахала рукой с причала. «Мазурка» возвращалась в бухту Лимон.

Перед самым низким шлюзом Гатун — вынужденная остановка на ходу. Вперед — назад, вперед — назад. Лоцман получил по радио указание пропустить большой танкер. На яхте тишина. Вероятно, проклинает судьбу, которая послала ему такой странный объект для проводки. Петер зевает, остальные ежатся от холода. Пошел дождь. Лоцман надел прозрачный комбинезон, выглядит как кандидат в космонавты в панамских джунглях — на подходе к шлюзам они уже начинаются. Вперед — назад, вперед — назад…

— Входим, — произносит лоцман.

Он стоит в кокпите, я — у руля, газа и сцепления, Анни и Петер — возле носовых швартовов, Франсуаза и Люси — возле кормовых. Танкер, уже подтянутый локомотивчиками к выходным воротам, медленно вращает винтом перед носом «Мазурки». На Анни и Петера обрушивается фонтан воды.

— Стоим, так держать!

Так держать — значит вперед—назад, вперед—назад на газе и сцеплении. Закрываются ворота. На палубу летят четыре конца. Натренированный Петером экипаж — не зря он проходил через канал уже одиннадцать раз — молниеносно привязывает их к швартовам. Так же молниеносно концы возвращаются наверх и швартовы привязываются к кнехтам. Остальное зависит от нас, и мы выбираем канаты так быстро, как только можем.

Вода поднимается в шлюзе со скоростью метр в секунду. Мы должны работать швартовами так, чтобы яхта все время оставалась на одном месте в сером хаосе воды. Заканчиваем выбирать. Открываются входные ворота. Танкер переходит в следующий шлюз, «Мазурка» — за ним, словно собачка, ведомая на швартовах. Вытравливаем канаты, чтобы хватило на высокие стены. Ворота закрываются, и вся операция повторяется. В третьем шлюзе Гатун лоцман проникся доверием к нетипичному экипажу, даже пытался помочь Люси выбирать канат лебедкой. После выхода из этого шлюза спросил, как работают газ и сцепление, и сам сел за руль. Я посчитала это сигналом принять на себя обязанности капитана, т. е. приготовить завтрак.