Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Первобытное мышление
Шрифт:

ГЛАВА IV

Тотем и каста

Обмен женщинами и обмен пищей являются способами обеспечить реципрокную пригонку социальных групп либо сделать ее явной. Говоря о процедурах одного и того же типа (беря их в общем виде в качестве Двух аспектов одной процедуры), мы понимаем, что они могут в различных случаях либо быть одновременно присутствующими и сочетающими свое действие (обе в плане реального или одна в плане реального, а другая в символическом плане), либо быть попеременно присутствующими. В последнем случае лишь одна из них несла бы всю функциональную нагрузку или нагрузку символического представительства — при ином обеспечении функции, ибо это может осуществляться и в отсутствие обеих упомянутых процедур: "Если… экзогамия встречается одновременно с тотемизмом у одного народа, это означает, что данный народ пришел к решению усилить уже установленную посредством тотемизма социальную связность, приладив сюда еще и другую

систему, дополняющую первую благодаря фактору физического и социального родства и отличающуюся от нее (без противоположения) элиминацией космического родства. Экзогамия способна играть ту же самую роль в обществах, построенных на иной, чем тотемизм, основе; также и географическое распределение данных институтов совпадает в мире лишь в нескольких местах" (Van Gennep, р. 351–352).

Однако известно, что экзогамия не может отсутствовать полностью, ведь воспроизводство группы происходит неизбежно через женщин. Брачные обмены — единственные обмены, которым всегда соответствует реальное содержание, даже если тот конкретный способ, каким каждое общество их организует либо каким мыслит их механизм, позволяет ввести туда в меняющемся количестве символическое содержание. Другое дело — алиментарные обмены: женщины-аранда действительно рожают детей, а мужчины-аранда довольствуются воображением, что их ритуалы вызывают умножение тотемических видов. Так, в одном случае речь прежде всего идет о способе действий, хотя он описывается посредством конвенциального языка, в свою очередь налагающего ограничения; в другом случае речь идет лишь о способе высказывания.

Как бы то ни было, примеры совмещения особенно привлекли внимание, поскольку повторение одной и той же схемы на двух различных планах придало им большую прочность и они стали выглядеть более простыми. Обстоятельства привели к определению тотемизма главным образом через параллель между пищевыми запретами и правилами экзогамии, а также к тому, что из этой сопряженности обычаев был сделан феномен исключительности. Однако имеются случаи, где связь носит не добавочный (supplementaire), а дополнительный (complementaire) характер — матримониальные и алиментарные обычаи находятся между собой в диалектическом отношении. По-видимому, эта форма принадлежит той же самой группе. Но лишь на уровне группы, а не того или иного произвольно взятого преобразования гуманитарные науки могут встретиться со своим объектом.

В предыдущей главе мы привели свидетельство ботаника о чрезвычайной чистоте типов сортовых семян в земледелии так называемых первобытных народов, а именно у индейцев Гватемалы. И все же известно, что в этом регионе земледельческие обмены внушают поистине ужас: пересаженное в другую почву семя может увлечь за собой дух растения, который исчезнет из своего изначального места. Можно обмениваться женщинами, но следу. ет полностью воздерживаться от обмена семенами. Такая ситуация часто встречается в Меланезии.

Жители острова Добу, на юго-востоке от Новой Гвинеи, разделены на матрилинейные потомства — сусу. Муж и жена, происходящие обязательно из разных сусу, приносят семена ямса, которые выращивают на разных полях, и никогда их не смешивают. Ничего не светит тому, кто не обладает семенами: женщина, лишенная их, не найдет себе мужа, ей придется довольствоваться положением рыбачки, воровки или нищенки. С другой стороны, семя не от сусу не взойдет, так как земледелие возможно лишь благодаря магии, унаследованной от материнского дяди: это ритуал, заставляющий ямс множиться.

Эти меры предосторожности и щепетильность покоятся на веровании, что семена ямса — личности: "У них есть дети, как у женщин…" Ночью они прогуливаются, их возвращения ожидают к уборке урожая. Отсюда правило, что не следует вырывать клубни ямса слишком рано: они, возможно, еще не вернулись. Отсюда и убеждение, что удачливый земледелец — это маг, умеющий побуждать ямс своих соседей переселиться от них и обосноваться на его поле. Человек, собирающий хороший урожай, считается удачливым вором (Fortune 2).

Верования того же типа существовали вплоть до недавнего времени даже во Франции. В средние века к смерти приговорили "осквернявшую и наводившую порчу на зерна колдунью, которая, путем произнесения псалма Super aspidem ambulabis, опустошала поля, чтобы наполнить свои закрома этой хорошей пшеницей". И не так давно в Кубьяке в провинции Перигор магическое заклинание обеспечивало тому, кто его произносил, большие запасы репы: "Чтобы у наших соседей репа была такой, как зерно проса, а у наших родных— как зерно пшеницы, а у нас — как голова быка Фовел!" (RocaL, р. 164–165). Совершалось то, что по-латыни называлось: excantare fruges. [74]

74

Excantare fruges — волшебством перенести плоды с чужой земли

на свою (лат.), т. е. забрать урожай. — Прим. ред.

Однако при минимальной экзогамии, что обусловлено степенью запрещения, европейские крестьянские общества соблюдали строгую локальную эндогамию. Знаменательно, что на Добу ярко выраженное эндо-земледелие могло выступать в качестве символической компенсации экзогамии линий и деревни, осуществляемой с отвращением, если не с содроганием: несмотря на эндогамию, в общем обеспеченную на данной территории, охватывающей от 4 до 20 соседних деревень, брак, даже в ближайшей деревне, как считается, отдает человека во власть убийц и колдунов, и он обычно рассматривает свою жену как могущественную магиню, способную ввести в заблуждение его и друзей его детства и уничтожить его вместе с родными (Fortune 2). В такого рода случае эндо-земледелие укрепляет скрытую тенденцию к эндогамии, хотя оно символически не выражает враждебности относительно неохотно соблюдаемых правил неустойчивой экзогамии. Ситуация симметрична и противоположна той, что превалирует в Австралии, где пищевые запреты и правила экзогамии усиливают друг друга. Это мы видели — в более символической и яснее концептуализированной форме в пат-рилинейных обществах (где пищевые запреты мягкие и сформулированные преимущественно в терминах фратрий, то есть уже в абстрактном плане, подходящем для бинарного кодирования посредством оппозиционных пар) и более буквально и конкретно в матрилинейных обществах (где запреты строги и выражены в терминах кланов, по поводу которых часто можно усомниться, что они восходят к систематическим совокупностям, если учесть исторические и демографические факторы, должно быть сыгравшие решающую роль в их генезисе).

Помимо случаев параллелизма, позитивного либо негативного, существуют и другие, где реципрокность социальных групп выражается лишь в одном плане. Способ формализации правил брака у омаха весьма отличается от аранда: вместо того чтобы, как последние, точно определять класс супруга, все кланы, которые не запрещены явным образом, разрешены. Однако в алиментарном плане у омаха ритуалы очень близки к интичиума(27): сакральный маис препоручается под охрану определенных кланов, которые каждый год выдают его другим, чтобы оживить их семена (Fletcher and La Flecshe). Тотемические кланы нанди Уганды не экзогамны; но эта «не-функциональность» на уровне брачных обменов оказывается компенсированной экстраординарным развитием клановых запретов — не только в алиментарном плане, но и в плане технической и экономической деятельности, костюма и препятствий к браку, происходящих от той или иной детали личной истории запрещаемого супруга (Hollis).

Невозможно разработать систему этих различий; признаваемые разрывы между группами происходят скорее от склонности к тому, чтобы собрать все статистические флуктуации. В другой форме и в другом плане это является и методом, осуществляемым так называемыми системами "кроу-омаха"" и современными западными обществами, чтобы обеспечить глобальное равновесие брачных обменов. [75]

Такое возникновение способов сочленения, более сложных, чем способы, проистекающие только из правил экзогамии или алиментарных запретов или даже из них обоих, особенно поразительно у баганда (близких к нанди), поскольку, кажется, они совместили все формы. Баганда были разделены приблизительно на сорок кланов — кика, у каждого имелся общий тотем, мизиро, употребление которого было запрещено в силу правила пищевого рациона: лишаясь тотемической пищи, клан предоставлял ее в большем количестве в распоряжение других кланов. Это умеренный дубликат австралийского притязания, состоявшего в том, что при условии воздержания каждый клан будет обладать способностью ее умножения.

75

Справедливо или нет, Рэдклиф-Браун (Radcliffe-Brown 3, р. 32–33) оценивает систему родства нанди как систему омаха.

Как и в Австралии, каждый клан определяется через свои связи с территорией, которая у баганда — это обычно один холм. Наконец, к основному тотему добавляется вторичный тотем, кабиро. Каждый клан баганда определяется, таким образом, посредством двух тотемов, пищевых запретов, территориально ограниченной области. Сюда добавляются такие прерогативы, как: избираемость его членов на королевство и на другие почетные должности — предоставление жен королю, изготовление или охрана королевских эмблем и утвари, ритуальные обязанности, состоящие в снабжении других кланов определенной пищей; технические специализации: кору обрабатывает только клан гриба, все кузнецы происходят из клана бесхвостой коровы и т. д.; наконец, некоторые запреты (женщины клана не могут рожать мальчика королевской крови) и удержание за собой права на ношение собственных имен.

Поделиться с друзьями: