Первородный грех
Шрифт:
Пересекая Тэвисток-сквер в мягком сиянии сентябрьского солнца, Дэлглиш дивился тому, как это Экройд ухитрился стать членом клуба, пока не вспомнил, что лет пять назад тот написал книгу о трех знаменитых убийцах — Холи Харви Криппене, Нормане Торне и Патрике Мэоне. Экройд прислал Дэлглишу книгу с автографом, и Адам, из чувства долга взявшись ее читать, был поражен тщательно проделанным расследованием и еще более тщательной работой над письменным текстом. Главным тезисом Экройда, хотя и не вполне оригинальным, был тот, что все трое на самом деле невиновны, поскольку ни один из осужденных не имел намерения убить свою жертву. Экройду удалось, пусть и не во всем достаточно убедительно, обосновать свою точку зрения с помощью детального исследования показаний судебных и медицинских экспертов. Главным открытием в этой книге, по мнению Дэлглиша, было то, что человек, желающий избежать обвинения в преднамеренном убийстве, не должен расчленять тело жертвы: английские присяжные давным-давно продемонстрировали свое отвращение к подобной практике.
Договорились встретиться в библиотеке клуба, чтобы выпить по бокалу хереса перед ленчем. Экройд был уже там, уютно расположившись в кожаном кресле с высокой спинкой. Он поднялся на ноги с удивительной для человека таких размеров живостью и направился к Дэлглишу быстрыми, какими-то прыгающими шажками. Выглядел он ни на йоту не старше, чем когда они встретились впервые.
— Хорошо, что вы сумели выбрать
12
Комиссар — глава столичной полиции.
К изумлению и чуть ли не к ужасу своих друзей, Экройд поздно, уже перевалив за средний возраст, вдруг женился и пребывал теперь в семейном благополучии в удобном эдвардианском особняке с небольшим садом, в фешенебельном районе Сент-Джонс-Вуд. Вместе с женой Нелли он посвящал свое время дому и саду, а также двум сиамским кошкам и собственным, в основном воображаемым, недомоганиям. Он был владельцем и редактором журнала «Патерностер ревью», [13] который финансировал из собственных, весьма значительных, средств. Журнал представлял собой ниспровергающую традиционные устои смесь литературных статей, обзоров, рецензий и сплетен, порой осторожных, но чаще столь же злых, сколь и достоверных. Нелли Экройд, в минуты, свободные от попыток избавить мужа от приступов ипохондрии, с энтузиазмом собирала рассказы о женских школах двадцатых-тридцатых годов XX века. Брак оказался удачным, хотя друзьям Экройда приходилось делать над собой усилие, чтобы не забыть справиться о здоровье Нелли прежде, чем поинтересоваться, как чувствуют себя сиамские кошки.
13
«Патерностер ревью» (лат. Pater Noster — букв. Отче наш) — здесь: «Магическое обозрение».
В тот последний раз, что Дэлглиш заходил в библиотеку, визит был сугубо профессиональным — Адаму нужна была информация. Но тогда речь шла об убийстве, и принимал его совсем другой член клуба. Казалось, с тех пор здесь мало что изменилось. Окна комнаты выходили на южную сторону — на площадь, и в это утро она была согрета солнечными лучами, которые, просачиваясь сквозь тонкие белые занавеси, делали неяркий огонь в камине почти ненужным. Поначалу бывшая гостиной, эта комната теперь служила одновременно и гостиной, и библиотекой. Стены здесь были сплошь уставлены шкафами красного дерева, заключавшими в себе частное собрание книг о преступлениях, — вероятно, самое представительное из всех, существующих в Лондоне. Здесь были и все до одного тома «Самых известных судебных процессов в Британии», и серийные выпуски «Знаменитых судебных процессов», книги по судебной медицине, по судебной патологоанатомии, о полицейских судах. А в шкафу поменьше, словно подчеркивая присущую литературному сочинительству неполноценность по сравнению с реальностью, — клубные первые издания произведений Конан Дойла, Эдгара По, Ле Фаню [14] и Уилки Коллинза. На своем месте оставалась и большая витрина красного дерева с различными предметами, собранными или подаренными клубу за долгие годы его существования: молитвенник, принадлежавший Констанции Кент, [15] с ее автографом на форзаце; кремневый дуэльный пистолет достопочтенного Джеймса Хэкмана, которым он, как предполагалось, воспользовался для убийства Маргарет Рэй, любовницы графа Сэндвиджа; флакон с белым порошком, якобы мышьяком, обнаруженный у майора Герберта Армстронга.
14
Ле Фаню, Джозеф (1814–1873) — ирландский журналист и писатель, автор романов о таинственных событиях и преступлениях и «рассказов с привидениями». Наиболее известны такие его произведения, как «Дом рядом с кладбищем» (1861), «Дядюшка Сайлас» (1864) и др., а также сборники рассказов: «Сквозь тусклое стекло» (1872) и опубликованный в 1923 г. «Призрак мадам Кроул и другие рассказы».
15
Констанция (Констанс) Кент (1844–1944) — молодая англичанка, признавшаяся в 1865 г. в том, что в возрасте шестнадцати лет она убила своего единокровного трехлетнего брата. До ее признания сотрудникам Скотланд-Ярда не удавалось раскрыть это жестокое убийство. Констанция Кент была приговорена к двадцати годам тюрьмы. Отсидев весь срок, она вместе со старшим братом уехала в Австралию, где прожила под другим именем еще шестьдесят лет и скончалась в столетнем возрасте в 1944 г. В ее истории удивляет то, что признание ее было скорее всего ложным. Ее показания не соответствуют фактам, установленным расследованием. Судя по этим фактам, мальчик был, вероятнее всего, убит не сестрой, а их отцом. Тайна, лежащая за признанием Констанции, так и осталась неразгаданной.
Однако со времени последнего посещения здесь кое-что добавилось. Оно лежало свернувшись, словно смертельно опасная змея, занимая главное место в витрине, чуть ниже ярлыка, где значилось: «Веревка, на которой был повешен Криппен». Отвернувшись от витрины и последовав за Экройдом прочь из библиотеки, Дэлглиш осторожно предположил, что выставлять столь неприглядные предметы на обозрение публики — варварство. Его протест был так же осторожно отвергнут Экройдом.
— Пожалуй, мрачновато, — произнес он. — Но «варварство» — это уж слишком. Здесь ведь не «Атенеум», [16] в конце-то концов. Может быть, даже полезно напоминать некоторым из старейших членов клуба о естественном конце их прежней профессиональной деятельности. А вы остались бы детективом, если бы не отменили смерть через повешение?
16
«Атенеум» — лондонский клуб для ученых и писателей, основан в 1824 г. (Atheneum — греч. букв., «храм Афины»).
— Не знаю. Что касается меня, отмена эта не решает самой моральной проблемы. Лично я скорее выбрал бы смерть, а не двадцать лет тюрьмы.
— Смерть через повешение?
— Нет. Такую — нет.
Смерть
через повешение для Адама, — а он подозревал, что и для большинства других людей, — всегда таила в себе непередаваемый ужас. Вопреки докладам Королевской комиссии по смертным приговорам, утверждавшей, что такая казнь гуманна, поскольку обеспечивает верную и моментальную смерть, повешение оставалось для него самым уродливым и отвратительным видом правосудной казни, осложненной пугающими образами, так же выпукло очерченными в воображении, как на рисунках и гравюрах: груды мертвых тел позади торжествующих победу армий; жалкие, полубезумные жертвы юстиции семнадцатого века; приглушенные барабаны на шканцах кораблей, где военный флот осуществляет свою месть, посылая врагу предупреждение; женщины восемнадцатого века, обвиненные в детоубийстве; смешной и зловещий ритуал — официальное возложение небольшого черного квадрата поверх судейского парика; и потайная, но такая обыденная дверь в камере смертника, через которую его выводят в краткий последний путь. Хорошо, что все это стало достоянием истории. На миг показалось, что «Кадавр-клуб» не очень-то приятное место для ленча и что его эксцентричность не так уж забавна, скорее, просто отвратительна.«Укромный уголок» в «Кадавре» абсолютно соответствует своему названию. Это небольшое помещение в цокольном этаже, в задней части дома, с двумя окнами и стеклянной дверью, выходящей в узенький мощеный дворик, огороженный десятифутовой стеной, сплошь увитой плющом. Во дворе легко могли бы уместиться три столика, однако члены клуба не очень-то любят обедать на свежем воздухе, даже когда английское лето время от времени дарит им несколько жарких дней: они, видимо, полагают, что такая иноземная эксцентричность лишает их возможности по достоинству оценить еду; кроме того, она нарушает уединение, необходимое для хорошей беседы. А чтобы окончательно отбить охоту у любого, кто захотел бы предаться такому излишеству, весь дворик уставлен керамическими, самых разнообразных размеров горшками с плющом и геранью; пространство его стеснено еще и огромной каменной копией Аполлона Бельведерского в углу, у стены. По слухам, он был подарен одним из первых членов клуба, жена которого строго-настрого запретила мужу установить скульптуру в саду их загородного дома. Сейчас герани еще цвели: ярко-розовые и красные, они словно светились за стеклами окон, усиливая впечатление приветливого домашнего уюта. Это помещение когда-то, несомненно, служило кухней — у дальней стены по-прежнему стояла старинная чугунная плита, ее решетка и духовой шкаф были так начищены, что казались сделанными из эбонита. Почерневшая перекладина над плитой была увешана чугунной кухонной утварью и медными сковородами и кастрюлями, несколько помятыми, но ярко сверкающими. У противоположной стены разместился кухонный стол с полками для посуды, который теперь использовали для демонстрации предметов, подаренных членами клуба, а то и оставленных ими по завещанию, однако не подходящих для витрины в библиотеке или недостойных быть выставленными там.
Дэлглиш вспомнил, что у клуба был неписаный закон — никогда ни один дар, каким бы неподходящим или нелепым он ни оказался, не должен быть отвергнут, если он предложен членом клуба. Кухонный стол, как и вся остальная комната, ярко свидетельствовал о своеобразных вкусах и увлечениях дарителей. Изящные мейссенские тарелки неуместно соседствовали с викторианскими сувенирами в лентах и бантиках, с видами Брайтона и Саут-Энд-он-Си [17] вдобавок; пивная кружка — толстяк в костюме XVIII века, уперший в бок руку, скорее всего ярмарочный трофей — стояла между стаффордширским — явно подлинным — барельефом времен королевы Виктории, с изображением Уэсли, [18] читающего проповедь с двухъярусной кафедры, и великолепным бюстом герцога Веллингтона из паросского мрамора. Рядом с дверью висела картина на стекле — похороны принцессы Шарлотты, а над ней голова лося в панаме, залихватски надетой на левый рог, с мрачным неодобрением устремляла стеклянный взор на огромную, свинцового цвета гравюру «Атака кавалерийской бригады».
17
Брайтон и Саут-Энд-он-Си — фешенебельные приморские курорты на юго-востоке и юге Англии.
18
Уэсли, Джон (1703–1791) — англиканский священник, лидер оксфордской группы глубоко верующих ученых, ставший основателем методистской церкви.
Теперешняя кухня находилась где-то совсем рядом: Дэлглиш мог слышать приятное негромкое позвякивание и время от времени чуть слышный глухой стук спустившегося подъемника, доставлявшего еду из расположенной на втором этаже столовой. Только один из четырех столиков был накрыт, скатерть и салфетки безупречны, и Экройд с Адамом уселись у окна.
Меню и карта вин уже лежали справа от тарелки Экройда. Беря их в руки, Экройд сказал:
— Планты уже здесь не работают. Вместо них у нас теперь Джексоны. Я не вполне уверен, но мне кажется, что миссис Джексон готовит еще лучше. Нам повезло, что мы их заполучили. Она и ее муж держали частный дом для престарелых, но им надоело жить в провинции, захотелось вернуться в Лондон. Им нет необходимости зарабатывать на жизнь, но работа в клубе им нравится. Они придерживаются традиции подавать только одно горячее блюдо к ленчу или к обеду. Очень разумно. Сегодня — салат из тунца с белыми бобами, а на второе — жаренный на решетке барашек со свежими овощами и зеленым салатом. На десерт — лимонный торт, а затем — сыр. Овощи будут свежие. Мы по-прежнему получаем овощи и яйца с приусадебного участка молодого Планта. Вы посмотрите карту вин? Какое вино вы предпочитаете?
— Оставляю это на ваше усмотрение.
Экройд принялся вслух размышлять над картой вин. Дэлглиш, любивший вина, но не любивший о них говорить, одобрительным взглядом осматривал «Укромный уголок», который вопреки — а может быть, и благодаря — царившей здесь атмосфере эксцентричного, но хорошо организованного беспорядка создавал удивительное ощущение покоя. Не гармонирующие друг с другом предметы не были здесь расставлены так, чтобы произвести впечатление, но с течением времени обрели некое право занимать именно то место, которое и занимали. Порассуждав о достоинствах и недостатках вин, указанных в карте, Экройд, вовсе не ожидавший, чтобы его гость принял в этих рассуждениях участие, остановился на шардонне. В ауре суетливой конфиденциальности, неся с собой аромат свежеиспеченных булочек, перед ними вдруг, словно в ответ на тайно поданный сигнал, появилась миссис Джексон.
— Как приятно познакомиться с вами, коммандер. [19] Мистер Экройд, сегодня «Укромный уголок» исключительно в вашем распоряжении. Мистер Джексон позаботится о вине.
Когда им подали первое блюдо, Дэлглиш спросил:
— А почему миссис Джексон одета как медсестра?
— Я полагаю потому, что она и есть медсестра. Когда-то она работала старшей сестрой. Она, по-моему, еще и акушерка. Но у нас здесь вряд ли найдется повод использовать ее в этом качестве.
19
Коммандер — высокий чин в английской столичной полиции, соответствующий чину подполковника в армии.