Первое грехопадение
Шрифт:
«Там объявление одно было, я мельком глядела, думала потом прочитаю.»
«Ты знаешь…»
«Что?»
«Я не люблю тебя».
«Я — на кухню. Приготовлю что-нито».
«А что там у нас?»
«Супа осталось немного. Но хочешь — я новый сварю».
«Нет, я доем».
«Доешь. Но новый всё равно варить надо».
«Поставь чай ещё».
«Ладно».
«Что-то чая захотелось».
«И я бы чай выпила. Сейчас, минут десять подожди».
«У-у, а времени-то уже — вечер! Никогда не могу заметить, как он наступает».
КРАСИВАЯ
— Красивую историю любви? — переспросил я её. Она лежала на спине, под пуховым одеялом. Бледная-бледная. — Пожалуйста.
И начал:
Женщина, спустившаяся в тот день с гор, была необычайно красива. Старейшины радовались:
— Люди гор выполняют условия мира. Без сомнения, она — то, что нам нужно.
Её поместили в ветхую хижину на краю деревни. Она была полуразрушенной — стены покосились, в потолке зияли дыры. Было лето однако, дожди ожидались не скоро. Да к тому же избранных женщин всегда помещали сюда.
До её смерти оставалось пять дней.
На следующее утро воин, приносивший ей пищу и воду, рискнул заговорить с ней.
— Я видел тебя прошлой осенью, — сказал он. — В долине. Ты несла огромный кувшин — наверное там было вино.
— Да, — улыбнулась она. — Прошлая осень была урожайной, мы наготовили много вина. Ты когда-нибудь пробовал вино, сделанное людьми гор?
— Нет.
— Жаль. Оно сладкое как нектар.
Он почему-то смутился на её слова. Отвёл глаза и поспешил выйти наружу.
До смерти её оставалось четыре дня.
— Тогда, прошлой осенью, — сказал он ей на следующий день, — ещё не было перемирия. По закону я должен был убить тебя. Я даже целился в тебя из лука…
Она смотрела на него долго и пристально.
— Спасибо… — ответила потом. — Что не сделал этого…
Голос её был нетвёрд, губы дрожали. Он дотронулся до её лица, она не отстранилась. Они сблизили губы.
Три дня оставалось до её смерти.
— Почему избранной стала именно ты? — спрашивал он её днём позже.
— После чумы, что случилась этой зимой, у нас осталось совсем мало женщин. Меня выбрали, потому что у меня никого нет: ни родителей, ни мужа, ни детей. Я лучше всех подходила для жертвы.
— Это несправедливо, — сказал он.
— Ничего уже не изменишь… Лучше обними меня покрепче, мне холодно.
Он обнял её — она дрожала в его объятиях. Не то от холода, не то от страха.
Ведь до её смерти оставалось всего два дня.
— Как сделать, чтобы эта женщина не умерла? — спросил он на следующее утро главу старейшин.
— Она избранная, — ответил тот. — Она должна быть принесена в жертву.
— Но она так красива, так…
Старейшина усмехнулся.
— Смирись, — сказал потом. — Любовь многих сводила с ума, но есть нечто, что выше любви. Это закон. Она должна умереть.
Один день, лишь один день оставался до её смерти.
И он прошёл.
За час до церемонии он сказал ей:
— Когда я поведу тебя к жертвенному камню, у нас
будет время бежать. Мой конь ждёт меня в роще. Мы отправимся к морю — там нас не найдут.— Не надо, — ответила она. — Если я не умру сегодня, начнётся новая война. Придут новые болезни — боги не простят этого.
Он уговаривал её пылко и страстно — она была неумолима.
И он повёл её на смерть.
За мгновение до того, как шаман вонзил ей в грудь клинок, она послала прощальный взгляд своему любимому. Взгляд её был добр и кроток, но он обжёг его. Клинок пронзил её сердце, кровь заструилась по рукоятке и — густая, горячая — потекла на песок. Женщина качнулась и упала. Жертва была принесена.
Мёртвое тело сбросили в ущелье. Воин приходил к пропасти каждый день, долго стоял у края, задумчиво смотрел вниз. Смотрел в небо, смотрел на лес. Вокруг было тихо и умиротворённо. Дул тёплый ветер, пели птицы. Отдаваясь странному наитию, он шептал в пустоту:
— Спи спокойно, любимая…
Птицы замирали в вышине, останавливали биение крыльев и словно прислушивались к загадочным звукам человеческого голоса.
— Спи спокойно, любимая… — шептал он снова.
Ветер обрывался, деревья глушили шум своих крон, травы — дрожь своих стеблей, и лишь три скорбных слова продолжали звучать в мертвенной тишине.
— Спи спокойно, любимая…
— Дурак, — поморщилась она. — Опять с печальным концом.
Я лишь развёл руками.
— Так получается.
— Принеси-ка мне лучше кофе.
Я направился на кухню. Включил кофеварку. Когда кофе был готов, наполнил чашку. Она была совсем маленькой. Я положил туда ложку сахара, а потом подмешал стрихнин. Я совсем не волновался и был даже весел отчего-то.
Она пила кофе, а я смотрел на неё и не мог сдержать улыбки.
— Чего улыбаешься? — вернула она чашку.
Я убрал улыбку с лица. Посмотрел ей в глаза.
— Спи спокойно, любимая, — шепнул ласково.
РОДСТВЕННИКИ
Ждали до одиннадцати, потом отправились на поиски. Тамара накинула кофту, повязала платок. Брату дала ветровку.
— Только в лесу могли заблудиться, только там, — говорила она. — Видимо на шахту бегали — тут шахта километрах в шести — а назад дорогу не нашли.
— А у друзей где-нибудь? — спросил Павел.
— Нет, так поздно не могут у друзей. Их бы домой прогнали.
Вышли из дома. Ночь была тёмной до ужаса. На небе — ни луны, ни звёзд. Тамара зажгла фонарик.
— Им по сколько сейчас?
— Старшему семь, младшему пять.
— Ого, большие! Вроде бы вот-вот родились… Я почему-то считал, что у тебя грудные ещё дети.
Дошли до конца улицы. Здесь свернули в лес — он начинался сразу же за домами.
— Ах, негодники… Ах, паскудники… — качала головой Тамара. — Найду — выпорю.
— Раньше бывало, что пропадали?
— Чтобы домой не возвращались — нет. Я и не отпускала их никогда дальше магазина. Но разве уследишь?..