Первородный грех
Шрифт:
Она выбрала службу в полиции как средство вырваться оттуда, устояв против соблазна поступить в шестой класс [65] или в приготовительный колледж, чтобы пойти в университет. Она хотела как можно скорее начать зарабатывать, скорее выбраться из Эллисон-Феаруэзер-билдингз. Ее первая квартирка в викторианском доме в Холланд-Парке была только началом. После смерти бабушки Кейт прожила там еще девять месяцев, зная, что уехать сразу было бы дезертирством, хотя от чего именно — она не могла бы сказать с уверенностью. Возможно, от действительности, которую надо было встретить лицом к лицу, ведь она понимала, что ей надо загладить свою вину, надо узнать что-то о себе, а узнать это можно, только оставаясь здесь. Придет время, и тогда правильно будет отсюда уехать: она сможет закрыть за собой дверь с чувством исполненного долга, с чувством, что прошлое, которое нельзя изменить, остается позади. Однако теперь его можно будет принять со всеми его бедами и ужасами — да! — но и с радостями тоже; с ним можно будет теперь примириться, осознать как часть самой себя. И вот это время пришло.
65
Шестой
Новая квартира, конечно, была не такой, как ей поначалу представлялось. Она воображала, как будет жить в одном из громадных, перестроенных в жилые дома складов близ Тауэрского моста, с высоко расположенными окнами, огромными комнатами, мощными дубовыми стропилами и, разумеется, со все еще ощутимым ароматом специй. Но даже с падением цен на рынке недвижимости такое оказалось ей не по средствам. Да и квартира, которую она после долгих и тщательных поисков выбрала, вовсе не была какой-нибудь второсортной. Кейт взяла самую большую ипотечную ссуду, какую только было возможно, рассудив, что правильнее всего купить лучшее из того, что она способна себе позволить. Теперь у нее была большая комната — восемнадцать футов на двенадцать, и две спальни поменьше, при одной из них имелся отдельный душ. Кухня была достаточно велика, чтобы в ней можно было обедать, и хорошо оборудована. Южный балкон — он шел во всю длину гостиной — оказался довольно узким, но все же мог вместить небольшой стол и стулья. Летом она может есть там. Ее радовало, что мебель, купленная для предыдущей квартиры, не была дешевой. Диван и два кресла, обитые натуральной кожей, должны выглядеть очень неплохо и вполне на своем месте в этой современной обстановке. И как удачно, что она тогда не взяла с черной обивкой, а предпочла цвет беж. Черная кожа выглядела бы слишком кричаще. Простой кленовый стол и такие же стулья тоже здесь вполне уместны.
У ее новой квартиры было еще одно великое преимущество. Она находилась в торце дома, выходила на две стороны и имела два балкона. Из окна спальни перед Кейт открывалась широкая сверкающая панорама пристани Канари-уорф, вид на башню маяка, поднимающуюся в небо, словно огромный ажурный карандаш, грифель которого увенчан огнем, на широкую белую дугу прилегающего здания, на стоячую воду старого Вест-Индского дока и на идущую в отдалении доклендскую узкоколейку: ее поезда были похожи на заводные игрушки. Жизнь в этом городе из стекла и бетона станет более напряженной с переездом сюда новых фирм. Кейт сможет сверху разглядывать многоцветную, вечно меняющуюся картину с более чем полумиллионом торопящихся по своим делам людей, проживающих каждый свою собственную судьбу.
Другой балкон смотрел на юго-запад, на Темзу, на сравнительно более медленное движение по реке: баржи, прогулочные суда, катера речной полиции и Лондонского портового управления, круизные лайнеры, идущие вверх по течению, чтобы встать на якорь у Тауэрского моста. Ей по душе был этот стимулирующий контраст; здесь, в новой квартире, она по желанию сможет переходить от одного мира к другому, от стоячих вод к полноводному потоку, который Т.С. Элиот [66] назвал могущественным смуглым богом.
66
Томас Стернз Элиот (1888–1965) — англо-американский поэт, историк культуры; крупнейшая фигура английской, а затем и мировой поэзии с 1920-х гг. Наиболее известны его поэмы «Бесплодная земля» (1922), «Полые люди» (1925), поэтические сюиты «Пепельная среда» (1930), «Четыре квартета» (1943), стихотворные драмы «Убийство в соборе» (1935), «Воссоединение семьи» (1939) и др., а также историко-литературные статьи по общим проблемам культуры и поэтического творчества.
Квартира оказалась особенно удобной для офицера полиции: у парадного входа имелся домофон, а ее передняя дверь была снабжена двумя замками с секретом и цепочкой. Под домом располагался гараж, к которому у каждого жильца был свой ключ. Да и путь в Скотланд-Ярд будет не таким уж трудным. Но может быть, время от времени она сможет ездить к Вестминстерскому пирсу по реке — на речном трамвае. Она познакомится с Темзой, станет частью ее жизни, ее истории. Она будет просыпаться по утрам под крики чаек и выходить в этот прохладный белый простор. Сейчас, стоя между сверкающей бликами водой и нежной голубизной высокого неба, она ощутила в душе странный порыв — такое бывало с ней и раньше, и она думала, что это чувство должно быть ближе всего к переживанию религиозного экстаза — насколько она была способна на такое переживание. Она ощутила почти физическую по своей напряженности потребность молиться, вознести хвалу, сказать «спасибо!» — не зная кому, вскричать от радости, более глубокой, чем радость, которую ей доставляло ее физическое здоровье, ее благополучие и успехи, более сильной, чем наслаждение красотой материального мира.
Кейт оставила встроенные книжные полки на старой квартире, но новые, сделанные по ее собственному проекту, уже сплошь занимали стену напротив окна, и сейчас Элан Скалли, стоя на коленях рядом с упаковочным ящиком, расставлял на этих полках ее книги. Она сама удивлялась тому, какое множество книг она приобрела с тех пор, как познакомилась с ним. Ни с одним из этих авторов она в школе не встречалась, но теперь с благодарностью думала о хрестоматии «Энкрофт Компрехенсив». «Энкрофт» ей здорово помог. Учителя, которых она когда-то с юной заносчивостью презирала, на самом деле — это она поняла лишь недавно — были преданы своему делу, изо всех сил старались поддержать дисциплину, справиться с переполненными классами, с детьми, говорящими на дюжине
разных языков, с противоречащими друг другу требованиями, пытались решать ужасающие семейные проблемы некоторых учеников и провести их через экзамены, которые могли бы открыть им путь к чему-то лучшему. Но большая часть ее образования пришла к ней уже после школы. За школьными велосипедными навесами и на асфальтовой игровой площадке Кейт узнала о сексе все, что было не важно, и ничего из того, что было важно. Именно Элан помог ей узнать самые важные вещи об этом и о многом другом. Он учил ее разбираться в книгах, не снисходительно, не считая себя новым Пигмалионом, а стремясь поделиться с той, кого любил, тем, что любил сам. Но теперь пришло время и всему этому тоже закончиться. Она услышала его голос:— Если у нас перерыв, я сварю кофе. Или ты просто наслаждаешься видом с балкона?
— Наслаждаюсь видом. Восторгаюсь. А тебе нравится, Элан?
Он впервые видел эту квартиру, и Кейт демонстрировала ее с чувством, очень похожим на гордость ребенка, показывающего гостю свою новую игрушку.
— Мне понравится, когда ты окончательно устроишься. То есть если я ее увижу, когда ты окончательно устроишься. Как быть с этими книгами? Ты хочешь разделить их на поэзию, прозу, документалистику? Вот у меня тут рядом стоят Дефо и Дэлглиш.
— Дефо? Я даже не знала, что у меня есть Дефо! Я вовсе и не люблю Дефо. Ну, раздели книги. И поставь по именам авторов.
— А Дэлглиш у тебя — самое первое издание. Зачем было покупать его в твердом переплете? Думаешь, так надо, потому что он твой начальник и ты с ним работаешь?
— Нет. Я читаю его стихи, чтобы понять, смогу ли разобраться в нем получше.
— Ну и как — разбираешься?
— Да не очень на самом-то деле. Не удается соотнести стихи с человеком. А когда удается, меня это пугает. Он слишком многое видит.
— Ну а я вижу, что книга не подписана. Ты автограф у него не попросила?
— Это только смутило бы нас обоих. Хватит возиться с ней, Элан, просто поставь на полку.
Она прошла через комнату и опустилась на колени рядом с ним. Он не задавал ей вопросов о книгах по специальности, и Кейт заметила, что все они лежат аккуратными стопками рядом с ящиком. Одну за другой она стала устанавливать их на самую нижнюю полку: экземпляр последнего выпуска «Статистики уголовных преступлений», «Закон 1974 г. о свидетельских показаниях в полицейских и уголовных судах», блэкстоновский «Справочник к Закону 1991 г. об уголовном судопроизводстве», «Полицейское право» Баттеруорта, «Современное доказательственное право» Кина, «Уголовное право» Клиффорда Хогана, учебник по полицейской подготовке и «Доклад о создании Совета по регулированию отношений с сотрудниками полиции» Шихи. Кейт подумала: типичная коллекция начинающей женщины-профессионала… Интересно, подумала она еще, то, что Элан отложил эти книги в сторону, ни слова о них не сказав, не есть ли некий комментарий, может быть, даже осуждение, и не только ее библиотеки? В первый раз за несколько лет она взглянула на их отношения глазами стороннего и критически настроенного наблюдателя. Вот перед нами женщина-профессионал, успешная, честолюбивая, знающая, к чему стремится. Изо дня в день пытаясь справиться с грязным ворохом неупорядоченных человеческих судеб, она сумела исключить грязь и беспорядок из своей собственной жизни. Необходимым элементом этой хорошо организованной самодостаточности должен был стать любовник — умный, привлекательный, являющийся по первому зову, умелый в постели и непритязательный за ее пределами. Более трех лет всем этим требованиям прекрасно отвечал Элан Скалли. Она знала, что в ответ дает ему нежность, верность, доброту и понимание: давать ему все это ей не составляло труда. И разве удивительно, что он, целиком отдав себя ей, хотел стать для нее чем-то гораздо большим, чем просто эквивалентом какой-то модной вещи?
Она молола зерна, с наслаждением вдыхая свежий запах кофе. Никакой напиток не имел такого замечательного вкуса, как запах кофейных зерен. Потом они пили кофе, усевшись на пол, опираясь спинами о еще не раскрытый упаковочный ящик. Кейт спросила:
— Каким рейсом ты улетаешь в следующую среду?
— В одиннадцать утра. «Бритиш эйруэйз», 175. Ты не передумала?
Она чуть было не ответила: «Нет, я не могу, Элан. Это невозможно», — но удержалась. Это было не невозможно. Она вполне могла бы передумать. Если говорить честно, она просто не хотела. Они уже много раз обсуждали проблему своих отношений, и теперь она твердо знала — компромисса быть не может, Кейт понимала, что он чувствует и чего хочет. Элан вовсе не пытался ее шантажировать. Ему выпала удача получить на три года работу в Принстонском университете, и он очень хотел туда поехать. Это было важно для его карьеры, для его будущего. Но он готов был остаться в Лондоне, остаться работать на своем прежнем месте — в библиотеке, если бы Кейт согласилась связать себя обязательствами по отношению к нему, согласилась бы выйти за него замуж или по меньшей мере жить с ним вместе и родить ему ребенка. Дело было не в том, что Элан считал свою карьеру важнее, чем ее: в случае необходимости он мог бы на время бросить библиотеку и оставаться дома, пока она работает. Но ему надоело существовать на задворках ее жизни. Кейт была женщиной, которую он любил, вместе с которой хотел провести жизнь. Он готов отказаться от Принстона, но не ради того, чтобы все продолжалось так, как есть: жить, встречаясь с ней лишь тогда, когда позволяет работа, зная, что он — ее любовник и никогда не сможет стать для нее чем-то большим.
И она сказала:
— Я не готова к замужеству, Элан. И к материнству. Может быть, никогда не буду готова — особенно к материнству. У меня ничего хорошего из этого не получится. Видишь ли, меня этому никто никогда не учил.
— Не думаю, что это требует особого обучения.
— Но это требует любви к особым обязанностям. Вот этого я не могу дать. Человек не может дать то, чего никогда не имел.
Он не спорил, не пытался ее уговорить. Время разговоров прошло.
— Ну, во всяком случае, у нас есть еще целых пять дней, — сказал он. — И у нас есть сегодня. Целое утро распаковки вещей и ленч в пабе у реки, может быть, на проспекте Уитни. На это у нас должно хватить времени. Тебе надо поесть. К которому часу тебя ждут в Скотланд-Ярде?