Первое открытие [К океану]

Великий князь Константин должен поддержать Муравьева. То, что в Петропавловске казалось капитану сомнительным, было теперь для него очевидным. Он желал всей душой, чтобы инструкция была; ему после вчерашних рассказов Казакевича хотелось описать тут все точно и подробно, представить правительству самую верную картину здешних мест, сделать все это спокойно, не чувствуя себя каждый миг ослушником, и сегодня он был убежден, что царь не мог не позволить произвести еще одно исследование и что инструкция, конечно, есть...

Но пока что не было ни инструкции, ни судна из Аяна. Море вокруг пустынно.

* * *

В каюте душно и дымно. Стол завален бумагами и книгами. Невельской сидит у открытого иллюминатора, морской ветер обдает его лицо и заполаскивает волосы.

Выслушав всех офицеров, каждый из которых предлагал свой способ дальнейших исследований, капитан изложил свой план:

— Господа! Все вы видите, какого напряжения требуют от нас исследования. А времени остается мало. С ничтожными средствами, без паровой шлюпки — как мы можем сделать точную опись лимана, занимающего, возможно, около двух тысяч квадратных миль? А нам необходимо найти второй фарватер. Я решаю от транспорта идти на шлюпках до глубин, найденных Петром Васильевичем, — объявил он, показывая карандашом по карте. — Не теряя их нити, войти в реку, следуя под ее левым берегом, подняться вверх, сколь возможно выше, потом перевалить под правый берег и, опять-таки не теряя нити глубин, начать спускаться по течению вниз, вниз, — повел капитан карандашом по карте, — до устья и дальше по лиману на юг. — И, показывая эти предполагаемые нити глубин, он, словно нечаянно, провел карандашом через перешеек, соединяющий материк с Сахалином.

Грот, слегка краснея, нахмурил свои густые красивые брови.

Все чувствовали, что мнение капитана походит на истину. После рассказа Казакевича и матросов о мощности открытой ими реки все очевидней становилось, что у Амура где-то есть другой фарватер. Но где? Этот вопрос задавал себе и капитан, и каждый из офицеров. Где? Сколько трудов и мучений еще предстояло каждому! Офицеры раздирали в кровь руки, помогая заводить якоря и грести; все они работали как простые матросы. Ведь уже прошли, казалось бы, весь лиман вдоль и поперек, но пока что другого фарватера, более мощного, широкого, нет.

Становился ясным план капитана: искать выход из реки в море, а не из моря в реку, как искали все — англичанин Браутон, француз Лаперуз, Крузенштерн наш.

Невельской сам выбирал оружие, паруса, осмотрел шлюпки, проверял, какие берутся медикаменты и провизия. Три офицера, доктор и четырнадцать матросов были готовы к походу.

— Вот, вашескородие, наши-то ходили в Амур и встретили там русского. Так своих не признает, — говорил капитану Козлов.

Вечером боцман Горшков постучал в каюту к капитану.

— Войдите...

Горшков осторожно пролез в дверь. Он бывал в каюте капитана не раз, но сейчас заметно оробел.

Впервые за все время плаванья капитан видел таким своего смельчака боцмана.

— Что случилось?

— Геннадий Иванович, — голос Горшкова дрогнул, — дозвольте завтра идти на Амур.

— Надо судно приготовить к обратному плаванью, — ответил капитан, — запасти пресной воды. Такелаж опять ослаб.

— Войтехович останется, Геннадий Иванович, он все исполнит, — ответил Горшков.

Невельской согласился взять с собой Горшкова.

— Вашескородие! — обрадовался боцман. — В Питер вернемся — свечу Николе Мокрому поставлю.

На заре капитан прощался со старшим лейтенантом.

— Если желать спокойствия, то пусть все окажется, как нашел Крузенштерн. Акционеры, компания и правительство вечно не забудут нас! Перед развязкой признаюсь. Так, видимо, у всякого дела есть своя голгофа. Искать или не искать — вот в чем вопрос, «что благороднее: сносить ли гром и стрелы враждующей судьбы... иль умереть...» А впрочем, смелым бог владеет!

Взяв с собой Попова, двух мичманов, доктора, боцмана и матросов, капитан отправился на трех шлюпках.

Казакевич оставался ждать инструкции и готовиться к обратному пути.

В тихий день, когда матросы, расположившись на палубе, шили паруса, а свободные от работы грелись на солнышке, кучей сидя на баке, к судну подъехали гиляки в лодке. Один из них без всяких разговоров бросил на палубу осетров. Это был Чумбока. Он уже побывал дома — там все благополучно в деревне Иски... В это время Казакевич, повесив мундир на вешалку, только что расположился за столом.

Алеут Михаила доложил штурману Халезову:

— Приехали гиляки.

— Какие гиляки?

— Они привезли рыбу!

— Дайте им табаку.

Халезов пошел к Казакевичу. Вернувшись наверх, он спросил:

— Где поблизости есть речка с питьевой водой?

— Есть, есть! — понял его Чумбока.

Чуть свет две гиляцкие лодки подошли к «Байкалу». Матросы мыли свою шлюпку. Чумбока с удивлением смотрел, как в нее ударяет поток из шланга. Двое матросов работали у помпы. Он вспомнил, как такой же струей окатывали людей.

Когда шлюпка была вымыта, ее спустили на талях, а затем матросы и унтер-офицер сели в гиляцкую лодку, а шлюпку повели на буксире. Шли долго — до полудня.

Между холмов, заросших елями и березняком, открылся распадок, к морю выбегала речка с прозрачной водой.

Неподалеку деревня.

Чумбока показал, где удобней провести шлюпку.

Лодки вошли в устье. Матросы вооружились ведрами, стали черпать воду и лить прямо в шлюпку.

Чумбока вызвался помогать им. Один из матросов отдал ему ведро.

«Как много воды им нужно! — думал Чумбока. — Значит, им опять придется долго ехать по соленой воде». Он звал их в дом, хотел познакомить со своими односельчанами, в Хивгук и семьей Питкена.

Матросы спешили. Они налили шлюпку и уселись на весла в гиляцкую лодку. Повели шлюпку с пресной водой на буксире.

Глава пятьдесят третья ДЕРЕВНЯ ЧАРБАХ

К подножиям скал море выгоняло волны. Над прибоем, кипевшим в камнях и на косах, висели тучные чайки, похожие на больших белых куриц. Набегавшие волны едва не обдавали их. Чайки с криком подпрыгивали и, снова опускаясь, стояли в воздухе, едва приоткрыв крылья.

Шлюпки Невельского шли под материковым берегом.

Было раннее утро. Дул легкий ветер, и море чуть заметно волновалось.

— А вот и Тебахский мыс! — сказал Веревкин.

Матросов на «Байкале» не хватало, поэтому на промер ходили иногда по нескольку раз подряд.

Из-за утеса далеко-далеко вытягивался в море тонкий и низкий синий мыс.

Когда шлюпки отошли от берега и вышли на траверс утеса, течение вдруг с силой подхватило их и стало сносить. Скалы быстро отошли в сторону. Открылась огромная бухта, обставленная в глубине высокими горами. С их шапок ветер тянул проредь туч. Далекий низменный мыс, вытягивавшийся из-за скал, оказался противоположным берегом бухты. В глубине ее он возвышался, становился горист и громоздился в облака. Из широчайшего ущелья навстречу шлюпкам шло мощное течение.