Первое правило некроманта

– Как ты умерла?

– Д.… да. – Нина запнулась и опять уронила голову на руки.

– Ну я не знаю когда это случилось, но тебя я видел почти месяц назад. – хватит растягивать, – мы заключим контракт на три года. Он стандартный, я исполняю два твоих пожелания, естественно если это в моих силах, а ты служишь мне три года. Согласна?

– Нет. – сдавлено прошептала Нина, – один год и один месяц, и одно желание.

– Почему не три?

– Я… я так хочу. Думаю, меньше года ты не позволишь мне служить. А мне нужна только одна услуга.

– Какая, позволь спросить?

– Ты сможешь изгнать меня? Чтобы я, если дадут Защитники, прошла круг перерождения.

– Хм… это странное желание. Неужели нет близких, которым ты хотела бы передать сообщение. Или врагов, которым ты хотела бы отомстить?

Нина лишь печально покачала головой. Мне, в общем-то, было плевать на ее мотивы. Изгнать дух проще простого. А то, что всего год, что ж это лучше, чем ничего через год подберу себе другого помощника и все дела.

Два месяца до окончания контракта.

Я оторвал взгляд от потолка, почувствовав присутствие Нины в кабинете. Она сидела в кресле для посетителей и покачивала туфелькой.

– Я нашла господина Герцмана.

– Отлично. Значит можно вызывать заказчика. – дело сдвинулось с мертвой точки.

– И это хорошая новость.

Я зарычал.

– И какая же плохая?

– Он не хочет разговаривать ни с тобой, ни тем более со своей женой.

– Скажи пожалуйста, Нина – вкрадчиво начал я, – ты издеваешься надо мной?

– Ну, может быть, совсем немного.

– Значит так. Передай господину Герцману, что если он не хочет ответить на наше любезное приглашение, то я нарисую пентаграмму призыва, подчиню его дух и тогда, он расскажет все, что мне нужно знать.

Нина, смотревшая в окно, перевела взгляд на меня.

– Да, у тебя хорошо получаются пентаграммы насильственного призыва, да и подчинение тоже не плохо.

Вот демон! Почему же все так сложно!

– Ты будешь теперь вечно это вспоминать?

– Знаешь это болезненный опыт для меня. – Нина опять смотрела в окно.

Ну почему? Почему она все время смотрит в это чертово окно.

– Я много раз спрашивал, ты могла бы просто….

– Просто?! Просто. – она горько усмехнулась – Я не твоя собственность, Владислав! У нас контракт, верно? Я его выполняю. Не помню, чтобы в этом контракте был пункт, в котором я обязана отчитываться тебе о своей личной жизни.

– Какая личная жизнь? Ты мертва! Ты дух! – я скрипнул зубами.

– Спасибо, что не даешь забыть мне об этом. К счастью, я не буду вспоминать о том призыве вечно, наш контракт заканчивается через два месяца. Я передам господину Герцману твои слова.

С этими словами Нина резко поднялась, шагнула вперед и провалилась в мир теней.

Я встал и ударил ладонями по столу, раз, другой, бумаги слетели со стола. Зачем она говорит это? Зачем я все порчу? Зачем постоянно напоминаю ей о её смерти?

Я не знал. Не мог понять сам себя. Этими словами я делал ей больно. В самом начале она вздрагивала при упоминании о смерти, сейчас только сжимала губы в тонкую полоску.

Нина вернулась так же быстро, как и ушла.

– Господин Герцман готов встретится. Только нужно спешить, его ментальная проекция тусклая, думаю, скоро он совсем растворится в мире теней.

– Хорошо.

Я пошарил на столе и нашел бумаги по делу. Ага, вот и номер телефона.

Обзвонив всех причастных к этому делу, я отправился на кухню. Перед призывом нужно было поесть, иначе, не ровен час, потеряю контроль над происходящим.

Экономка приходила пару раз в неделю, так что еду я заказывал в ресторане или готовил сам в меру своих скромных возможностей. В холодильнике нашлись лишь остатки вчерашнего ужина, ну хоть что-то. Я поставил еду разогреваться.

Из окон лился бледный свет, опять пасмурно. Хотя в этой части империи это была обыденность. Зажигать светильники я не стал. Из крана капала ледяная вода.

– Нина… – тихо позвал я.

Она пришла с задержкой, словно раздумывая являться или нет. Тусклый свет очерчивал ее фигуру, так она казалась материальнеe.

– Что тебя тревожит? – нам нужно поговорить, я уверен.

Нина недоуменно глянула.

– Не надо, пожалуйста. Со мной ты можешь быть откровенной, я же вижу, что ты чего-то боишься. Скажи мне.

– Скоро заканчивается контракт.

Слова упали как камни в тишине.

– Я помню.

– Меня страшит будущее. Вдруг я не смогу раствориться в тенях.

Я сжал кулаки и пробормотал:

“Nam et si ambulavero in Valle umbrae Mortis, non timebo mala…’' (‘'И отправившись долиной смертной тени, не убоюсь я зла” лат.)

– Не беспокойся об этом. – мой голос напоминал скрип несмазанных петель – я лучший, ты же знаешь.

– Да, – Нина кивнула – но я не знаю, что будет дальше. Это страшно, исчезнуть навсегда.

Я зажмурился. Хорошо, что я стоял спиной к ней, и она не видела выражения моего лица.

Я один из лучших некромантов поколения, но я не Бог и воскресить ее не могу. И обещать ничего не могу. Я бессилен. Я никто.

Надо прекратить думать об этом и поесть, просто поесть. Я ел механически, не чувствуя вкуса. А Нина стояла у окна смотрела на хмурое небо. Лицо сосредоточенное, глаза прищурены. Что она видела там в дождливом небе?

Я не знал. Ничего не знал до встречи с ней.

Сразу после обеда стали прибывать действующие лица. Дело предстояло не сложное, я бы даже сказал обыденное. Господин Герцман в виду слабого здоровья отправился к предкам, на радость его жене и дочерям. Но на их же горе успел оставить завещание, по которому половина его состояния, отходила некой госпоже Салливан, коллеги покойного по гончарному производству. Естественно, госпожа Герцман пожелала оспорить завещание в суде, ведь речь шла не столько о семейной чести, сколько о том доме и состоянии, что завещал ее дражайший супруг посторонней профурсетке.

Конечно, я догадывался почему почтенному господину не захотелось встречаться со своей супругой. Если бы Пенни Герцман была моей супругой, я бы тоже постарался как можно скорее раствориться в мироздании. Тучная женщина с редкими темными волосами, усиками над верхней губой, водянистыми голубыми глазами, презрительными складками у губ и грубым командным голосом, она производила отталкивающее впечатление. А их дочери Сьюзи и Мария, которые везде сопровождали матушку были молодыми копиями госпожи Герцман.