Первозимок
Шрифт:
– Что будем делать?..
– войдя к ребятам в ельник, спросил Федька Нос, слово в слово повторив для остальных то, что говорил Витьке.
– Я есть хочу, - неожиданно заявил Виталька.
– Да?..
– рассеянно переспросил Федька Нос.
– Мы ж поели, а он - ничего с утра...
– оправдал брата Димка.
– Да я не про то...
– Федька, обхватив руками колени, поглядел в землю.
– Что дальше будем делать?
Мальчишки молча, выжидающе глядели на старших, зная, что решать в конце концов будут они.
– Давайте в деревню сходим. Может, кто-нибудь все-таки есть...
–
– В деревню не пойдем. В деревню никто не пойдет, - категорически возразил Федька Нос.
– Я говорю: ушли все. А нам нельзя немцам попадаться... Может, деревню под наблюдением фрицы держат.
– И он вздохнул.
– Ладно... Давайте сначала Витальку покормим. Это ж он ради нас бежал...
– У меня еще кусочек курочки есть...
– с готовностью предложил круглолицый, тихий и застенчивый, как девочка, Митроша.
– Вот и хорошо! У меня хлеб есть, огурцы, соль...
– перечислял, выкладывая свое богатство, Федька Нос.
А Митроша, передав Витальке недоеденную куриную ножку, робко спросил:
– А где теперь маму искать?..
И в глазах у каждого застыл тот же вопрос.
– Я сказал: мамы ушли. Потом их найдем!
– решительно заявил Федька Нос.
– На край света они ж не уйдут?! А если выслали их или в плен взяли - найдем и отобьем! Понятно?!
– Партизанами будем?!
– оживился Митроша.
– Вот именно!
– сказал Федька Нос.
– Будем партизанить! Но только сначала нам надо хоть ненадолго устроиться где-то. Хоть на сегодня, на ночь... Обдумать все наперед. Потом двинем к лесу!
– Федя...
– негромко вмешался Димка.
– Айда на пасеку?
Его предложение прозвучало так буднично, так привычно, что все невольно заулыбались в ответ, как будто не было у них тревожного рассвета позади, не было канонады, не было зарева над лесом и этого терпкого запаха гари, что доносился к ним от деревни.
Ведь так и бывало раньше: когда оказывалось, что ни на речку, ни в лес, ни на луг уже не хочется, кто-нибудь вспоминал: «Айдате на пасеку!» - и всей толпой двигали к старому-старому деду Филиппу.
– Значит, на пасеку!
– обрадовался вместе со всем Федька Нос.
Когда вместе с Виталькой перекусили, чем пришлось, и остальные, тронулись в путь.
– Деревню будем обходить стороной, возле опушки!
– распорядился Федька Нос.
– Чтобы нас не было видно, а нам - все, и как можно дальше. Так всегда делают разведчики.
Возражений против этого не было.
Опять вошли в лес и далеко стороной от деревни, в обход поля, двинулись по направлению к пасеке.
Заметно оживились все. А колготной Витька прямо-таки не мог идти спокойно и то забирался в бурьян, то обследовал случайный боярышник, все время забегая вперед. Его крик и остановил всех:
– Рожь, ребята! Смотрите, рожь!
За деревьями, в двухстах метрах от опушки, виднелся давно-предавно знакомый всем ток. В уборочную здесь побывал и поработал почти каждый.
Удивило то, что посреди тока возвышался огромный, невывезенный и неприбранный бурт ржи.
– Ты смотри-ка... Совсем нетронута...
– пробормотал Димка, когда ребята переступили утрамбованную кромку колхозного тока, и показал Федьке Носу в правый конец бурта: -
– А я там лопатил...
– невесело отозвался Федька Нос.
– И я тогда был тут!
– вмешался горнист Алешка.
– Когда дождь ливанул, помнишь, бурт брезентом накрывали?!
– Еще бы не помнить!
– соврал Федька Нос.
А малыши, во главе с Митрошей и Виталькой, уже пересыпали в горстях литое, звонкое даже на вид зерно.
– Как это немцы не заметили?
– удивился Димка.
– Тут дважды два сжечь! Может, для себя приберегли?
– Нет, вряд ли...
– возразил Федька Нос.
– Просто не заметили...
– Раздумывая, он уловил какую-то важную для него мысль и обрадовался: - Насчет зерна - это мы еще решим! Э-эй! Оставить пока зерно! Двигаем дальше. Надо сначала определиться.
На подходе к пасеке все, как по уговору, умолкли и шли, стараясь не ломать ветвей, не шелестеть без толку. Потом надолго затаились в кустах. Присматривались, прислушивались.
Никого. Лишь еле улавливаемое гудение пчел свидетельствовало, что они у цели.
Подошли к тыльной стороне куреня. Это было их самое заветное местечко... Опять с минуту вслушивались. А когда выглянули из кустов - обомлели.
По всей территории пасеки зияли воронки. Два-три десятка опрокинутых и разбитых ульев. Черные пятна обожженной земли...
Пчелы, взбудораженные погромом и резкими, непривычными запахами, гудели возле куреня надсадно, будто ропща или негодуя, жалуясь...
Но самое страшное ждало мальчишек впереди. Предчувствуя недоброе, они заглянули в курень. Деда Филиппа не было, хотя все лежало и висело на своих местах, как они привыкли видеть: посуда, одежда, инструменту Громко, несколько раз окликнули старика.
Тихо.
Вдруг со стороны дальних ульев послышался испуганный возглас Митроши. И тут же, белый как полотно, выскочил на поляну перед куренем он сам.
– Там...
– показал дрожащей рукой на край пасеки, - дедушка...
– А ну, чтобы больше никому не отходить!
– неожиданно зло прикрикнул Федька Нос. Никогда он так грубо не кричал на пацанов. Совсем не кричал.
– Еще кто отойдет без спроса - уматывай, двигай как хочешь без нас!
– Показал на курень.
– Ждать всем здесь. Димка, Витек, со мной!
Тело деда Филиппа, приваленное двумя колодами, лежало под липами, на краю пасечной поляны.
Никого не было у деда, кроме пчел. И погиб он, когда хотел спасти их.
– Давайте...
– показал головой Федька Нос, - освободим...
Старшие втроем отвалили колоды и перенесли тело чуть в сторону от ульев, под единственный в окрестностях дуб, посаженный и выхоженный дедом Филиппом.
– Тут и похороним...
– сказал Федька Нос. А когда возвратились в курень, распорядился:
– Димка, ты со своей гвардией...
– Спохватился: - Надо хоть посчитать нас!
– И ткнул пальцем поочередно в. каждую голову.
– Пятнадцать у тебя! Оденьте сетки. Покусают - злые пчелы. И сколько там осталось неразбитых ульев - перенесите на полянку.
– Показал: - Вон там, знаете, маленькая поляна, где рябина. Их не так заметно будет. А мы с Витькой... Надо хоть одеяло какое... Возьмем лопаты и займемся там, у дуба...